Зальция Ландман - Еврейское остроумие
Несколько дней спустя к губернатору явилась еврейская делегация и доложила:
— Господин барон, из уважения к вашей выдающейся личности вся община решила поменять свои фамилии на Банфи!
В Вене утверждают, что фамилия "Винер", которую носят многие евреи, произошла не от города Вены (Wien), а от польского "Поллак", а именно: Поллак — Поллачек — Плачек (placzyc — по-польски "плакать", по-немецки weinen) — Вайнер — Винер.
Янкель Шмулович из Тарнополя разбогател в Вене и теперь хочет носить настоящую немецкую фамилию. После долгих переговоров с чиновниками он заявляет, что согласен отныне называться "Юлиус Шмид".
— Я взял себе новое имя, — рассказывает он своему компаньону.
— Ну и как же тебя теперь зовут?
— Теперь у меня настоящее немецкое имя… Погоди-ка, я его забыл… Вот, вспомнил: "Шмулиус Йид"!
Химия — типично еврейская наука, потому что четыре важнейших элемента составляют имя Кон (COHN): С — углерод, О — кислород, Н — водород и N — азот.
Яков Бардак недоволен своей фамилией и подает прошение о ее изменении, но получает отказ. И тут он узнает, что в Италии такие просьбы за определенную плату удовлетворяют запросто. Так, совсем незадолго до этого еврейский композитор Рубен Левенпферд получил разрешение изменить свое имя на Руджеро Леонкавалло. Яков едет в Италию, подает заявление, платит небольшую сумму и через две недели получает ответ: ему разрешается изменить имя Яков Бардак на Джакомо Борделло.
Кон и Абелес сидят в кафе. Оба горестно вздыхают.
— Почему вы грустите? — спрашивает Кон.
— Я думаю о жизни, — отвечает Абелес.
— И до чего вы додумались?
— Что такое, в сущности, наша жизнь? Вот мы сидим с вами в кафе. Через несколько лет вы умрете, вас похоронят на кладбище, над вами вырастет трава, потом придет корова, сожрет эту траву, переварит ее, опорожнится, а потом я приду на вашу могилу, увижу следы всего этого и скажу себе: "Да, как все-таки изменился господин Кон!"
Через какое-то время Абелес спрашивает Кона:
— А почему вы так грустны, господин Кон?
— Я тоже задумался о жизни. Видите ли, что такое, в сущности, наша жизнь? Мы сидим с вами в кафе, господин Абелес, а через несколько лет вы умрете, вас похоронят на кладбище, над вами вырастет трава, корова придет и сожрет эту траву, переварит ее, опорожнится, а потом я приду на вашу могилу и скажу себе: "А господин Абелес совсем не изменился, как был дерьмом, так и остался".
Некто приезжает в чужой город, чтобы навестить Янкеля Оппенгейма. Он встречает на улице старого еврея с длинной бородой и спрашивает его:
— Не могли бы вы мне сказать, где живет Янкель Оппенгейм?
Старик, оглаживая бороду:
— Янкель Оппенгейм? Нет, я такого не знаю.
Они расходятся. Вдруг старик оборачивается и кричит:
— Кто вам нужен — реб Янкель Оппенгейм? Да, конечно, реб Оппенгейм! Так это я! (Реб — это почетный титул не только для раввинов, но для каждого уважаемого еврея.)
Приезжий еврей на улице обращается к местному еврею:
— Извините, не могли бы вы мне сказать, где живет реб Айзик?
— Айзик? Не знаю.
— Быть не может! Такой запоминающийся человек, сутулый, говорит фальцетом…
— Айзик — сутулый — говорит фальцетом… Нет, не знаю.
— Но ведь он здесь родился, вы должны его знать! Он еще ходит в замызганном халате и глаза у него слезятся.
— Айзик — сутулый — говорит фальцетом — замызганный — глаза слезятся… не знаю.
— Попробуйте вспомнить, он определенно живет здесь! Его еще все называют "парех" (буквально — "парша", в переносном смысле — выродок).
Местный житель, просияв:
— Так вот вы о ком! Конечно, Айзик-парех, кто ж его не знает. Я покажу вам, где он живет! Умный еврей, образованный, из хорошей семьи…
Из отчета о поездке: "…И потом мы попали в грязные закоулки, где иудаизм сохранился во всей своей чистоте".
Негр сидит в трамвае в Нью-Орлеане и читает еврейскую газету. Белый еврей похлопывает его по плечу и осторожно спрашивает:
— Быть только негром — вам этого мало?
В субботу даже рвать цветы нельзя.
Жена советника коммерции Бирнбаума смотрит с веранды в сад и видит, что ее маленькая дочка рвет цветы. Тогда она говорит с мягким упреком:
— Брунгильда, сегодня же шабес!
На Ривьере. Кон выпил рюмку коньяка и зовет:
— Гарсон, счет!
— Пять франков, — отвечает официант по-французски. Кон:
— Мецие (в смысле — большое дело! дешевка!). Официант улыбается.
— Чему вы улыбаетесь, гарсон?
— Смешно, все немцы называют наш коньяк "Мецие"!
В чем разница между коровой и евреем?
Корову сначала выгоняют, а потом доят. А еврея сначала доят, а потом выгоняют.
Кон и Леви сидят в венской кофейне и читают газеты.
— Смотри-ка — Этна начала действовать! — говорит Кон.
— Кто эта Этна?
— Это такой вулкан в Италии, он выбрасывает пламя. Леви, задумчиво:
— Для нас, евреев, это хорошо или плохо?
В лавку Лакрица приходит человек, кладет на прилавок один шиллинг и говорит:
— Сегодня утром вы дали мне лишний шиллинг сдачи. "Сколько же я дал ему лишнего, — размышляет Лакриц, — что он возвращает мне целый шиллинг!"
— Папа, что такое капитал и что такое труд?
— Сейчас я тебе объясню. Если я возьму в долг у богача Зильберштейна сто рублей, то это капитал. Но если Зильберштейн попытается вернуть их себе, то это будет труд.
Лучше быть богатым, если только здоровье позволяет. А бедному — что за радость от болячек?
Старый Кон посылает сына в Париж, чтобы тот научился там хорошим манерам. По возвращении, когда сын рассказывает о Париже всему семейству, отец вдруг чихает. Сын молчит. Отец опять чихает. Сын молчит. Отец чихает в третий раз, причем очень громко. Поскольку сын и теперь молчит, отец не может больше сдерживаться и говорит обиженно:
— Я послал тебя в Париж, чтобы ты научился там хорошим манерам, — а ты не скажешь мне даже "будь здоров!" или "Бог в помощь!", когда я чихаю.
— В Париже, — отвечает сын, — хоть ты лопни, тебе тоже ничего не скажут.
— Леви, какие на тебе роскошные носки!
— Натуральный шелк! — гордо отвечает Леви.
— Твой отец тоже носил такие, только, правда, на спине (имеется в виду — как разносчик).
Вайс впервые пришел на бега. Он поставил на никому не известную лошадь — и выиграл! Тотализатор выплатил ему 641:10.
Пинкус стоит рядом, бледный как полотно, и просит:
— Ну скажи мне, кто дал тебе этот совет?
— А зачем мне чей-то совет? Я прочел: "Конюшня Розенфельда, кличка лошади — Рахель". Вот я и сказал себе: это же еврейская лошадь, уж как-нибудь прорвется!
Макс стал советником коммерции. Новак очень удивлен этим:
— Смотри-ка, а я и не знал, что Макс тоже еврей!
Бедный коммивояжер говорит шефу:
— Я хотел бы жениться на вашей дочери.
— Это называется наглость! Вон отсюда!
— А если бы я был компаньоном богатого Блоха, я получил бы ее?
— Конечно. Но это же чистый бред!
Коммивояжер идет к Блоху:
— Я хотел бы стать вашим компаньоном.
— Это называется наглость! Вон отсюда!
— А если бы я был зятем своего шефа, вы бы согласились?
— Конечно. Но ведь это бессмыслица!
Три месяца спустя коммивояжер стал и тем, и другим.
Фрау Грюн ездила на лечение в Баден-Баден. В вагоне, по пути домой, она то и дело об этом говорит.
— А куда вы поедете отдыхать? — высокомерно спрашивает она бородатого еврея в лапсердаке.
— Ну, куда же еще, — отвечает тот, — в Гомель-Гомель.
В чрезвычайно тщеславном венском обществе в свое время ходила шутка: мол, "директор" — это просто еврейское имя.
Кон — постоянный посетитель одной из венских кофеен. Правда, он разорился, но очень услужливый и вежливый официант, не обращая на это внимания, называет его по-прежнему "господин директор":
— Не желает ли господин директор маленькую кружку темного? Стакан воды для господина директора — и т. д.
Кон равнодушно принимает его любезность. Но однажды он входит в кафе в приподнятом настроении. Когда официант, по обыкновению, приветствует его: "Имею честь, господин директор!", он знаком просит его отойти в сторонку и как бы невзначай сообщает:
