Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган
— Что?!? Меня изнасиловали?!? — почему-то бешено взъярилась и возмутилась я, оскорбленная таким предположением до глубины души. Этого никто не мог… Да и я совершила бы самоубийство еще до этого, выключив сердце. И врагам достался бы только труп. — Ты в своем уме?!
— Ну, ты кого-то, — тут же поправился Радом, отмахнувшись.
Я ахнула! За кого он меня принимает… Я… я не насилую мужчин на войне… Хоть иногда и очень хочется…
— Это бывает во время военных действий. И по времени как раз сходно с войной…
— Значит, она из Славины? — сказала Тигэ.
— Точно! — сказал Радом. — Вот и объяснение ее способностям… И никакой принцессы не надо. Венчай нас!
Старуха Тигэ вместо этого зачем-то потрогала его лоб. Странный обряд какой-то, я такого еще не видела, — подумала я и радостно стала рядом с Радомом.
— Ты точно повредился в уме, — сказала она. — Хотя температуры вроде и нет…
Я только устало вздохнула. Концерт по заявкам на сегодня отменяется за отсутствием официального оформления актеров.
— Радом, — все же спросила я вечером. — А как быть с тем, что я, быть может, женщина?
— Надо быстрей это проверить…
— Не станет ли это между нами непреодолимой преградой? Я люблю тебя, и меня другого не будет — я не умею двоиться, это я знаю точно… Но не будешь ли ты все время вспоминать это самое?
— Дурочка моя маленькая, если ты еще раз напомнишь, что ты уже возможно женщина, то я не выдержу, и мне не станет преградой даже твоя одежда. И старуха Тигэ тоже, вздумай она залезть между нами…
Я затряслась от еле сдерживаемого смеха.
Он подумал и ласково сказал:
— Я человек, а не какое-то животное… И я люблю тебя. И честно говоря, хотя мне и хотелось бы быть для тебя первым, но я просто люблю тебя и не думаю об этом… Мне кажутся такие мысли неблагородными и подленькими. И ты меня оскорбляешь такими мыслями. Если любимая сердцем чиста, какое это имеет дело?
Я всей душой потянулась к нему.
— Я люблю тебя, Радомушка. Такого как ты есть. Просто люблю… — сказала я у него на груди… — И у нас будет много детей, а я буду тебе верна всегда…
Я уснула у него на руках, но на этот раз он держал меня нежно и осторожно, словно боясь оскорбить меня слишком вольным движением, будто я была невинная девушка…
Надо сказать, что на следующий день я вела себя скромнее. Даже не раздевалась бесстыдно.
— Совсем ненормальное положение, — вздохнув, сказала я. — Вроде и замужем, и вроде нет. Вот и получается такое извращение, ни раздеться перед мужем, ни одеться.
— Можешь раздеться, — шепнул мне муж, щекоча. Я заливисто засмеялась, закидывая голову, забыв обо всем. Вскоре все было забыто. Но, хотя и загорала временами, но вела себя уже не так бесстыдно, рассудив — семь бед один ответ.
— Расскажи хоть, как ты убежала второй раз? — спросил он меня. — Чтоб я был хоть подготовлен…
Я честно рассказала до того момента, как села в лодку, и сколько прошло времени после того, как я встала. Он смеялся, как зарезанный. Тигэ ему помогала.
— Ну дочка, так дочка, — сказала она, вытирая непрошенные слезы.
— Может, мы не будем заезжать туда? — с надеждой спросила я. — Может, мы сразу поедем искать мои следы?
— Так-так, — сказал Радом, уловив в моем голосе явное нежелание. — Я думаю, этим дело не ограничилось. А ну выкладывай, что там произошло.
Я обиженно отвернулась.
— Дальше я не помню, — сказала я тихо-тихо, чтоб никто не слышал эту наглую ложь. — И вообще, лучше к ним не заезжать, — тут же добавила я честно для равновесия.
— Врать не хорошо, — вздохнув, сказала Тигэ. — Но, я думаю, они живы…
— Эх! — Радом только вздохнул.
Я прильнула к нему.
— Не подлизывайся! — сказал он. Но обмяк и скоро обо всем забыл…
— Радом, я если я все же твоя невеста, ты что — убьешь меня? — играя его волосами, спросила я.
— Губа не дура! — сказал он. — Во-первых, мне тогда надо на тебе быстрей жениться. Тэйвонту не пойдет против своей Семьи. А жена становится тэйвонту, хоть и по мужу… А во-вторых, ну у тебя и запросы! — засмеялся он. — Ишь, как размахнулась!
— А кто она? — невинно спросила я.
— Это тайна, — прошептал он мне на ухо, касаясь губами мешавшего локона. — Но если б ты была она, то меня не подпустили бы теперь к тебе на пушечный выстрел. И, скорей всего, еще в столице за тобой вырядили бы целую армию…
— А может, они боятся за армию? — невинно спросила я. — И надеются, что все решится само собой: я стану твоей женой, забуду про все, и буду нянчить маленьких Радомчиков, которых кто-то мне наделает…
— Этот кто-то в сем клянется! — сказал Радом. — Худенькой тебя не оставим…
Я вздохнула.
Что не сегодня.
— Но ты точно не она, — лукаво шепнул Радом. — Та была, говорят, вызывающе серьезного поведения, и строга и неприступна была, как богиня…
— Как к кому, — печально сказала я.
Мы оба, обнявшись, засмеялись.
По моей просьбе несколько часов в день и вечером Радом тренировал меня на мечах. Хотя времени уделялось сравнительно немного (по меркам тэйвонту и по моим собственным, ибо я привыкла тренироваться по четырнадцать часов в день), но в эти часы я выкладывалась так, что меня приходилось нести на руках до родника, реки и постели. Радом откровенно любовался мной. Чувствовалось, что тренировать меня ему доставляло ни с чем несравнимое удовольствие.
Тигэ тоже помогала нам, устраивая мне спарринги против двоих одновременно, чтоб я с самого начала привыкала к живому бою. Но на мечах с Радомом я боялась.
— Боюсь, — качала я головой, когда Радом приказывал нападать во всю силу. — Убью еще тебя нечаянно, а потом хоть волосы по тебе рви.
Радомушка мой только смеялся. Все-таки он был настоящий Мастер. Это было искусство, которое захватывало дух. Он мог обезоружить меня одним движением, даже не вынимая меча. Голыми руками…
Я злилась и тренировалась еще упорней. Требуя у Радома и Тигэ, чтоб они дрались при мне, когда я была обессилена.
А я впитывала их бои самим своим естеством, основой сознания, так что они скоро из меня поперли наружу…
— Ты быстро учишься, — довольно сказал однажды Радом. — У меня никогда не было такой упорной и талантливой ученицы. Я передам тебе все, что умею…
Я напала на него. Он легко отбился, перекрутил мой меч через спину, отобрал и захватил меня в объятия так, что я не могла шевельнуться, только стонала.
— И сделаю это с удовольствием!
— Смотри Радом, — пригрозила ему я, — если ты будешь обнимать меня каждый раз, отбирая меч, я стану совсем плохим воином. Ибо бессознательно буду бросать его, чтоб оказаться в твоих руках!
Он только засмеялся.
— Ты можешь сделать то же со мной! — лукаво сказал он. — Обнимать меня при моем поражении… Это стимулирует победу.
Тут засмеялась не только я, но даже старуха Тигэ…
Мы прибыли на заимку действительно вместе Рихадо. Он, похоже, просто ждал нас в дельте реки, через которую шел сухопутный путь через мосты.
— Вот это конь! — уважительно сказал он. — Знаменитый! Если я не ошибаюсь, это тот самый зверь, что терроризировал Дивенор последние несколько лет?
Дар его ударил за такое оскорбление ногой. Я еле успела его сдержать. Хорошо еще — попало по животу, железно оплетенному мышцами и выдерживающему у тэйвонту страшные кулачные удары. Но Рихадо ахал и охал до самой заимке, сидя на коне впереди Тигэ, которая лечила его известными только ей средствами…
Бесстыжая… А еще старуха…
Заимка встретила нас, ощетинившись амбразурами и заложенными мешками с песком окнами, в которых угрожающе торчали арбалеты.
— Что за притча! — выругался Радом, и, оставив меня на Тигэ. И, приказав всем вынуть оружие и быть настороже, пошел выяснять. Он хотел оставить мне плащ, но я хладнокровно сказала, что в этом случае пойду впереди его, закрывая его от стрел, и никто меня здесь не удержит… Он понял, что это последнее слово, и сдался. А по-моему, он уже просто привыкал подчиняться жене. Ибо для самих тэйвонту, так же, как и в Славине, в состав обряда обязательно включалась формула о повиновении мужа жене и главенстве жены в семье… Это было надежно и решало все конфликты в зародыше, ибо жена умнее и компромисснее. И гасит их в сперматозоиде. Но, может быть, поэтому они так осторожно и ответственно женились… Вообще-то, лучше, чтоб меня венчал священник тэйвонту — вдруг поняла я.
Наконец, они там открыли и немного "разоружились". Боже, ну и видок у них был.
Сплошные калеки, все в гипсе и бинтах!
Нельзя сказать, что я опечалилась и заплакала от их вида… Это была бы злостная клевета. Но неправда и то, что я хохотала во все горло, как пыталась оговорить меня потом Радому старуха Тигэ… Я тихо, и тряслась… Но овладела собой при виде Радома.
Когда они увидели меня, их лица побелели.
