Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 3)
У шефа гестапо загорелись глаза. О, нет! На крюке крана сидит не просто идиот, а политический преступник, усомнившийся в победе фюрера. Вот она, ниточка, которая приведет к распутыванию большого клубка заговорщиков против победоносной войны. О, знать, недаром судьба забросила этот вагон к богу на небо и в нем пришлось мерзнуть и дрожать от страха ночь.
- И что же? Что же вы в нем написали фюреру? - высунув голову из окна, нетерпеливо поторопил фельдфебеля бригаденфюрер.
- Я вижу, вы порядочный человек, а не полная свинья, как следователь гестапо, - сказал Карке. - И потому я с удовольствием прочту вам это письмо. Оно как раз при мне.
Карке засунул руку в корзину с сеном, покопался там и извлек откуда-то со дна большой треугольник.
- "Наш обожаемый фюрер, - начал читать он. - Обращается к вам национальный герой Германии..."
- Кто такой национальный герой? - спросил бригаденфюрер.
- Как? Разве я вам не представился? - спохватился Карке. - Извините, господин бригаденфюрер. Национальный герой - это я, Фриц Карке. Высокое звание я получил на знаменитой высоте под Смоленском. Там вместе со своим приятелем, стреляя назад, я снизил скорость нашего победоносного отступления с сорока километров до тридцати пяти. За это с меня сняли штаны, кальсоны и отослали их как боевые реликвии в музей Кайзера в Берлин. А с вас еще штаны не снимали, господин бригаденфюрер?
- Читайте письмо, - приказал бригаденфюрер, поморщась.
- Читаю, да, да. Итак, я писал: "Наш обожаемый фюрер! Обращается к вам национальный герой Германии Фриц Карке из непобедимой сто восьмой егерской дивизии. Пока идет мое письмо, нашей дивизии, может, уже и не будет, но все равно номер ее останется, и вам, обожаемый фюрер, легче будет представить, откуда пришло это письмо. А пришло оно к вам из-под Москвы, где нас весьма скверно встретили русские и мы затем под вашим блестящим руководством сверхпобедно начали наступление назад. Мы, наш фюрер, готовы были двигаться и дальше, но нас остановили за Сухиничами и сказали, что мы должны тут зимовать. И выходит, что же? Нас обманули? Обещали закончить войну до зимы, а теперь отложили до весны, а там скажут, потерпите до осени. Я, наш фюрер, готов терпеть, а вот супруга? Может ли терпеть красивая, статная, полноногая девушка, на которую из-за шторы подсматривает штурмовик?"
- Изумительно! Читайте дальше, - предвкушая поощрение за разоблачение крупного политического преступника, потер руки шеф гестапо.
- "Может ждать, - скажете вы, - если она сознает, что муж находится при исполнении высокого национального долга". Я тоже так думал, а вот поездка в отпуск показала, что высокий патриотизм наших жен длится лишь до первого подсматривания квартирантов-штурмовиков из-за шторы. Всему этому способствуют также и речи господина доктора Геббельса. К чему он призывает наших жен? "Проявляйте высокий патриотизм в тылу. Рожайте побольше солдат для Германии". А от кого же родит моя супруга, если я в окопах? Вот вопрос, который гложет меня, наш фюрер".
- Кто, кроме вас, сочинял это письмо? - спросил бригаденфюрер, сияя.
- Как кто? Сам сочинял.
- И что же? Что же вы в нем просили?
- Сущие пустяки. Я просил фюрера отозвать меня в тыл для проявления "патриотизма", к которому призывает доктор Геббельс.
- А кто же будет воевать, уничтожать Советы? - спросил шеф гестапо.
- Как кто? Штурмовики, кляйстляйтеры, гауляйтеры... Я, господин бригаденфюрер, выдвинул в письме фюреру совершенно оригинальную идею.
- Какую же?
- Устроить обмен. Нас, окопников, - в тыл, а тыловиков - в окопы. И думаю, что я получу за эту идею Железный крест. А как вы думаете, господин бригаденфюрер? Получу я крест или нет?
- Да, да, получите, - кивнул бригаденфюрер. - Дайте мне ваше письмо. Я пошлю его по назначению.
- Вы? Как же вы пошлете, если висите на волоске от смерти? Вагон вот-вот сорвется. Нет уж. Лучше я его сам отправлю, - сказал Карке и сунул письмо в корзину, но тут ветер выхватил из корзины сено, и письмо замелькало в воздухе.
- Держи! - крикнул бригаденфюрер, рванувшись в окно.
Вагон покачнулся, скрипнул и... с треском и грохотом, ломая ферму, сокрушая старые ракиты, полетел в пропасть. В последнее мгновение Карке схватил шефа гестапо за голову, но не удержал. В руках у него остались лишь кепка бригаденфюрера да клок его седых волос.
13. ГЛАВА, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ, ЧЕМ КОНЧИЛАСЬ МЕТЕЛЬНАЯ НОЧЬ ДЛЯ ФОН ШПИЦА И КАК ЕГО "УТЕШИЛ" СЫН ВИЛЛИ
Кто знает, что было бы с попавшим в метель генерал-майором фон Шпицем, если бы он не укрылся в хлевке злобной сухиничской старухи? Ясно одно. Навозная куча, десятиминутное пребывание в теплой избе, дыхание коровы смягчили удар проклятой русской зимы, и фон Шпиц отделался незначительным. У него отпилили только одну отмороженную ногу.
Отпиливали опытнейшие мастера, вызванные из Берлина. Чудесно отпилили! Ровно, экономно, расчетливо. За какой-то один месяц култышка срослась, затянулась кожей и ныла лишь изредка, к непогоде. Словом, все шло великолепно. Меж тем фон Шпиц никак не мог забыть свою любимую левую ногу. Как ее забудешь, когда ею маршировал по плацу интендантского училища, когда однажды сам фюрер привел в пример взмах его левой. "Вот так надо маршировать, господа офицеры, сказал он на тренировке к военному параду, - так, как марширует майор фон Шпиц. Его левая нога поднимается выше носа!"
Выпадали ночи, когда фон Шпицу снилось далекое детство. Он бегал босым или в красивых белых тапочках по траве и ловил бабочек либо пускался наперегонки с девочкой из соседнего поместья. И тогда ему было вовсе невмоготу. Проснувшись, он нервно ворочался, стонал, скрипел зубами и рыдал, как ребенок. Вот чем, вот как закончилась его война в России. Кто бы думал, что ему на старости лет колтыгать на деревяшке...
Как-то во сне к нему подошел Гитлер. Сел близ койки, положил руку на его плечо;
- Больше бодрости, генерал! Потерять ногу во имя Германии - это патриотично! Мы предвидели это и заготовили миллионы деревянных, резиновых ног. Вся Германия скрипит уже протезами. Мужайтесь! Равняйтесь на фюрера! Я остался без головы и не хныкаю. Взгляните!
Фон Шпиц посмотрел на фюрера и отшатнулся. Фюрер сидел и в самом деле без головы. На шее его торчала такая же, как и на отрезанной ноге, култышка.
- Мой фюрер! Как же вы будете жить, командовать войсками? - спросил фон Шпиц.
- К черту голову! Я уничтожу мир и без головы... Каждое утро к фон Шпицу подсаживался лазаретный психиатр и проводил с ним сеанс внушения. Он говорил, что нога для человека мало что значит, что с одной ногой жить даже лучше, экономичней, меньше расходов на обувь, носки, портянки, а если генералу уж так хочется иметь еще одну ногу, то при современном развитии техники ее могут сделать в точности такой же, какую и отрезали. Однако на фон Шпица эти внушения не действовали. Он тосковал по отрезанной ноге и проклинал сухиничскую старуху за то, что та не приютила его, не обогрела, а, запугав партизанами, выгнала на мороз.
В середине месяца начальник госпиталя лично принес фон Шпицу письмо.
- От сына, господин генерал, - сказал он, поклонясь. - Надеюсь, в нем приятные для вас вести. Письмо-то не из окопов, а из Берлина.
С волнением раскрывал письмо старый фон Шпиц. От Вилли он не имел вестей вот уже два месяца. А так хотелось знать, что там дома: как идут дела фирмы, получил ли сын новую отсрочку от фронта, а самое главное - родился ли продолжатель рода Шпицев?
"Мой папа! - начиналось письмо. - Мы, слава богу и фюреру, живы, здоровы и шлем тебе и твоим подчиненным пожелания новых блистательных побед на Восточном фронте. Ваше триумфальное продвижение под Москвой, на которую вы теперь смотрите уже и без биноклей ("Да, да, мы на нее "смотрим" из-под Сухиничей, горько кивнул фон Шпиц. - Побольше верьте доктору Геббельсу"), - вдохновило всю Германию. Дела нашей фирмы что-то приостановились, так как от тебя нет никаких вестей. Пожалуйста, не молчи, папа, и, как только вступите в Москву, дай знать. Мне очень хочется посидеть с тобой в Московском Кремле и вместе обсудить, где нам поселиться после покорения России - на Урале или на Кавказе? ("Я было уже поселился, сынок, - пробормотал фон Шпиц. - В сухиничском овраге".) В последнем письме ты спрашивал меня, папа, когда тебя можно поздравить с продолжением рода Шпицев? Прости меня, папа, но поздравить тебя, к сожалению, не могу. У меня не поворачивается язык, хотя Марта и родила сына".
Фон Шпиц, забыв о боли, вскочил и, размахивая письмом, закричал:
- Хох фюреру! Зиг хайль Германии! Вперед, фон Шпицы! Хох! Хох! Хох!
В палату вбежали санитары, врачи, ходячие больные.
- Что с вами, господин генерал?! С чего такая радость?
- Поздравьте меня. Обнимите. У меня великая радость! Величайшая радость!
- Но скажите же какая?
Фон Шпиц, сидя на койке, поднял в потолок палец:
- У меня... У меня родился внук! Продолжатель славного рода фон Шпицев!
