Анатолий Софронов - Странный доктор
Голубь. Не пропал... Не пропал... Кажется, я не уверен в этом. Человеку всегда хочется немного тепла...
Трубачева. Что же вы замолчали?
Голубь. Я вас боюсь.
Трубачева. А я вас уже не боюсь.
Голубь. Мне будет вас недоставать.
Трубачева. Ну-ну!
Голубь. Что — ну?
Трубачева. Говорите.
Голубь. Почему вы такая?
Трубачева. А вы?
Голубь. Что я?
Трубачева. Почему вы такой?
Голубь. Я же сказал: я боюсь вас.
Трубачева. Вы же все равно уезжаете. Говорите.
Голубь. Вы осудите.
Трубачева. Говорите.
Голубь. Но я боюсь говорить... Я вам напишу.
Трубачева. А я требую: говорите.
Голубь. Хорошо... Я все скажу... Но я отойду от вас подальше.
Трубачева. Отходите куда хотите, только говорите.
Голубь. Дело в том...
Открывается дверь, с пирогом входит Пышный. На пороге стоит Гаркуша.
Трубачева. В чем дело?
Пышный. Пирог, свеженький... Только испеченный.
Трубачева (Гаркуше). Я же просила!
Гаркуша. А куда ж пирог девать?
Пышный (Голубю). С большим удовольствием самолично изготовлял данное произведение кулинарного искусства, чтоб только вы скорей отбыли из нашей местности.
Голубь. Благодарю вас, но напрасно...
Пышный. И я так считаю, что напрасно, но распоряжение начальства для меня есть высший закон. Куда прикажете поставить?
Гаркуша. На стол ставь.
Пышный (критически оглядев стол). Жалкая самодеятельность. В ресторанчике мы бы устроили сервировочку высшего класса. На уровне московского «Метрополя».
Гаркуша. Все. Свободен, товарищ Пышный.
Пышный. Не вовремя, значит, пирог появился?
Гаркуша. Пирог вовремя, а ты вот — не очень.
Пышный (Гаркуше). Я понял так, что мне пора уходить?
Гаркуша. Подыши воздухом. Освежись.
Пышный (Голубю). Когда отбываете?.
Голубь. Сегодня.
Пышный. Как же мы без вас тут будем? (Уходит.)
Гаркуша. Закрыть?
Трубачева. Закрыть. И никого!
Гаркуша уходит, щелкает ключ.
(Голубю.) Продолжайте...
Голубь. Я не могу так...
Трубачева. Сюда могут явиться в любую... И вы не скажете мне самого главного...
Голубь. А что вы имеете в виду под главным?
Трубачева. То, что вы сами знаете.
Голубь. На чем мы остановились?
Трубачева. Вы остановились на словах «дело в том»...
Голубь. Да, действительно... Дело в том... Но это абсолютно противоречит нашему тосту за одиночество...
Трубачева. Пусть противоречит. Пусть!
Голубь. Я, кажется... полюбил вас.
Трубачева. Кажется или полюбили?
Голубь. Но это все же надо как-то проверить...
Трубачева. Проверяйте!
Голубь. Мне надо уехать, чтобы проверить, люблю я вас или нет. Или вы меня загипнотизировали, затерапевтировали...
Трубачева. Вы не голубь, вы ястреб. Коршун!
Голубь. Что вы за женщина? Кто вы такая?
Трубачева. Врач-терапевт... Доктор. И еще женщина!
Голубь. Женщина, это да. Но доктор вы странный. Хорошо. Я вам сказал. Я открылся. Я вас люблю. Я ловлю каждый взгляд ваш. А вы? Вы? Ну, что же вы молчите? Что же вы молчите?
Трубачева. Теперь я боюсь вас.
Голубь. Меня? Ха-ха... Да я... Я... Я... Я никого в жизни не обидел. Я добрый... Я скрытный, но добрый. А вы, вы... Я хочу знать в конце концов — любите ли вы меня? Любите?
Трубачева. Хорошо... Теперь я вам скажу... Я вам все скажу.
За дверью слышен голос Гаркуши: «Их нет... Скоро будут. Что ж, людям нельзя и по поселку прогуляться? Погуляйте малость и вы». Голоса затихают. Трубачева и Голубь стоят, напряженно прислушиваясь.
Голубь. Неужели я так и уеду, не услышав от вас ничего?
Трубачева. На чем мы остановились?
Голубь. Какая разница, на чем мы остановились? Говорите! Говорите!
Трубачева. Я как пружина.
Голубь. Что? При чем здесь пружина?
Трубачева. Та, которую гнут.
Голубь. Кто вас гнет?
Трубачева. Вы. Да, вы... Полетела к лешему моя теория.
Голубь. Какая еще теория? При чем здесь теория?
Трубачева. Чем больше пружину гнут, тем она резче распрямляется. Я создала себе теорию, что могу жить одна. Жить сама, ни от кого не зависеть, и все отдавать другим.
Голубь. Зачем отдавать другим?
Трубачева. Знаете рассказ про цыгана, который лошадь к голоду приучал... Пять дней не кормил ее... Казалось, совсем приучил, а на шестой она сдохла.
Голубь. При чем здесь лошадь, черт возьми, когда я стою перед вами.
Трубачева. Зачем вы приехали?
Голубь. Сюда же могут каждую минуту прийти!
Трубачева. Нет, лучше я вам напишу.
Голубь. Это нечестно! Я сказал. Вы обязаны.
Трубачева. Обязана... Да, я обязана...
Голубь. Ну?!
Трубачева. Я люблю вас...
Голубь. И я! И я! И я! Ура-а!
Трубачева. Тише... Бабушка подумает, что вы идете в атаку.
Голубь. А я и иду в атаку. (Направляется к Трубачевой.)
Трубачева (отступая). Не подходите.
Голубь. Нет-нет! (Подходит к Трубачевой.)
Трубачева (заслоняется руками). Нет-нет! Не подходите!
Голубь обнимает Трубачеву. Целует. Трубачева теряет сознание.
Голубь. Что? Что с вами? Очнитесь! Да что такое? (Поднимает Трубачеву на руки, относит на диван.) Что с вами! Да что же это такое?! (Бежит к двери. Стучит.) Доктора! Доктора!
Гаркуша открывает дверь.
Гаркуша. Что ты, милый!
Голубь. Доктора! Врача!
Гаркуша. Да вон же она.
Голубь. Ей плохо! Плохо ей! Она потеряла сознание. Что делать? Что делать?
Гаркуша (подходя к Трубачевой). Голубушка, что с тобой?
Гаснет свет.
Да что с тобой?
Трубачева (в темноте). Я ничего не вижу... Я ничего не вижу.
Гаркуша. Замыкание, наверно.
Трубачева. Мне кажется, я куда-то лечу... Лечу, лечу... И так тепло... И ангелы крыльями машут.
Гаркуша. Какие ангелы, это Голубь.
Трубачева. И темное небо... Космос... Звезды горят...
Возникает музыка.
И ты видишь всех наших друзей. Они очень разные люди. Но они все хотят, чтобы мы были счастливы. Ты видишь их?
Голубь. Вижу.
Трубачева. А вы, Пелагея Терентьевна?
Гаркуша. Где ж их увидишь, когда электричество погасло.
Трубачева. Да нет же, вы ошибаетесь! Солнце ярко светит. И все пришли провожать нас в полет!
В темноте закрывается занавес. На просцениуме появляются юноша и девушка. Они поют.
Любовь и небо в звездах совместимы;
А звезды в небе — ангелы любви.
И та, что повстречается с любимым, —
Ее ты одинокой не зови.
Она идет уже другой дорогой,
Цветы в полях ей тянут лепестки;
И все ее встречают у порога,
Как крыльями, пожатьями руки.
Давайте же им счастья пожелаем,
Влюбленным всем положено оно...
Пусть все года цветущим будут маем
И небо синим флагом взметено.
Открывается занавес. На том месте, где был стол, на возвышении, покрытом голубым полотнищем и засыпанном цветами, сидят Трубачева и Голубь. Она — в ярком весеннем платье, он — в светлом костюме. Юноша и девушка повторяют последнюю строфу песни.
Давайте же им счастья пожелаем,
Влюбленным всем положено оно...
Пусть все года цветущим будут маем
И небо синим флагом взметено.
На сцену выходят Таня и Чечик. Они кладут цветы к ногам Трубачевой и Голубя. С другой стороны появляются муж и жена Муравейко, они также кладут цветы у ног Трубачевой и Голубя. Появляется семейство Карасей. Он — с кошелкой, она — с цветами. Затем Гаркуша и Пышный с огромным пирогом. Появляются Шеремет и Тысячная. Они подходят к Трубачевой и Голубю, подносят цветы и помогают спуститься им с возвышения. Взявшись за руки, все идут к авансцене и поют.
У тропки, у дороженьки
Стоит верба, качается...
И сколько здесь исхожено,
Где поле начинается.
Земля, земля-красавица;
Поля, поля зеленые...
Кто здесь кому понравится,
Те будут век влюбленные.
Пойдут они до вербочки,
К ее стволу прислонятся;
И веточками, веточкой
От холода заслонятся.
Земля, земля-красавица;
Поля, поля зеленые...
Кто здесь кому понравится,
Те будут век влюбленные.
1970
