Остап Вишня - Вот оно - село ! (сборник)
Чтобы Днепр и кручи
Было видно...
И летают по Днепру селянские челночки, а над Днепром птицы...
А Днепр плывет да плещется в зеленых берегах.
Содрогнется только, как "Коммунар" гаркнет звонким паром, и вновь плывет.
Плывет да грудь "Коммунару" подставляет... И не больно Днепру, что по груди его волнистой "Коммунар" бежит.
С чего бы ему было больно, если всего год, как увидел он на груди своей такие пароходы, как "Коммунар"?
Советская власть такой пароход оборудовала -- гордость Днепровского пароходства.
Так с чего бы ему болеть?
Наоборот, Днепр гордится, весело плещет в новенькие, беленькие борта "Коммунаровы".
Не задавайся, мол, Волга, и у меня уже есть такой, как у тебя.
* * *
Плывем.
Плывем и в воду глядимся...
И сколько же в воде этой гидроэнергии... Вот бы запрячь...
Ох, и завертела бы она все, что вокруг Днепра разлеглось!
Ох, и закрутила бы!
А то только и того, что мельницы водяные под берегами крутит.
Смотришь в воду, а она, гидроэнергия эта, так и прыщет. Аж пищит, бедняга, -- вот так ей завертеть кого-то хочется.
* * *
Плывем...
Плещется старый Днепр...
И сквозь плеск тот слышится:
-- Люди добрые, запрягите меня!.. Ох, и поработаю же я на вас. Только перед тем, как запрягать, возьмите берега мои в "шоры", не давайте мне заиливаться, чистите меня, углубляйте... Ведь уже у меня перекаты случаются. Ведь уже местами пески на грудь мою навалились, давят меня, развернуться мне не дают... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ну и хватит!
Вот уже Кременчуг. Вылезать нужно.
1925 ______________________________________________________________________
Темная ночка-петровочка
Эх, и "тюкают" же темной ночкой-петровочкой!
Вот так:
-- Тю-ю-у-у!
Это "тю-у-у" разрывает, как выстрелом, черную запаску полтавской ночи, лентой вьется меж кустов, меж деревьев рощи кудрявой, несется лугами, через Псел перескакивает, бьется о берег и, ударившись о береговые кручи, обессиленное, возвращается в рощу, ложится в траву таким слабым, таким истомленным...
-- Тю-ю-у-у-у...
Так бывает темной ночкой-петровочкой. Когда в избе-читальне закрыты ставни, когда в избе-читальне мыши книжки "читают", а на скамье за столом сидит домовой и проводит политпросветработу...
Страшно тогда в избе-читальне... Боже упаси заглянуть в нее: там сидит "сика-ляля-вова-хо" -- нечто страшное, лохматое, черное, таинственное, которое гонит и девушек и парней из избы-читальни, выгоняет их из дому, берет за шиворот и швыряет на бревна, что за церковью
А там, у бревен, играет гармошка, там, взявшись за руки, топчут траву молодыми ногами, ибо нельзя же не топтать, нельзя же устоять, когда из двухрядки вылетает такое залихватское;
Польки-польки
И кадрили...
Тогда в избе-читальне и в сельбуде [1] домовой -- полный хозяин. Он сидит, развалившись на скамье, ехидно похихикивает и благословляет темную ночку-петровочку за то, что она сделала его хозяином этого политпросветительного учреждения.
Он, домовой, никого в эту ночь не боится, ни к чему не прислушивается, ибо он знает, что ни в избу-читальню, ни в сельбуд никто не заглянет ни днем, ни ночью, так как и днем и ночью плотно закрыты ставни.
А темная ночка-петровочка крепко обнимает село, к гармошке прислушивается, звездами подмигивает и регистрирует в народных судах "дела об алиментах"...
И если в такую ночь ляжешь под косматым кустом на влажную траву и вслушаешься, то услышишь и смех счастливый, и гармошку, и "тю-у-у", и песню, и вздохи, и обещания, и клятвы...
-- А дальше что? -- спрашиваешь ночку...
-- А дальше овин... -- говорит ночка.
-- А дальше что?
-- А дальше ребенок...
-- А дальше что?
-- А дальше суд...
-- А дальше что?
-- А дальше поди и послушай!..
-- Ну, и пойду... Ну, и послушаю...
Когда темная ночка-петровочка уже за Пслом, за береговыми кручами, когда она убежала уже за моря, за леса, за горы, за долы, подстегиваемая солнцем, тогда пробегает селом народный судья 10-го района, Кременчугского округа...
Он такой маленький, низенький, черненький, спокойный; бежит и улыбается.
А за ним с огромной папкой бежит секретарь судьи 10-го района, Кременчугского округа.
Возле дома, где происходит суд, стоят подводы, и люди сидят, и дети плачут.
Плачут детки:
-- Уа-уа-уа-уа...
Молодые матери укачивают маленьких детей и напевают.
Поют не о том, как
Летел жук
Через Маринину хату
Пу-у-у-к,
А у Марины живот
Пу-у-у-х
Тю-у-у-!
Так поют на бревнах будущие матери.
А на крыльце возле суда они вот что напевают:
Ой, ну, котку, котку,
Не лезь на колодку.
Разобьешь головку,
Головка буде болеть,
Нечем буде полечить,
А-а-а-а. А-а-а-а.
* * *
Выходят судья и народные заседатели и садятся за красный стол...
Ветер слушает рассказ отца и матери и выскакивает в окно, летит за леса, за горы, за моря, за долы и рассказывает темной ночке-петровочке, а она хохочет, и приплясывают на Чумацкой дороге [2] звезды и, приплясывая, приговаривают:
-- А не закрывайте в избе-читальне ставней! Не закрывайте! Не закрывайте!
А ветер передает это темной ночке-петровочке.
И сказал судья:
-- Марина Половенкова и Григорий Гниденко, идите сюда, к столу... Идите и свидетели... Расскажите, Марина, как было дело... Когда познакомились, как, что и к чему. Суду нужно говорить только правду. За ложь будете отвечать по закону. Так все и знайте: и свидетели и истцы. Говорить нужно только правду... В этом у вас и расписка отбирается... Ну, Марина, рассказывайте!
А Марина -- платок на самые глаза и фартук мнет в руках...
-- Что ж рассказывать? Гуляли. На бревнах, на улице гуляли. Ухаживал. Ходил спать в овин.,. Сначала "по-хорошему" спали... А потом стал уговаривать. Говорил: "Замуж возьму"... А как "вошла в положение", перестал ходить... И в глаза не смотрит... А потом родился ребенок. Отец и мать из дому гонят... С ребенком работать нельзя... Прошу присудить с него на ребенка!..
-- Правду говорите?
-- Правду...
-- А теперь вы, Григорий, расскажите!
-- Ложь все... Ходить ходил -- это правда. А чтоб такое что было -- так нет... Это она наговаривает на меня. К ней много парней ходило. Она со многими спала, а потом все на меня свалила... Не виноват я... Гулял, как вообще все парни гуляют с девушками... Она где-то нагуляла, а теперь меня по судам таскает.
Ветер рассказывает темной ночке-петровочке, а ночка хохочет, а звезды подпрыгивают:
-- Не закрывайте наглухо ставней избы-читальни! Не закрывайте!
А ветер рассказывает...
Потом показывают свидетели. Одни выливают помои на голову Марины, а другие на голову Григория. Одни надрываются, настаивая, что Марина -- "цаца", а Григорий -- "кака", а другие, что Григорий -- ангел, а Марина -- дьявол... И смотрит Марина в землю, глазами моргая, а Григорий смотрит в сторону, носом потягивая... Марине -- восемнадцать, Григорию -- двадцать... А родители сидят на скамье, прислушиваются...
И глядит пристально на всех судья, и вглядываются народные заседатели.
-- Кто из вас лжет а кто правду говорит?
-- Ходил?
-- Ходил.
-- Спал в овине?
-- Спал. Только ничего ж не было. Разве только я ходил? Многие ходили.
-- Кто ходил?
-- Разве я помню, кто ходил? Многие.
-- Когда родился ребенок?..
-- Перед пасхой.
-- Когда ты ходил...
-- Ну, летом ходил...
-- До каких пор он к тебе ходил?
-- Да еще после покрова ходил... А потом, как узнал, так и оставил... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Семь рублей в месяц до восемнадцатилетнего возраста.
-- Вы свободны! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И смеется темная ночь-петровочка... И подпрыгивают золотые звезды... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А в избе-читальне мыши книжки "читают" и домовой сам зажаривает лекцию на тему:
"Половая жизнь".
"Половая" не по масти [3], а по существу.
1925 ------
[1] _Сельбуд_ -- сельский клуб.
[2] _Чумацкая дорога_ -- Млечный Путь.
[3] _Половая_ -- светло-рыжая. ______________________________________________________________________
Так ни черта и не вышло
Такое прекрасное дело, а лопнуло из-за пустяка.
И не простое дело, а дело культурно-просветительное... Хорошее дело.
Было это давненько...
Было это тогда, когда мои однолетки были еще молодыми и буйными и когда я сам был, так сказать, не совсем чернявый, а так: нестарый и радостный.
А на сцене тогда играть хотелось еще сильнее, чем остаться с дьяковой дочкой в саду под теми тремя дубами, что из одного корня растут!
Ах, как тогда на сцене хотелось играть!..
И что бы вы думали: сорганизовались...
Вот так собрались, поговорили, обсудили и решили:
-- Будем играть!
И пьесу выбрали, и в волости подходящую комнату дают, а артистов хоть пруд пруди!
-- Будем играть!
И вдруг тогда как гвоздем в спину:
-- А режиссер где? Все же мы, что называется, ни папы, ни мамы в этом деле. Кроме талантов -- ничегошеньки!
