Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев
ПОСЫЛКА ПЯТАЯ
Когда искусившіеся такимъ образомъ въ стрѣляніи наши егери отдавъ послѣдній долгъ своимъ сопутникамъ нѣсколько отъ перелому пооправились; то не укоснили продолжать предпринятаго своего странствованія. — Наконецъ приходятъ они къ одной рѣчкѣ — время было обѣденное; сіе я говорю потому, что въ кишкахъ у нихъ проголодавшіяся собаки подымали лай съ ужаснымъ ворчаньемъ и воемъ. Усталость, предѣлъ сухаго пути, доброй позывъ на ѣду, пріятность мѣстоположенія, прохлада воздуха, красота окрестныхъ видовъ, чистая и студеная вода, все склоняло путниковъ къ отдохновенію. — И такъ садятся они на крутенькомъ бережечкѣ, на жолтенькомъ на песочкѣ; и коль скоро усѣлись или возлегли, то прежде всего руками своими цапъ царапъ за съѣстные свои магазины. — Здѣсь должно замѣтить, что по сіе время каждой изъ нихъ держалъ свой столъ особливой; но тутъ сложившись они въ складчину хотятъ уготовать общую трапезу, и помянуть хорошенько усопшую свою братію. У нашихъ всегда такъ; ужъ коли вздумаютъ заварить кашу, то не пожалѣютъ масла. Распетливаютъ кошели; всякъ изъ своего вынимаетъ добрую горсть толокна и соразмѣрную щепоть соли. — Но какъ столовой и поваренной посуды у нихъ на етотъ разъ не случилось съ собою, то и разсудили они наболтать и намѣсить толокна въ рѣкѣ. [12] И какъ же ихъ угораздило? — Нарубили, или наломали, ето все равно, сучья и прутнягу, комли очистили, концы обвострили, и зашедъ по поясъ въ воду, обгородили ими столько мѣста, сколько для болтушки и мѣшенки имъ было надобно. И должно признаться, что ета выдумка ихъ будетъ поглаже всѣхъ плотинъ бобровыхъ. — Соли положили, толокна всыпали, маслица подпустили; только замѣси, да и въ ротъ понеси. Да вотъ что плохо? Они не догадались, что частоколъ ихъ, или лучше толоконной садокъ, былъ слишкомъ неплотенъ, и что вода не стояла на одномъ мѣстѣ. Мѣшаютъ, болтаютъ, и того и другаго снадобья прибавляютъ, отвѣдываютъ; но все вода водой, ни солоно, ни смачно а толокномъ и не пахнетъ. "Сцо ребяци за цудо? Ивашко! ты плавацъ то масьерюга, подзи ко братъ, говоритъ второй по маткѣ, туды, (указывая вверхъ рѣки) дальше, да глядзи дальше въ глубь, вижъ туткось ни цемъ цево нѣту, толокончо и масличо нашо вѣрно сѣли гдзѣ нибуцъ на дно, поглядзи, да слухай, хорошенько глядзи, нашодцы замѣси, да чуръ намъ сюда принеси". Ивашкѣ въ незнакомомъ омутѣ купаться не хотѣлось; сталъ было нѣкаться, отговариваться, но по пустому; у насъ коли чесь не взяла, такъ раба Божія и силкой протурятъ. Да и дѣльно; ибо это дѣлается не для прихоти; но общая всѣхъ польза и нужда того требуетъ — пристрюнили Ивашку такъ, что парень бѣдной не хотя долженъ былъ согласиться. Но чтобы етотъ вѣтриница ихъ не обманулъ, глядѣлъ больше въ низъ, а меньше зѣвалъ по верхамъ и по сторонамъ; то они связавъ двѣ или три опояски, право не упомню, вмѣстѣ, на одномъ концѣ сдѣлали глухую петлю, накинули ему на шею, а къ другому прикрѣпили для равновѣсія фунта въ полтора камешокъ вмѣсто поплавка, взяли Ивашку на руки, взошли съ нимъ по горло въ рѣку, раскачали, размахали и бросили отъ себя сажени на двѣ, или на три въ глыбь. Ивашко тотчасъ на дно, какъ каменной, только и видѣли. Глядятъ, посматриваюшъ на то мѣсто, гдѣ онъ нырнулъ; но одни только бульки и пѵзырьки выскакиваютъ. По признакамъ симъ заключили они, что посланный ихъ, нашедъ замѣшанное сообща толокно, одинъ изволитъ его покушивать; почему и отправили къ нему такою же манерою нарочнаго, звать его поскорѣе обѣдать вмѣстѣ, и сказать ему, что у нихъ уже все готово; но и сей посолъ на ногу былъ не легче Ивашки; ибо вмѣстѣ съ нимъ присѣлъ утирать мѣшоночку. — "Цай парень, говорятъ они, изъявляя текущею изо-ртовъ слюною свой сильной аппетитъ, у ихъ цѣперь только за ушамъ пищицъ; а мы хлопай еттось глазамы: ендакіе воры! добро — развѣ имъ не выходзицъ — между тѣмъ по образу первыхъ посылаютъ они третьяго, четвертаго, пятаго; но никто не возвращается. Что дѣлать? Опоясокъ остается мало; да и то все такая дрянь, что сами въ рукахъ рвтася, а потянуть покрѣпче и не думай; веревокъ же въ запасѣ нѣтъ; кабы все это знато да вѣдано, такъ бы не то и было — а къ тому же и людства при разныхъ акціяхъ кое поубыло, коихъ поизувѣчило, такъ что и возиться съ послами нѣкому. Спрашиваютъ охотника лесть въ воду; но тонуть нѣтъ ни одного востряка на выскачку; а все провальная петля, да глыбь стращаютъ. И такъ видно этому добрецу пропадать не за денежку — такъ и быть — пришло отложить посылать зватыхъ, а то пожалуй етакъ и всѣ въ омутѣ засядутъ, благо мягко — да сытно — захотятъ, такъ сами безъ зову придутъ, не велики господа. И вѣстимо дѣло такъ — что понапрасну мучиться и суетиться? — Сѣли, пообѣдали, хотя и не такъ сладко и плотно, какъ было думалось; однако насытились: голодной волкъ и завертки рвётъ. Въ ожиданіи же водолазовъ своихъ прилегли на травку муравку; ибо они воображали себѣ, что небось и тѣ, пообѣдавъ тоже отдыхаютъ. Послѣ такихъ трудовъ заснулось сладко; инда слюна изо ртовъ водопадомъ побила. И они проснулись уже тогда, когда другіе спать собираются; то есть на закатѣ краснава солнышка. — Зѣвать и мѣшкать по пустому тутъ не станутъ: семеро одного не ждутъ. Надобно какъ нибудь пока засвѣтло пробираться за рѣку. Мосту нѣтъ, перевозу не бывало. Вотъ тутъ то надобно придумать, да пригадать. Но кому другому изобрѣтать кажется трудно, а нашимъ молодцамъ сущая бездѣля. Имъ не занимать стало разума: у нихъ выдумки всегда готовы, да и еще съ придумками. Пошли въ лѣсъ, свалили добрую лѣсину, сучья подчистили, макушку кое какъ отчакрыжили, взвалили на могучія свои плеча, притащили на берегъ. Вотъ те и всё дѣло въ шляпѣ. Остается только спустить да сѣсть, такъ и считай нашихъ на той сторонѣ. — Спустишь лѣсину на воду, сколь бы она огромна ни была, нѣтъ никакой мудрости; ето пожалуй и всякой сдѣлаетъ, была бы только сила. — уже и у нашихъ новоизобрѣтенной понтонъ скаченъ въ воду, плаваетъ по верху и не тонетъ. Да какъ ты сѣсть ша на него прикажешь? Онъ такой негодной, словно бѣсъ повертывается. Однако должно какъ нибудь умудряться. И что же они сдѣлали? Не опасайтесь Читатели, худаго тутъ ничего не будетъ. Они усѣвшись другъ подлѣ дружки верхами, ноги связали себѣ крѣпко накрѣпко, что бы какъ нибудь не свернуться и не пойти на дно за раками. Вишь какая замашка замашистая! за недостаткомъ мѣста осталось по ею сторону только человѣкъ восемь или девять, и то все изъ немудренькихъ; и сіи то останыши должны были поддерживать бревно, потомъ скрянуть его съ мѣста, отвалить отъ берегу и направишь по носу на другую сторону; однако съ такимъ уговоромъ, что бы первые переправившись чрезъ рѣку послали кого нибудь за ними. Вездѣ предусматрительность; нѣтъ ничего взбалмашнаго; тото штукари! — Тишина царствуетъ окрестъ; листы на древахъ не колеблются — вода не шалохнетъ, поверхность рѣчки гладка какъ зеркало. Отпихнули новомодной понтонъ отъ берегу; поплыли наши, поѣхали, безъ веселъ и правила — любо смотрѣть, какъ они сидятъ дружно — разговариваютъ не видя съ лицо другъ друга, но за то они видятъ въ водѣ еще подобныхъ себѣ водоходцовъ, только что ногами къ верху; радуются товариществу; начинаютъ любимую свою псалемку по Волгѣ — но какое неожидаемое приключеніе! не успѣли они саженей трехъ (разумѣется прямымъ трактомъ поперегъ рѣки; ибо внизъ ея снесло ихъ и на десятокъ) отъѣхать отъ того мѣста, гдѣ было по горло, какъ бревно умудрило перевернуться: равновѣсіе шибко покачнулось на сторону, и вмѣсто почтенныхъ головъ, такъ же какъ и у товарищей ихъ. Очутились на верху презрѣнныя ноги. [13] Оставшіеся на берегу, увидя таковый нечаянный и смѣшный кувыркъ коллегіи, помирали съ хохоту. Ибо они вообразили себѣ, что все ето строится для шутки. "Экъ наши цѣшатця, да прохлажаютця, говорили они между собою, не бось тутъ не исполохаютця, хоша самъ дѣдушка водяной приди, а сцо и лапотки показываюцъ, да посушиваюцъ: " но имъ сердечнымъ не пришло въ голову, что забавники ихъ на мѣсто лаптей, головы свои больно замочили. Кратко, сушеніемъ лаптей останыши до тѣхъ поръ любовались, пока бревна и съ сѣдоками теченіемъ воды не унесло у ихъ совсѣмъ изъ виду вонъ. Тогда радость и смѣшки зрящихъ, начали помалу удаляться, и на мѣсто ихъ почти невидимымъ образомъ подъѣхала кручина горемышная съ своими подругами. Какъ отставшія отъ стада лебединова лебёдушки, такъ наши добрые молодцы встосковались, пригорюнились. Они ясныхъ очей своихъ не могли сомкнуть до бѣлова дня; всё бѣгали, плутали по бережку, искали, кликали своихъ братцовъ товарищей. Наконецъ утомленные, какъ распуганныя ястребомъ младыя горлицы ищутъ своей матери, собираются они во свое стадо малое: ждутъ, посемениваютъ, глядятъ, посматриваютъ; но балагуры ихъ бѣдныхъ оставили; нѣтъ ни слѣду, ни отзыву — стоятъ опершись о жезлы острые, повѣсивъ свои буйныя головушки и потупивъ въ мать сыру землю очи ясныя: что начать, не придумаютъ. "Куды мы пойдціомъ безъ матки и вожатаго, толмачили они? — " Куда? мой бы совѣтъ вамъ ребята такой; не лучше ли направо кругомъ? — да домой покамѣстъ заживо пробираться. Такъ — они и дѣйствишельно думаютъ поворотить вспять, восвояси. — Симъ первое путешествіе Пошехонцовъ въ Москву кончилось; однако мы поглядимъ на нихъ и во время возвратнаго ихъ шествія. Достопамятнаго опускать не должно.
