Алексей Давтян - Исторические анекдоты

– А потому, сударь, что в море нет выходных дней! – с достоинством ответил находчивый моряк.

Один из гостей, осматривая библиотеку Вольтера, известного своим критическим отношением к Церкви, удивился, увидев на полках множество теологической литературы.

– Возможно ли, чтобы вы прочитали все это?

– Да, но они жестоко за это поплатятся!

Однажды у графа Николая Николаевича Головина спросили, знает ли он князя Петра Андреевича Вяземского.

– Знаю! – ответил Головин. – Он одевается странно.

Когда об этом ответе узнал Вяземский, он искренне негодовал:

– Поди, гонись за славой! Будь питомцем Карамзина, другом Жуковского, пиши стихи! А тебя будут знать в обществе по какому-нибудь пестрому жилету или широким панталонам!

Гейне бывал безжалостным рецензентом присылаемых ему книг. В ответе одному автору он написал: «Дорогой друг! Читая твою книгу, я заснул. Но мне снилось, что я все еще ее читаю. И тогда на меня навалилась такая скука, что я проснулся…»

Гельвеций был в молодости на загляденье хорош собой. Как-то вечером, когда он тихо и смирно сидел за кулисами театра подле мадемуазель Госсен, к ним подошел известный финансист и сказал актрисе на ухо, но так, чтобы слышал Гельвеций:

– Мадемуазель, не согласитесь ли вы принять шестьсот луидоров и подарить мне за это свою благосклонность?

– Сударь, – ответила она, – указывая ему на Гельвеция и тоже говоря достаточно громко, чтобы тот мог расслышать ее слова, – я сама дам вам двести луидоров, если вы явитесь ко мне завтра утром с таким же красивым лицом, как у него.

В юности А. И. Герцен как-то рассматривал книгу с дворянскими гербами и родословными.

Кто-то из присутствующих спросил: что это за книга?

Герцен отвечал, не задумавшись:

– Зоология!

Портрет Гёте. Штпайлер Дж.-К.

В числе англичан, приезжавших в Веймар посмотреть на поэта Гёте, прибыл однажды господин, объявивший, что он приехал к поэту Гёте потому, что слышал, будто тот – первый бражник Германии, а так как он сам пользуется той же репутацией в своем отечестве, то желает предложить ему состязание.

– О, вы говорите такие речи, что с вами стоит потолковать, – ответил Гёте.

Он повел иностранца в комнату, где имел обыкновение принимать своих приятелей. Битва началась. Целые батареи бутылок выстроились на столе и исчезли. Гёте был в самом веселом расположении духа, сыпал остротами и шутками. Но по мере того как усиливалось его оживление, возрастала молчаливость англичанина, который наконец уснул и свалился под стол.

Старик Гёте поднялся тогда со своего места и, обращаясь к приятелям, сказал торжественно:

– Итак, господа, теперь, когда мы угостили этого милого человека, можем спокойно начать нашу пирушку!

В бытность свою в Смоленске, С. Н. Глинка подъехал на извозчике к одному знакомому дому, слез с дрожек, снял с себя сюртук, который был надет поверх фрака, положил на экипаж и пошел по лестнице. Посидев недолго в гостях, он вышел из дому, но ни сюртука, ни извозчика не оказалось. Глинка отправился в полицию, чтобы заявить о пропаже.

– Извольте, – говорят ему, – взять в казначействе гербовый лист в 50 копеек, и мы напишем объявление.

– Как? У меня украли, да я еще и деньги должен платить! – возразил Глинка и прямо оттуда пошел на биржу, где стоят извозчики: посмотрел – вора не было.

– Послушайте, братцы, – сказал он извозчикам, – вот что со мной случилось; вот приметы вашего товарища, найдите мой сюртук, я живу там-то, зовут меня Сергей Николаевич Глинка.

– Знаем, знаем, батюшка! – закричали извозчики.

На другой день сюртук был найден и вор приведен. Глинка сделал приличное наставление виновному, надел сюртук и отправился в полицию.

– Извольте видеть, – сказал он с довольным видом, – полтины не платил, просьбы не писал, сюртук на мне, а ведь я не полицеймейстер!

Поэт Милонов пришел однажды к Гнедичу, по обыкновению пьяный, оборванный, растрепанный. Гнедич принялся увещевать его. Растроганный Милонов заплакал и, сваливая все на житейские неудачи, сказал, указывая на небо:

– Там найду я награду за все мои страдания!

– Братец, – возразил Гнедич, – посмотри на себя в зеркало: пустят ли тебя туда?

Как-то Гоголь, с нетерпением ожидавший выхода своей повести «Вечера на хуторе близ Диканьки», наведался в одну из петербургских типографий, в которой печаталась его книга. Наборщики, увидев сочинителя, начали фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке.

Удивленный Гоголь обратился к заведующему типографией, и тот сообщил, что «штучки, которые изволили прислать для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую пользу». Набирая текст, они зачитывались этой веселой книгой, вот почему она так медленно печаталась.

В бытность Грибоедова в Москве, в 1824 году, он сидел как-то в театре с композитором Алябьевым, и оба они очень громко аплодировали и вызывали актеров. В партере и райке зрители вторили им усердно, а некоторые стали шикать, и из всего этого вышел ужасный шум. Более всех обратили на себя внимание Грибоедов и Алябьев, сидевшие на виду, а потому полиция сочла их виновниками происшествия.

Когда в антракте они вышли в коридор, к ним подошел полицеймейстер Ровинский в сопровождении квартального, и тут произошел между Ровинским и Грибоедовым следующий разговор:

– Как ваша фамилия? – спросил Ровинский у Грибоедова.

– Я – Грибоедов.

– Кузмин! Запиши, – сказал Ровинский, обращаясь к квартальному.

– Ну а как ваша фамилия? – в свою очередь спросил Грибоедов.

– Что это за вопрос?

– Я хочу знать: кто вы такой?

– Я полицеймейстер Ровинский.

– Алябьев, запиши! – сказал Грибоедов, обращаясь к Алябьеву.

Портрет А. С. Грибоедова. Крамской И. Н.

Григорович сказал как-то об одном ученом-литературоведе, занимавшемся изучением творчества Шекспира: «Он напоминает мне блоху, которая ползает в густой шерсти огромного волкодава и воображает, что она его хорошо знает».

Виктор Гюго, отправляясь за границу, никак не мог объяснить пограничнику, заполняющему его анкету, что является писателем и зарабатывает на жизнь своим пером, не имея других явных источников дохода.

Наконец жандарм заявил, что понял, и записал в соответствующую графу источник доходов Гюго – «торговец пером».

Денис Васильевич Давыдов написал «Записки» о своих военных делах, и его работу направили на цензурный просмотр известному историку Александру Ивановичу Михайловско-Данилевскому.

Пушкин, узнав об этом, отозвался следующим образом: «Это все равно, как если бы князя Потемкина послали к евнухам учиться у них обхождению с женщинами».

Столь высока была репутация Давыдова как литератора и правдивого, беспристрастного историка.

Антон Антонович Дельвиг звал однажды Рылеева в один из петербургских ресторанов к женщинам не самого строгого поведения.

– Я женат, – ответил целомудренный Кондратий Федорович Рылеев.

– Так что же, – сказал изумленный Дельвиг, – разве ты не можешь отобедать в ресторане только потому, что у тебя есть кухня?

Державин, только что поступивший на службу в Преображенский полк солдатом, явился однажды за приказанием к прапорщику своей роты князю Козловскому, который в это время читал собравшимся у него гостям написанную им трагедию.

Получив приказание, Державин остановился у двери, желая послушать чтение, но Козловский, заметив это, сказал:

– Поди, братец, с Богом! Что тебе попусту зевать, ведь ты все равно ничего тут не смыслишь.

Натюрморт с книгами (фрагмент). Хеем Я.-Д.

Похожие книги на "Исторические анекдоты", Алексей Давтян читать полностью, без сокращений.

Анатолий Алексин - Коля пишет

Гудрун Мёбс - Бабушка и

Людмила Брауде - Мама

Геннадий Прашкевич - Пес

Леонид Ашкинази - Глаз в