Ирина Судникова - Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий
— Государь! Что же делать? — отвечал Орлов. — Во сне равенство, море по колено. (1)
* * *Император Николай, посетив однажды Академию художеств, зашел в студию Брюллова, который писал тогда какую-то большую картину. Узнав, что Брюллов, затворившись, работает, он приказал не отрывать его от дела и ушел, сказав: «Я зайду в другой раз». (1)
* * *Генерал И. С. Темирязев десять лет строго, но честно и ревностно управлял Астраханской губернией. В 1843 году была назначена сенаторская ревизия этой губернии. Ревизующий сенатор князь П. П. Гагарин поличному неудовольствию на Темирязева и по наветам врагов последнего донес о важных злоупотреблениях, будто бы обнаружившихся при ревизии, и просил о немедленном устранении губернатора от должности. Темирязев по приказанию Императора Николая был уволен, а произведенная ревизия поступила на рассмотрение Сената, а затем Государственного совета. Дело это тянулось девять лет, в течение которых Темирязев жил в деревне, постоянно отписываясь и давая объяснения на предлагаемые ему Сенатом запросы. Наконец, все действия Темирязева были подробно рассмотрены и о нем представлена на высочайшее усмотрение обширная докладная записка. Государь, прочитав ее, написал следующую резолюцию: «Не взыскания, а награды заслуживает Темирязев, определить на службу и назначить сенатором».
Прибыв в Петербург, Темирязев явился во дворец. Император Николай, подойдя к нему, обнял его и сказал:
— Очень рад тебя видеть, Темирязев. Забудь прошлое, я страдал не менее твоего за все это время, но я желал, чтобы ты собою оправдал и меня.
Когда Темирязев в ответ проговорил взволнованным голосом, что он уже не помнит ничего, кроме милостей Его Величества. Государь возразил:
— И не должен помнить, и не будешь помнить. Я заставлю тебя забыть прошлое, — и с этими словами снова обнял его.
Через несколько дней Темирязев получил аренду[13] на двенадцать лет и значительный участок земли в Самарской губернии. (1)
* * *Поэт Полежаев, находясь в Московском университете, написал юмористическую поэму «Сашка», в которой, пародируя «Евгения Онегина» Пушкина и не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и звучными стихами воспевал разгул и затрагивал кое-какие общественные вопросы. Поэма эта погубила Полежаева. Распространенная в списках, она скоро сделалась известной правительству. Полежаев был арестован и по приказанию Императора Николая, находившегося тогда (в 1826 году) в Москве, привезен во дворец. Когда Полежаев был введен в царский кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с министром народного просвещения адмиралом А. С. Шишковым. Государь бросил на вошедшего строгий, испытующий взгляд. В руке у него была тетрадь.
— Ты ли, — спросил он, — сочинял эти стихи?
— Я, — отвечал Полежаев.
— Вот, — продолжал Государь, обратившись к министру. — вот, я вам дам образчик университетского воспитания: я вам покажу, чему учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух. — прибавил он, относясь снова к Полежаеву.
Волнение Полежаева было так сильно, что читать он не мог. Взгляд Императора неподвижно остановился на нем…
— Я не могу, — проговорил смущенный студент.
— Читай! — подтвердил Государь, возвысив голос.
Собравшись с духом. Полежаев развернул тетрадь.
Сперва ему трудно было читать, но потом, кое-как оправившись, он тверже дочитал поэму до конца. В местах, особенно резких. Государь делал знаки министру, тот закрывал глаза от ужаса.
— Что скажете? — спросил Император по окончании чтения. — Я положу предел этому разврату. Это все еще следы… последние остатки… Я их искореню. Какого он поведения?
Министр не знал поведения Полежаева, но в нем шевельнулось чувство сострадания, и он сказал: — Превосходнейшего, Ваше Величество.
— Этот отзыв тебя спас, — сказал Государь Полежаеву. — Но наказать тебя все-таки надобно, для примера другим. Хочешь в военную службу?
Полежаев молчал.
— Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?
— Я должен повиноваться. — отвечал Полежаев.
Государь подошел к нему, положил руку на плечо и, сказав: «От тебя зависит твоя судьба, если я забуду, ты можешь мне написать», — поцеловал его в лоб.
От Государя Полежаева свели к начальнику Главного штаба Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили. Он вышел, зевая, и, прочитав препроводительную бумагу, сказал:
— Что же, доброе дело, послужите в военной, я все в военной службе был. Видите, дослужился, и вы, может, будете генералом. После этого Дибич распорядился отвезти немедленно Полежаева в лагерь, расположенный под Москвой, и сдать его в солдаты. (1)
* * *До сведения Императора Николая дошло, что его лейб-кучер раздает офицерам деньги под проценты. Государь на другой день, сев в сани, приказал ехать на Каменноостровский проспект, затем повернуть в какой-то переулок, где ни души зимою нельзя встретить. Тут уж он дал волю своем, гневу.
— Ты у меня ростовщиком сделался! — крикнул он. — Офицерам за проценты деньги раздаешь! — И спина виновника почувствовала физическую силу Государя. — Я тебя туда сошлю, куда Макар телят не гонял! — прибавил в заключение Государь. Но после никогда ни слова не говорил об этом, зная, что после данного урока виновный уже не решится заниматься опять ростовщичеством. (1)
* * *Один молодой чиновник, получавший от отца по пятьдесят рублей первого числа каждого месяца, встретил крайнюю нужду, вследствие карточного проигрыша, в деньгах. Отец его был человек аккуратный до странности: сын даже накануне не имел права просить у него назначенного ему месячного содержания. Не смея обратиться к отцу (гласных же касс ссуд тогда не было), N. отправился к своему приятелю-офицеру, у которого всегда были свободные деньги. Не застав его дома, он прошел прямо в спальню и в знакомом ему месте, где тот клал деньги, никогда не запирая, взял 50 рублей, рассчитывая сказать ему об этом при свидании. Между тем приятель-офицер возвратился домой и, недосчитавшись денег, заявил о том полиции. При допросе денщик, утверждая, что он денег не брал, указал на N., который один входил в спальню, когда барина не было дома. Таким образом, и, быть может, без желания хозяина, N. был привлечен к следствию. Он, разумеется, во всем сознался, объясняя, что не успел только предупредить приятеля. Но тем не менее по этому делу было назначено следствие и обвиняемый заключен под стражу при полиции. Отец, узнав о несчастье, постигшем сына, подал Императору Николаю прошение, где, не оправдывая сына до окончания следствия, просил лишь о скорейшем решении, так как люди, с которыми был заключен молодой человек, могли или совершенно растлить его, или произвести на него такое нравственное потрясение, что он во всяком случае не мог бы оставаться полезным членом общества, хотя и оказалась бы в его поступке одна необдуманность.
Государь на этом прошении положил следующую резолюцию: «Завтра в десять часов представить мне на конфирмацию».
Таким образом, менее чем в сутки дело должно было пройти по следующим инстанциям: представлено в губернское правление, в губернском правлении составлен журнал о неимении препятствия к преданию суду N., подписан всеми членами, утвержден губернатором, пропущен прокурором, и затем дело при указе отослано в уездный суд, в уездном суде составлен приговор (чего, конечно, нельзя было бы сделать без знакомства с делом), подписан членами, пропущен уездным стряпчим, затем дело при рапорте представлено в уголовную палату на ревизию, в уголовной палате составлено определение, подписано членами, пропущено прокурором и препровождено при отношении на заключение губернатора, а с заключением его, при рапорте представлено в Правительствующий Сенат, где составлено определение, подписано сенаторами, пропущено обер-прокурором и препровождено на заключение министру внутренних дел (так как N. служил по его ведомству), а с его заключением — через министра юстиции — в комитет министров и через этот последний уже Государю Императору на конфирмацию. Понятно, что ночь была проведена всеми без сна, во всех поименованных выше местах были чрезвычайные заседания. Всю ночь скрипели перья, летали курьеры, и высочайшая воля была исполнена. Конечно, при обыкновенном течении этого дела потребовалось бы времени по меньшей мере год.
Государь, рассмотрев подробно все представленные ему бумаги, приказал разжаловать N. в солдаты, а через месяц во внимание к службе отца помиловал его. (1)
* * *При лейб-уланском полку, которым командовал Великий Князь Константин Павлович, состоял ветеринар по фамилии Тортус, прекрасно знавший свое дело, но горчайший пьяница. Тортус разыгрывал в полку роль Диогена и своим ломаным русским языком говорил правду в лицо всем, даже Великому Князю, называя всех «ты». Константин Павлович очень любил Тортуса и никогда не сердился на его грубые ответы и выходки.
