Василий Березайский - Анекдоты, или Веселые похождения старинных пошехонцев
ПОСЫЛКА ПЯТНАДЦАТАЯ
Кто какъ другой, а у меня обычай такой: коли взялся за гужъ, не говори, что не дюжъ. Пусть кто считаетъ, какъ хочетъ; а я свое дѣло знаю — кому не любо не слушай, а намъ не мешай. — Во время возвратнаго путешествія изъ Пугніева, бредовыя сандаліи нашихъ петиметровъ такъ сильно проголодались, что надобно было неотмѣнно или заткнуть имъ разинутую пасть, чтобъ онѣ еще сколько нибудь послужили, или ужъ со всемъ бросить. И послѣднее сказуемое было гораздо сходнѣе. Ибо первое, въ дорогѣ досугъ ли за етакою бездѣлицею валандаться, а второе, гдѣ ты возмешь всѣ къ тому принадлежности, какъ то костыли, колодки, лыки и проч. — Я говорю о томъ, что прошлецы всесвѣтные, пробираясь домой наутіокъ, парадныя свои лапотки такъ славно отшляндали, что ноги обливаясь красными слезами просили себѣ обновки. Товаромъ етимъ хотя и не было тогда такого порядочнаго торгу, какъ нынѣ; однако сыскать его и особливо съ наличными — и еще такимъ проидошамъ, какъ наши, нечего не стоило. Знали добрые молодцы, что товаръ сей по необходимости своей, хотя не такъ въ знатномъ количествѣ, важивался во всякомъ домѣ. И такъ имъ и снилось и видѣлось, какъ бы только поскорѣе добраться до станціи — наконецъ уже къ вечеру, кое какъ впробось приволоклись они до селенія, безъ дальнаго разбору стали на ночлегъ, и отдохнувъ нѣсколько, чтобы было чемъ дома побахвалить, спрашивали у хозяина самаго лучшаго лапотнаго мастера. Къ счастію ихъ, хозяинъ сей былъ знатокъ, мастеръ, какого они съ толикимъ домогательствомъ искали. Гостепріимецъ о талантѣ своемъ не утаилъ отъ гостей ничего, а объявилъ все, что надобно; и коли правду сказать, то онъ доказалъ на самомъ дѣлѣ, что ихъ не обманывалъ. Ибо когда путешественники пожелали видѣть опытъ его искуства, то онъ для удовлетворенія любопытства ихъ вмигъ сбѣжавъ на подволоку, притащилъ оттуда до нѣсколька пудовъ своей работы, всякихъ — рѣдкихъ и частыхъ, большихъ и малыхъ, и бредовыхъ, и липовыхъ и берестяныхъ, простыхъ и съ подковыркою, безъ ушковъ и съ оборками — изволь всякъ выбирать себѣ любыя — между тѣмъ мастера тово жена стараясь соблюсти долгъ гостепріимства, по силѣ своей принесла для гостей цѣлое беремя чистенькихъ партяночекъ. — Увидѣвъ вдругъ предъ глазами и почти не ожидая такое сокровище захожіе обомлѣли отъ радости, и на оное бросились съ такимъ устремленіемъ, какъ будто бы имъ все есто было кинуто на драку. Бросились, повторяю, начали — почали — хватать, подергивать, рвать, толкаться, пихаться, что только гляди, да усовъ береги — и хозяинъ уже не зналъ, какъ ихъ успокоить, и привести въ чувство, боясь, чтобы дѣло не дошло до худова. Однако наконецъ арясиной, доставшейся ему послѣ дяди Герасима, ихъ поумялъ, образумилъ, усовѣстилъ. Тогда онъ велѣлъ имъ брать, смотрѣть, выбирать, примѣривать, порядочно, легонько, безъ запальчивости не торопясь. Ребята были послухмяны; и такъ дѣло пошло своимъ чередомъ: выбрали, примѣрили, обулись, не могутъ наглядѣться на прекрасныя свои ножки, расхаживаютъ взадъ и передъ по палатѣ, выфинтываютъ на похвальбу другъ передъ другомъ — такъ любо, что инда ушки смѣются: "вотъ давно бы такъ, Господа, говоритъ имъ хозяинъ; поздравляю васъ съ обновками; дай Богъ вамъ ихъ въ радости сносить, да поскорѣе ко мнѣ за новыми приходить, а теперь, коли не будетъ вамъ въ трудъ, прошу пораздѣлаться." Предложеніе сіе было принято весьма благосклонно — разщитались дружески, расплатились честно — обѣ стороны остались предовольны, а наша сверхъ того и безъ заботы. Теперь выглядятъ, хошъ бы куда, ребята. Ротозѣямъ пожалуй вольно себѣ пускать всё мимо ушей, и самыя полезнѣйшія вещи оставлять безъ всякаго замѣчанія. Въ число зѣвакъ живо врютились бы и націй проидоши, если бы одинъ человѣкъ изъ компаніи ихъ именемъ Замахино, остроуміемъ и дальновидностію своею не выскребъ пятна сего. Такъ — дѣйствительно. Между тѣмъ какъ всякой за себя раздѣлывался съ хозяиномъ, сей отмѣннаго ума и проницанія мужъ, старающійся все обращать въ свою пользу, не зѣвалъ вмѣстѣ съ товарищами своими и пустому. Онъ замѣтилъ, что цѣна лаптей пропорціональна величинѣ ихъ, то есть: чѣмъ больше лапти, тѣмъ и цѣна имъ больше, а чѣмъ меньше, тѣмъ меньше. Однако, чтобы не прошибиться въ своей спекулаціи, онъ при отходѣ просилъ у самаго мастера на примѣчанія свои изъясненія, которой отвѣтами своими совершенно подтвердилъ его мнѣніе. И чтожъ бы, вы думаете, сдѣлалъ нашъ Замахинъ? Не такъ то скоро догадаешся — все сіе смотавъ себѣ хорошенько на усъ, онъ сдѣлалъ въ премудрой головѣ своей заключеніе такое, что самыя большія лапти будутъ самыя дорогія. И такъ пришедъ домой, не теряя времени принялся за исполненіе своего проекта, и на первой случай, сплетши одну парочку величиною въ свой ростъ, вывезъ на базаръ ее продавать; эта парочка была столь дорога, что никто не могъ не только купить ее, но и даже приторговаться не осмѣлился. Нѣкоторые мелкотравчатые купцы, смотря завистливыми глазами на сіе превосходнѣйшее издѣліе, говорили ему съ злобною усмѣшкою, что это не лапти сдѣланы, а лодки, и что на нихъ можно ловить рыбу, ежелибъ только придѣлать весла. Но сія мнимая насмѣшка не только не обескуражила нашего Замахина, но еще подала ему поводъ къ новому и неслыханному дотолѣ предпріятію. Онъ сравнивъ тогда цѣну лаптей, съ цѣною лодки, нашелъ, что дѣлать послѣднія, и особливо съ его искуствомъ, несравненно будетъ прибыточнѣе и славнѣе. И такъ не мѣшкая болѣе на базарѣ рѣшился поворотишь бурку свою ко двору, и сперва сіи лапотки мало дѣло поправивъ въ фасонѣ, упечь за хорошую цѣну, а тамъ уже поступать въ искуствѣ своемъ и далѣе. Какой имѣла успѣхъ сія дальновидная предпріимчивость, толковать нечево.
Въ заключеніе скажу я тебѣ не выдуманное отъ себя, ниже слышанное отъ другихъ, но нѣчто такое, что я собственными моими глазами видѣлъ, а ушами слышалъ. Исторію надобно начинать отъ корня — нѣсколько тому лѣтъ назадъ, здѣсь на Выборгской сторонѣ, разбивали примѣрно городокъ. Куда всякаго званія пола и возраста собралось зрителей такое множество, что и смѣты не было. Да правду сказать, было чево и полюбопытствовать — какъ хватитъ изъ пушки, то земля подъ тобою у-у-у такъ и стонетъ родимая, а послѣ когда взорвало крѣпостцу, то такая пошла потѣха, что чаю, и дѣдамъ нашимъ не въ память. Однако теперь не объ етомъ дѣло. Прежде нежели начали разбивать городокъ, мнѣ прилучилось стоять недалеко отъ той галлереи, которая была сдѣлана для знатныхъ. Подлѣ меня стояла ватажка мужичковъ, повидимому въ городѣ еще небывалыхъ, кромѣ одного Ванюхи, которой предъ товарищами своими старался на похвальбу выкидывать разныя штуки. Стоявшему близь меня незнакомцу, что то вздумалось ихъ спросить: Кой городъ, ребята! И какъ они въ отвѣтъ сказали: Посехонья, родцимой! то я, будучи ничѣмъ незанятъ, сталъ смотрѣть на нихъ по внимательнѣе, зная, что они чемъ нибудь да себя покажутъ, какъ то и дѣйствительно скоро сбылось. Здѣсь мимоходомъ надобно сказать, что это-было около осенняго равноденствія, то есть: въ такое время, когда яблоками, грушами, баргамотами и другими иноземными плодами у насъ такъ загромождена бываетъ биржа, что отъ бочекъ и ящиковъ съ оными почти проходу нѣтъ; и слѣдственно, когда отъ припѣвовъ перебивающей симъ лакомымъ товаромъ братіи, нигдѣ укрыться не можно. По улицамъ, по подоконью, на мостахъ, по перекресткамъ, въ саду, на Невскомъ, въ Гостиномъ, за городомъ, на гульбищахъ, вездѣ, всюду праздношатающіеся дерутъ во все горло: ябл. лим. груш. баргомот. хорош. Но извѣстно, что чѣмъ больше гдѣ собраніе, тѣмъ и прислужниковъ сихъ сбирается больше. И ужъ можно сказать такіе подлипалы, балясники, что не хотя развернешся, а особливо на знакомствѣ — даромъ что неучены политикѣ. Въ глазахъ моихъ было ихъ братьи, сирѣчь, съ корзинками и лотками, около полдесятка. И одинъ изъ нихъ подскочивъ къ предметамъ моего вниманія, припѣвомъ своимъ прельстилъ ихъ какъ Сирена. Раскрыль тотчасъ корзину, показывалъ свой товаръ, хвалилъ, такъ что они глядя на заморскіе фрукты, не могли управляться со слюною. Такъ у нихъ зубъ свистѣлъ на прекрасныя яблочки! ибо они все находящееся въ корзинѣ, какъ то: померанцы, лимоны и проч. почитали яблоками. Однако по новости своей не надѣясь на себя, чрезъ посредника въ переговорахъ съ симъ торгашемъ употребили знакомца своего Ванюху, такъ какъ человѣка опытнаго и бывалаго, которой вдругъ пріосанясь спрашивалъ у разнощика самыхъ лучшихъ Бульскихъ яблоковъ. Хотя рѣчь его и не весьма была вразумительна; однако продавецъ понялъ ее изрядно. И поглядѣвъ нѣсколько въ глаза купцамъ своимъ, вмѣсто яблоковъ, что то вздумалъ рекомендовать имъ померанцы и лимоны, и то не лучшіе, иль по крайней мѣрѣ средственные, а самую гниль. Изъ сего мнѣ не трудно было заключить, что этотъ плутъ, забѣжалъ въ Питеръ нашихъ нѣсколько поранѣе. И какъ было тутъ произошло нѣкоторое сомнѣніе, то разнощикъ ссылался на знающаго Ванюху, а сей боясь, чтобы не подать о себѣ худаго мнѣнія и какъ нибудь не остаться въ дуракахъ, рѣшился взять сторону разнощикову, титулуя въ сердцахъ противорѣчащихъ себѣ товарищей сущими невѣждами. И такъ съ помощію продавца, онъ ихъ увѣрилъ, что показываемая гниль, суть точно Бульскія наилучшія яблоки, и что такая внѣшность доказываетъ совершенную зрѣлость и отмѣнной вкусъ плода. На словахъ его стало — торгъ конченъ — лимоны куплены и раздѣлены по братіи — Ванюха, сколько у него уста ни драло. ѣлъ ихъ такъ, что не могъ нахвалишься, не смотря на то, что деревенщина, не привыкшая еще къ высокому вкусу, прикусывая оныя, строила лицомъ разныя потягушки, и непрестанно оплевывалась — однако никто изъ товарищей не смѣлъ похаить его выбора. Такую онъ пріобрѣлъ себѣ довѣренность! Послѣ сей лестной поблажки, Ванюха отчасу больше дѣлалъ проказъ, и земляконъ своихъ приводилъ въ крайнее удивленіе вольнымъ своимъ обхожденіемъ, проворствомъ и знаніемъ свѣта. Онъ показывалъ имъ не достойное любопытства, толковалъ, разсказывалъ; какъ напримѣръ: Вотъ это то, это для тово и для тово — это такой-то — ето такая-то и проч. "Екъ, екъ ребяци! гутарили между себя удивленные его слушатели, Ванюха насъ акъ наторѣль, смотриця-ко, акъ іонъ похажывае, да повинтывае, таки ни вся его не узнацъ бы." Ванюхѣ, - которой всѣ разговоры ихъ слышалъ, показалась похвала сія слаще меду. — И онъ вдругъ какъ послѣ доброй чарки, сталъ еще смѣлѣе, веселѣе, важнѣе, живѣе — выступаетъ мирно, держится, какъ будто стопочка, смотритъ прижмурясь. Словомъ въ Ванюхѣ все было отмѣнно, недоставало одного только лорнета, моднаго фрака, пуховой шляпы, шелковыхъ чулковъ, серебреныхъ пряжекъ, и еще кой-какихъ бездѣлицъ. О! да кабы ему эти прикрасы, то совсѣмъ бы господчикъ, совершенный Петиметръ! — И такъ онъ будучи въ толикомъ о талантахъ своихъ и знаніи свѣтскаго обхожденія восхищеніи, а болѣе для показанія передъ земляками удальства своего; подходитъ онъ къ реченной галлереѣ близехонько, мѣшается со знатностію, приступаетъ на крыльцо, не спуская самъ глазъ со своихъ товарищей. Торжественная похвала и чрезмѣрное удивленіе послѣднихъ его ободряютъ — Ванюха хотѣлъ было еще далѣе, еще выше; какъ вдругъ на ту пору откуда ни взялись человѣка четыре въ сѣромъ одѣяніи съ синими воротниками и обшлагами — ну знаете. что при всенародныхъ зрѣлищахъ расхаживали тогда съ тросточками для соблюденія порядка и благочинія. Можетъ быть имъ биться отъ правительства и не велѣно; однако они видно на этотъ разъ забылись, и больше дѣйствовали руками, нежели языкомъ — примкнули бывалова доброва молодца со всѣхъ сторонъ, прихватили повоенному, и такъ начали ожучивать, что Ванюха нашъ не только отъ ихъ и галлереи, да и отъ земляковъ своихъ ударился въ народъ опрометью. И я къ сожалѣнію только его и видѣлъ. Послѣ хотя мнѣ товарищи его и попались, только его тутъ съ ними ужъ не было — И мнѣ не льзя было спровѣдать, дождался ли онъ какъ городокъ разбивать стали, или прямо махнулъ на свою фатеру. По всему вѣроятію заключить можно, что не такъ спинѣ, головѣ и бокамъ его было чувствительны палочныя впечатлѣнія, сколько душѣ его несносно было безчестіе, претерпѣнное предъ глазами своихъ лишь изъ деревни приплетшихся лапотиниковъ. Ибо — Солдаты и первое — его встрѣтили: о! о! ворона! Куда ты лезешь? — за чѣмъ? — Отъ толь нечаяннаго привѣтствія Ванюха весь измѣнился. — Лице его уподобися бѣлому плату. Товарищи же его, кой за минуту предъ тѣмъ не умѣли довольно восхвалить его достоинства и надивить ея досыта его дарованіямъ, глядя на него вмѣстѣ съ другими зубоскалами надрыкали животики свои съ хохоту. — Вотъ какъ скоро преходитъ слава человѣческая!!! -
