Леонид Свердлов - Олимпийское спокойствие
Парис попытался улыбнуться.
— Но ведь из этого ничего не выйдет, — сказал он. — Я бедный сирота, у меня нет ни родителей, ни близких, и ничего священного или дорогого я в жизни и в руках-то не держал.
— Ну, тогда тебе и подавно нечего терять. Только поверь опытному антропологу: родители есть у каждого, и даже самым отъявленным негодяям что-нибудь да свято. Ты ещё слишком молод, чтобы знать, что у тебя есть, а чего нет. Вот когда всё это выяснится, тогда и придёт время жестокой мести. Кстати, извини моё любопытство, Сашок, а зачем тебе любовь ещё какой-то девушки? Не могу представить, что такой симпатичный юноша, как ты, страдает от недостатка женского внимания.
Александр смущённо опустил глаза и покраснел.
— Ну, я встречаюсь, конечно, с одной… Но там ничего серьёзного…
— Понятно, — с улыбкой сказал Гермес и взлетел.
Он начал было поворачивать в сторону Олимпа, но, поднявшись над деревьями, заметил идущую по лесу нимфу Энону и спустился, чтобы её поприветствовать.
— Привет, Гермес, — озабоченно ответила Энона. — Ты не видел Париса?
— А зачем тебе понадобился Парис? — игриво подмигнув, спросил посланник богов.
Энона посмотрела на него удивлённо и даже несколько обиженно.
— Как зачем? Он мой муж.
Гермес покачал головой и, подумав мгновение, серьёзно ответил: «Нет, Энона, твоего мужа я не видел». После этого он попрощался с нимфой и полетел к Олимпу.
10. Стрелы Эрота
Вечерело. Закатное солнце освещало Олимп розоватыми нежаркими лучами. Гера с Афиной сидели на ступенях дворца Зевса и грызли семечки. Вообще-то они никогда не были подругами, но в последнее время их часто видели вместе.
Боги уже расходились по дворцам, готовились к отдыху после дневных трудов. Где-то за углом нарушил вечернюю тишину звон доспехов бога войны Ареса, возвращавшегося с какой-то междоусобной стычки.
— А Гефест-то опять на всю ночь куда-то умчался, — довольно громко сказала Гера как бы между прочим.
— Ах, как жаль его красавицу! — с притворным чувством воскликнула Афина.
После суда Париса они обе называли Афродиту не иначе как красавицей.
— Да, пропадают её прелести без мужской ласки, — согласилась Гера. — Уж как она страдает бедняжка, как изводится! Надо будет попенять моему сыну, чтобы он уделял ей больше внимания.
Звон доспехов на несколько секунд умолк, а потом послышался снова, но уже тише. Перед богинями появился Арес. Он, неуверенно ступая, подкрался ко дворцу Гефеста, приоткрыл дверь и застенчиво сказал: «Я к кузнецу… Он мне меч должен сковать». Богини безразлично пожали плечами.
Арес боком просочился в полуоткрытую дверь и быстро пошёл в спальню Афродиты. Та полулежала на кровати, изящно отставив босую ножку.
— Я к Гефесту, — краснея повторил Арес. — Он мне меч… А его нет.
— Нету его, — подтвердила Афродита, лениво растягивая слова.
Она склонила голову набок, кокетливо взглянула на неожиданного гостя хитрющими глазами и, накручивая локон на пальчик, спросила: «А что?»
Сразу после захода солнца уже засыпавший Олимп разбудил дикий визг, сливающийся с грязной руганью. Ошарашенные боги выбегали на улицу и тянулись ко дворцу Гефеста, откуда и доносились вопли. Дверь была раскрыта, у входа всех встречал хозяин дворца и с коварной улыбкой приглашал пройти в спальню Афродиты. Зрелище, которое там увидели боги, никого не оставило равнодушным: над кроватью висела сеть, свитая из тончайших, почти невидимых, но очень прочных металлических нитей, а в ней барахтались голые Афродита и Арес. Афродита в голос ревела, а Арес только вращал глазами и скрежетал зубами от бессильной злобы.
«Вы только посмотрите, боги добрые, что моя благоверная вытворяет, стоит мне из дома уйти!» — разглагольствовал Гефест.
«Мещанин! Ревнивая скотина! — сквозь слёзы выла Афродита. — Ничего не было! Мы только целовались!»
Но её слёзы ни у кого не вызвали жалости — только смех.
«Ты хоть успел чего-нибудь?» — давясь от хохота, спросил Ареса Гермес.
— Перестань! — одёрнул его Аполлон, сам, впрочем, не сдерживавший смех. — Что ты его изводишь? Ему и так плохо.
— Разве плохо? Я бы сейчас с удовольствием поменялся с ним местами.
— Ты что! Стыд-то какой!
— Не понимаю, чего тут стыдиться.
В дверях показалась Афина. Она была единственной богиней, решившейся посмотреть на непристойное зрелище. Любопытство и желание насладиться позором Афродиты пересилили общественные предрассудки. Впрочем, войдя, она тут же вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Завидуешь, стерва! — крикнула на неё Афродита.
— Чему тут завидовать? — ответила Афина.
Вечная ошибка, свойственная не только лишь богам: всякому хочется возбуждать в других зависть, но стать объектом чьей-то зависти вряд ли кому-то хочется. Афродита и сама понимала, что зависть других богинь ничего не принесёт кроме неприятностей, но и теперь бы не отказалась от кислого яблока, вручённого ей Парисом.
Свистнула тетива, и золотая стрела со звоном отскочила от доспехов Афины. Та рассерженно обернулась и, найдя взглядом спрятавшегося за спиной Аполлона Эрота, показала ему кулак.
В спальню вошёл Посейдон и возмущённо потряс трезубцем.
— Что же ты вытворяешь, пена ты морская! — заругался он на Афродиту. — Совсем срама не боишься!
— Это не я, — рыдала Афродита, — это всё Эрот, гадкий, пакостный мальчишка! Он меня подстрелил.
— Ладно, кончай уж это дело, — обратился к Гефесту Посейдон, — не позорься. Тут же дети, — Посейдон кивнул на Эрота, — а ты этакую порнографию распространяешь.
— А я, может, моральную компенсацию требую.
— Арес заплатит — отпусти его.
— А ну как не заплатит? Я его отпущу и поминай как звали.
— В этом случае я за него заплачу. Я-то от тебя убегать не стану.
Гефест было задумался, но вдруг снова свистнула тетива. Гефест дёрнулся и с интересом посмотрел на Афину.
— А ведь знаешь что… — сказал он ей, неожиданно заулыбавшись.
— Не подходи! — пробормотала Афина, судорожно ища у себя на боку меч. — Стой, животное! Не приближайся!
Но шаги Гефеста становились всё быстрее. Афина заверещала и бросилась бежать. За ней опрометью кинулся Гефест. Им вслед смеялись все, даже Афродита, только у неё это был смех сквозь слёзы.
11. День рождения Париса
Вечером, вернувшись со стадом на скотный двор, Парис застал там своего хозяина Агелая, разговаривающего с царскими слугами.
— Царь забирает нашего лучшего быка, — сказал Парису Агелай.
— Завтра будут спортивные состязания в память об умершем царевиче, — пояснил один из слуг. — Главным призом будет этот бык. Кстати, вы все тоже приглашены.
— Жалко быка, — сказал Парис. — Но за приглашение спасибо. Это будет мне хороший подарок на день рождения. Я ещё никогда не был на спортивных состязаниях.
Как раз завтра Парису исполнялось восемнадцать лет.
Он сидел на траве на берегу ручья и играл на свирели. Когда он замолкал, было слышно тихое и монотонное журчание. Тусклый лунный свет освещал лицо Эноны, лежавшей рядом, положив ему голову на грудь.
— Не ходил бы ты завтра ни на какие состязания, — сказала Энона. — Мы и тут так славно отпраздновали бы.
— Тут? Как год назад? Всё время одно и то же?
— А какое тебе нужно разнообразие? — спросила Энона, обняв Париса. — Хочешь, я тебе ребёночка рожу?
— У тебя всё время одно на уме. А ведь кругом столько интересного! Мне завтра восемнадцать, а я ничего в мире не видел, кроме овец да коров, ничего не совершил. Не то что на стадионе — в Трое ни разу не был, а до неё тут совсем недалеко. Неужели я всю жизнь так проживу? Неужели мне такое богами предписано?
— Нет, — грустно ответила Энона, — тебе предписано не это. Потому я и не хочу, чтобы ты завтра уходил. Это не просто интуиция, ты же знаешь: все боги хоть немного способны предвидеть будущее, могу это и я. И я предвижу, что если ты завтра уйдёшь, то уже никогда не вернёшься, я чувствую, что с этого начнётся большая беда, которая погубит и тебя, и меня.
Парис грустно усмехнулся.
— А хотя бы и так. Если уж боги так для меня определили, мне ли их поправлять? Пусть будет, как они хотят.
Энона посмотрела на него пристальным, удивлённым и преданным взглядом.
— Так ведь и я тоже богиня! Сделай, как я хочу.
Парис только улыбнулся этим её словам. Конечно, она богиня — маленькая сельская нимфа. Куда ей тягаться с тремя олимпийскими вседержительницами, воле которых с последнего времени был подчинён её парень. На что хватит её маленького всемогущества? На маленькое пастушье счастье, долгую и однообразную жизнь среди овец и коров, на смерть в глубокой старости среди множества детей, внуков и правнуков. Вот предначертание от богини Эноны. Но Париса ждёт другое предопределение: любовь самой красивой в мире женщины, гибель всего святого и дорогого, короткая, но интересная жизнь и вечная слава. Вот олимпийское предначертание. И Энона хочет, чтобы Парис из трёх самых знаменитых богинь выбрал четвёртую, безвестную?
