Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир
Возвращение в мир людей
Возвращение в человеческий облик у вольных оборотней обычно не составляет особого труда, при условии, что все задействованные в превращении предметы сохранились именно в том виде, в котором их оставил колдун. Эти предметы можно разделить на две категории. К первой относят объекты, обозначающие границу между «этим» и «тем» миром, пространством людей и животных: коромысло, положенное на землю, палка, нож, воткнутый в забор. Символически они говорят нам о существовании двух миров, которые различны и разделены, но тем не менее смыкаются друг с другом — ровно в том месте, где расположен волшебный предмет. Ко второй категории относят вещи, связывающие оборотня с человеческим миром, чаще всего это одежда. Их смысл несколько другой, однако дополняющий первый: они указывают, что оборотень имеет отношение сразу к двум пространствам, и, несмотря на то что сейчас он бегает волком или летает сорокой, по ту сторону границы есть нечто, что связывает и удерживает его в человеческом мире.
Если предметы этих двух категорий остались в порядке и неприкосновенности, для обратного превращения достаточно просто проделать те же действия, что и при превращении в животное: перекувырнуться через ножи, переступить через палку, надеть человеческую одежду. Однако бесперебойно работающая символическая граница, заданная волшебными предметами, очень хрупка и ненадежна: порой одного прикосновения или даже взгляда достаточно, чтобы лишить оборотня возможности перехода. Другими словами, если какой-то человек подглядит за оборотнем и тем или иным способом нарушит хрупкий «мостик» между человеческим и животным состоянием, то оборотень останется зверем. Так, в брянской быличке парень подсмотрел, как его невеста-ведьма втыкает в деревянный забор нож, после чего превращается в собаку и убегает. Парень вытащил нож и унес с собой. Ведьма же была вынуждена бегать собакой до тех пор, пока парень не воткнул нож обратно [2379]. В архангельском тексте свекор-оборотень превратился в медведя, переступив через палку на глазах у снохи. Сноха пошевелила палку, и свекор остался медведем [2380]. В рассказе из Нижегородской области мужики вытащили, а затем воткнули по-другому ножи, через которые «переворачивался» оборотень, и тот несколько дней не мог вернуть себе первоначальный облик [2381].
Тот же результат будет у действий, направленных на предметы из второй категории. Однако мифологический механизм здесь немного иной: «ломаться» будет уже не «мостик» из одного пространства в другое, а связь самого оборотня с людьми, человеческой идентичностью. Так, в тексте из Архангельской области оборотень остается медведем потому, что люди сожгли его человеческую одежду [2382]. Согласно свидетельству из Западной Сибири, ведьма-оборотень навсегда останется сорокой, если кто-нибудь просто увидит ее человеческое туловище без головы, которое она, превратившись, скидывает с себя и прячет под корытом для стирки [2383].
У папы на глазах человек в медведя оборотился. В воды вошел человек, а вылез медведем, в лес ушел и сказал одежды его не жгать. А они сожгали, он и остался медведем. Он пояс только не снял. Пошел в стадо, коров задрал, какие люди ему неприятность сделали. Его убили, а на нем ремень [2384].
Следует подчеркнуть, что важны не только волшебные предметы сами по себе, но и правила обращения с ними; другими словами, строгий символический порядок, внутри которого они находятся. Значение имеют такие параметры, как расположение предметов, их неприкосновенность и потаенность от посторонних глаз, а также последовательность прямых и обратных превращений, осуществляемых с их помощью. Последний из перечисленных параметров любопытно обыгран в вологодской быличке. По сюжету сноха подглядывает за свекром-оборотнем, который втыкает в сухую сосну нож, трижды перепрыгивает через него и превращается в медведя. Женщина делает то же самое и становится медведицей, однако обратное превращение тем же путем оказывается невозможным ни для нее, ни для свекра, поскольку сноха «расскакала» колдуна [2385]. По сути, в этой истории иначе реализуется та же мифологическая идея, о которой говорилось выше: «переход» работает только внутри определенного, неприкосновенного порядка, в данном случае обусловленного правильной последовательностью прямых и обратных превращений. Если же этот порядок нарушается, то утрачивается и возможность перехода.
Давным-давно жил в деревне старик. Поговаривали люди про него, что он «знает». Старик этот был очень сердитый; редко кто спорил с ним, потому что все хозяева страшно боялись его. А не бояться его нельзя было: кто поссорится с ним, так и знай, что быть беде со скотом; если кто зимой рассердит старика, у того летом непременно корову медведь задерет. У старика этого самого была молодая сноха. Стала она примечать за своим свекром-стариком, и заметила, что, когда старик сходит на «поскотону» (то есть на пастбище коров) за «обабками» (то есть грибами), то у кого-нибудь и нет коровы: или исцапана вся, или задрана. Вот одинова отправился старик за обабками, а сноха — за ним потихоньку, украдкой. Пришли они так в лес. Видит сноха, что старик скачет за нож — «хлеборушник» (то есть нож, которым режут хлеб), а нож этот воткнут в сухую сосну. Скочил он раз, скочил другой, скочил и третий раз, — и тотчас стал медведем. Захотела сноха все подсмотреть за свекром. Для этого и она через нож скачила раз, скачила другой, скочила третий раз, и стала медведицей. Тогда побежала она за свекром и видит, что он к одной корове подскочит, да вымя вырвет; с другой и третьей коровами он сделал то же самое; таким образом, исцапавши трех коров, свекор опять побежал к ножу, воткнутому в сухую сосну, а сноха опять за ним. Прибежал свекор к сухой сосне, скакнул через нож раз, скакнул другой, скакнул и третий раз, но остался медведем; начал он снова скакать: скакнул раз, скакнул другой, скакнул и третий раз, — все остался медведем, — не дается ему человеческий облик. Как заревел тогда медведь, да начал рыть лапами землю с горя и злости; а сноха-медведица подошла, ему да говорит: «Это я тебя расскакала». Пуще прежнего заревел свекор-медведь, да и говорит: «Погубила теперь ты себя, да погубила и меня. Пойдем теперь, дура, подальше от людей». Забрались тогда они оба в лес далеко. Стало проходить лето. Наступила осень. Вырыл тогда свекор берлогу. А как стал падать снег, залегли они оба в берлогу. В эту зиму ходили мужики «полесовать» (то есть поохотиться) и заметили ту берлогу. Собралось их человека три и пошли они на медведя. Услышал свекор-медведь голоса мужиков и лай собак и бает снохе: «Я выскочу первым; меня тотчас убьют; тогда ты скакни через меня и снова будешь бабой». Действительно, только выскочил медведь, его сразу и убили; через его труп перескочила медведица, и тотчас опять стала бабой. Мужики-охотники, узнавши у нея в чем тут дело, взяли убитого ея свекра в образе медведя, бросили в берлогу, навалили на берлогу лесу сколько могли, да сами и домой ушли [2386].
Возвращение подневольного оборотня в мир людей происходит несколько иначе. Например, в некоторых случаях оно осуществляется по истечении определенного срока, когда наложенное заклятие перестает действовать. Так, в тульской быличке мужик, превращенный на свадьбе в волка, вернулся в человеческий облик через семь лет: «прошло семь лет, волчья шкура у него треснула и вся соскочила: он стал человеком» [2387]. В других случаях срок заклятия может составлять десять дней [2388], год, три года, шесть [2389], двенадцать [2390] лет.
