Сигрид Унсет - Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию
Вигдис ответила:
— И темноты я боюсь, и самой себя в собственном доме. Жизнь моя отвратительна, и будет лучше, если я положу ей конец.
— Не говори такие страшные вещи, — ответила Оса. — У тебя все еще может быть хорошо. И ты еще так молода, да и не знает никто о твоем позоре, а все считают тебя порядочной девушкой. Коре любит тебя, и с ним у тебя будет хорошая жизнь.
— Именно это и гнетет меня больше всего, — сказала Вигдис. — И хотелось бы мне, что все знали о моем позоре — и чтобы мой отец выгнал меня из дома. И ужасно, что приходится мне улыбаться и делать вид, что я та же, что раньше… И не радует меня, что все считают Вигдис честной и порядочной, ибо есть трое, которые знают, что это неправда. И на теле моем есть тому позору отметка, и не знаю, как уберечься мне от стыда, когда Коре заведет разговор о женитьбе.
Они сидели одни вечером в доме, Оса и Вигдис; и тогда девушка вновь заговорила об этом.
— Не можешь ли ты, матушка, отправиться на юг к своим родичам — ведь ты говорила, что они влиятельные и богатые люди? И рода еще более древнего, чем мы.
Оса отвечала:
— Я не знаю, живы ли мои родичи, и стара я уж стала ехать к ним. Но почему ты заговорила со мной об этом?
Вигдис долго молчала, а потом сказала:
— Раньше, когда у меня была печаль, я всегда приходила к тебе и все рассказывала. Но сейчас случилось так, что от тебя я больше всего таю свое горе.
Оса ничего не ответила, и Вигдис продолжала:
— И сейчас я жалею, что похоронила ребенка, ибо каждую ночь он будит меня своими ужасными криками. Но пусть меня мучают злые духи, как я того заслужила.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Оса.
— И это самая лучшая месть, что сын Льота стал его проклятием. И хотелось бы мне, чтобы он сам отомстил своему отцу.
И тогда Оса тихо спросила:
— Я хочу знать, действительно ли ты так думаешь.
— Да, — ответила Вигдис.
И ее приемная мать тогда сказала:
— Тогда тебе лучше знать, что мальчик, которого ты родила в прошлом году, воспитывается у моего сына Скофте.
Вигдис вскочила со скамьи, на которой сидела. Она стояла смертельно бледная, не говоря ни слова. Но затем рухнула на скамью, опустила голову на стол и разрыдалась.
Оса сказала:
— И нет смысла говорить об этом всем, и сдается мне, что лучше все скрывать, но я сказала тебе это затем, чтобы ты могла повидать своего сына, если захочешь.
Вигдис плакала, а потом сказала:
— Мне казалось, я так несчастна, что хуже и быть не может. Но сейчас я не могу жить в этой усадьбе, когда я знаю, что в любой день мальчик может попасться мне на глаза. И так плохо мне было, что не смогла я бросить его в озеро. И не верю тебе, что сказала ты мне правду.
Тогда Оса подошла к своему сундуку и достала из него льняной платок и протянула его Вигдис. Она посмотрела на него и узнала — это была шаль, в которую она завернула ребенка в ту страшную ночь. На ней виделись пятна крови, и кое-где прилипли мох и сухие травинки. Она бросила тряпку на пол, заплакала и сказала:
— Я хочу обо всем рассказать отцу. Не могу я больше так жить. И не могу прятаться за спиной Скофте или еще кого-то. И никогда не думала я, что ты предашь меня.
Оса ответила:
— В ту утро я проснулась и увидела, что нет тебя рядом. Я испугалась и попросила Скофте поискать тебя. Тогда он нашел мальчика и принес его. И он был так красив, что Скофте попросил меня разрешить ему воспитать ребенка. И я рассказала тебе об этом сегодня, потому что думала, что это утешит тебя, особенно, когда ты узнаешь, что у тебя самый красивый в мире ребенок.
— Пусть будет, как будет, — сказала Вигдис. — И очень устала я от такой жизни.
Оса ответила:
— Ничего не делай с собой. И позор тому, кто сгибается под своей ношей. И хочу я тебе кое-что рассказать, а уж решать будешь сама.
XVII
Оса принялась рассказывать:
— Отца моего звали Харальд Золотая Борода, и я уже рассказывала тебе, что жизнь у меня и моих сестер дома, на Шелланде, была хорошая. Ингрид и Астрид были уже совсем взрослые, а мне только исполнилось тринадцать лет. Однажды вечером мы вместе со служанками отправились искупаться. И случилось так, что мимо проплывали корабли. Это были викинги из Елунда. Они сошли на берег и захватили нас в плен. И никто не смог от них убежать. Владели теми кораблями три брата, и они взяли нас себе в наложницы. Они быстро смогли разобраться, кто из девушек были дочерьми хёвдинга. Старшего из братьев звали Арнгрим; и с ним я провела первую ночь, а потом оставалась у него еще два года. Братья вскоре расстались. Двое других отправились домой, но Арнгрим и летом, и зимой плавал по морям. Он был сильным, храбрым и красивым мужчиной, но жестоко обращался со мной, потому что я никогда не показывала ему своей любви. Сестер своих я больше не видела и не знаю, что с ними сталось, потому что Арнгрим никогда не отвечал мне на вопросы о них.
Он много плавал по морям и везде одерживал победы. Меня он держал в закутке под палубой. Он боялся, что я убегу и спрятал мою одежду, но одарил дорогими мехами, коврами и украшениями. На борту драккара был один молодой дан по имени Асбьёрн; и я подговорила его сбежать вместе со мной и прихватить с собой золото, но Арнгрим узнал об этом. Он убил Асбьёрна и стал относится ко мне еще хуже.
Однажды мы были у островов Сюдерь и повстречали там норвежских викингов. В сражении с ними Арнгрим пал. Гуннар, твой отец, был хёвдингом норвежцев. И когда он вывел меня на палубу, я подошла к телу Арнгрима. Я встала на колени и смочила свои волосы его кровью. И не было для меня слаще времени, ибо я помнила, что Арнгрим по ночам обычно завязывал мои волосы узлом у себя на шее.
И тогда Гуннар спросил меня о моем имени и роде, «ибо, — добавил он, — я думаю, что ты так же знатна, как и красива». И мы проговорили с ним весь день и всю ночь. Гуннар пообещал отвезти меня домой в Данию, и он подарил мне красивые платья, и так хорошо относился ко мне, что я полюбила его. И тогда он сказал, что хотел бы отказаться от своей жены. И он хотел оставить меня у моих родственников. Но я решила не расставаться с ним. И жила у него на корабле, и вскоре поняла, что жду ребенка. И тогда он обрадовался еще больше, потому что у Альвсуль, его жены, детей не было.
Он привез меня в Вадин; но вскоре ярл призвал его в свою дружину, и он уехал. Он попросил Альвсуль хорошо относиться ко мне и ребенку. И ухаживать за ребенком как за своим собственным. И затем мы расстались, и я очень тосковала и печалилась. Альвсуль и ее приемная мать были со мной, когда я рожала, и когда появился на свет мальчик, они тут же забрали его и отправили с ним раба в лес, а всем в усадьбе приказали говорить Гуннару, что ребенок родился мертвым. А меня обещали убить самым ужасным образом, если я вдруг решусь пожаловаться. Вскоре пришло известие, что Гуннар тяжело ранен и долго еще не сможет приехать домой. Тогда Альвсуль приказала мне переселиться в дом, где жили ее рабы. Одного из них звали Сварт [3]. Он защищал меня и был добр ко мне, и он взял меня в жены. Альвсуль построила для него дом в лесу, там, где сейчас живет Скофте, и объявила всем, что теперь я жена трелля.
Когда Гуннар вернулся домой, она сказала ему, что я живу теперь со Свартом, и Гуннар тогда так разгневался, что сказал, что убьет нас обоих — и меня, и Сварта. Но я рассказала ему все о мальчике, которого отнесли в лес, и обо всем остальном тоже. Гуннар выгнал Альвсуль из усадьбы и предложил мне уйти от Сварта и переселиться к нему в дом. Но я посоветовала ему найти себе другую жену; и он выбрал Хердис, твою мать, и она была моложе и красивее меня. Ты знаешь, что во время родов она умерла, и тогда я попросила Гуннара отдать мне тебя на воспитание. И с тех пор все так и было, и Гуннар хорошо относился ко мне и моим сыновьям, и всех их освободил. И всю жизнь я видела от него только добро.
XVIII
Вигдис сказала:
— Больше всего меня удивляет, что осталась ты с рабом, который силой взял тебя. Я бы попросила Гуннара, чтобы он разорвал его лошадьми.
Оса ответила:
— Для Гуннара было больше чести взять в дом богатую жену из хорошего рода. И еще у меня был ребенок от Сварта. Я не хотела, чтобы у меня отняли еще одного сына.
— У тебя совсем иное в голове, чем у меня, — отвечала Вигдис. И помолчав, добавила: — Не много радости было у него с моей матерью, да и вряд ли он обрадуется, когда услышит о моем ребенке.
— Оставь мальчика там, где он находится сейчас, — сказала Оса. — Хотя бы пока Гуннар жив. А потом можешь взять его к себе и утешишься этим. А с Коре мы уладим дело.
Вигдис сложила руки на груди и посмотрела на огонь в очаге.
— Не хочу я больше жить в страхе и горечи и надеяться, что все уладиться само собой. И пусть будет, как будет, и хуже чем будет, уже не бывать.
