Юлий Циркин - Мифы и легенды народов мира. Том 12. Передняя Азия
317
Уход из обитаемых мест для плача совершался, по–видимому, в особо важных случаях. Как рассказывает Библия, когда оказалось, что Иеффаю придется по обету принести в жертву свою единственную дочь, та на два месяца отправилась в горы, чтобы там оплакать свою участь.
318
Для автора (или авторов) поэмы человек, тем более царь, существует в тесной взаимосвязи с природой.
319
При всей своей силе боги не в состоянии вылечить умирающего Карату. Связано ли это с тем, что власть их была ограничена рамками установленного миропорядка, который они и призваны охранять, или с нежеланием противоречить Асирату — неясно. Скорее всего первое, ибо и сам Илу, который, несомненно, желает выздоровления царя, непосредственно вмешаться в ход болезни не может. Он посылает Илшу и его жену для совершения необходимого ритуала, но магия не помогает.
320
Чтобы победить бога смерти Муту, Илу должен был вылепить специальное существо Шатикату. Он вылепил его из глины, затем обжег на жаровне. Илу поступает как земной ремесленник. Угаритяне называли Илу Творцом творения, понимая под этим процесс, напоминающий работу гончара. Также и Библия рассказывает, что человек был сотворен из глины (праха земного). До нас не дошло никаких угаритских мифов о сотворении мира и человека. Может быть, рассказ о создании Шатикату в какой‑то мере позволяет по аналогии заключить, что и человек был, согласно угаритской мифологии, создан тем же Илу и таким же способом?
321
Алтея — растение из семейства мальвовых. Как лекарственное растение она употреблялась и в XIX в., а на Востоке с этой целью используется и в настоящее время. Лекарственные свойства алтеи известны были и основателю ботанической науки — греку Теофрасту (IV‑III вв. до н. э.).
322
Излечение от смертельной болезни, естественно, рассматривалось как победа над богом смерти.
323
Суд был первым делом царя. Общественная функция царской власти — устанавливать и охранять справедливость, а в случае необходимости восстанавливать ее. Поэтому царь должен был в первую очередь заботиться о тех, кто сам не мог постоять за себя, — за вдов и убогих, за всех «униженных и оскорбленных». Если царь по каким‑либо причинам не в состоянии выполнять эту свою первейшую обязанность, он должен быть смещен с трона.
324
C Точки зрения принятого отношения к царской власти Йацциб был совершенно прав, ибо пассивность Карату, хотя и вызванная весьма уважительной причиной, болезнью, создавала условия для насилия и обманов, что и требовало смены царя. С точки же зрения внутрисемейных отношений, отношений отца и сына, Йацциб совершает величайшее преступление — проявляет непочтение к отцу и выражает желание его свергнуть. Перед нами явный конфликт двух точек зрения, двух подходов к решению важного для общества вопроса: является царь лишь высшим должностным лицом общества, и тогда смена пассивного царя необходима, — или же царю принадлежит (по крайней мере, номинально) высшая власть, которой он не может быть лишен, независимо от способности ее осуществлять. Это — столкновение старого, общинного, и нового, династийного, принципов передачи власти. Автор поэмы явно на стороне второго. Вероятно, ко времени ее создания династийный принцип уже считался более приемлемым, хотя еще и не окончательно утвердившимся. Впрочем, не исключено, что внесение этого мотива в поэму — результат ее постепенного развития в угаритской среде.
325
Текст поэмы на этом обрывается. Но вполне логично считать, что проклятие Карату исполнилось. В предыдущих частях поэмы много говорится о почтительном отношении к отцу младшего сына, Илихау, который явно противопоставляется своему старшему брату как пример исполнения сыновнего долга. Несомненно, именно к нему переходит от проклятого старшего брата первородство и, следовательно, престолонаследие. Ранее в поэме говорилось о печали природы из‑за смертельной болезни Карату. Ясно, что с его выздоровлением и природа должна возрадоваться.
326
Текст поэмы о Данниилу и Акхите, как и поэмы о Карату, был открыт в самом начале раскопок Угарита. Обе поэмы, как уже говорилось, относятся к священному преданию Угарита и напоминают в этом исторические части Библии. Некоторые ученые полагают, что Данниилу мог быть историческим лицом, и его деяния столь прочно запечатлелись в народном сознании, что рассказы о них, обрастая сказочными подробностями, передавались из уст в уста в течение нескольких веков, прежде чем были записаны в XIV в. до н. э. Правда, в самой поэме, как она до нас дошла, Данниилу никаких особых подвигов, которые заслуживали бы увековечения в памяти народа, не совершает. Сюжет поэмы связан, скорее, с судьбой его сына, охотника Акхита. Но эта поэма могла быть лишь частью целого эпического цикла о Данниилу, и на основании только сохранившейся его части никаких выводов делать нельзя. Не исключено, что существовали и другие рассказы о Данниилу. Однако именно повествование о потере, а затем обретении с помощью богов потомства было, вероятнее всего, важнейшей частью всего цикла сказаний о Данниилу (если такой цикл существовал). Во всяком случае, это повествование было хорошо известно не только угаритянам, но и их соседям, и сохранялось в течение веков. В начале VI в. до н. э. пророк Иезекиил обращался к своим соотечественникам, уведенным в изгнание в Месопотамию, с напоминанием о трех праведных мужах — Ное, Данииле и Иове, говоря, что в случае великого греха отступничества Бог погубит и людей и скот, и только эти три праведника спасутся. Правда, Иезекиил при этом указывает, что спасены будут лишь они сами, а не их сыновья или дочери. Но в библейских рассказах о Ное и Иове Бог поступает с их потомством иначе. Так, перед потопом Бог приказал Ною построить ковчег, в котором должен был спастись и сам Ной, и вся его семья, включая сыновей и дочерей, и по паре всех других живых существ. У Иова ради испытания Бог отнял детей и богатство, но, убедившись в его праведности, вернул ему все это в еще большем количестве. Видимо, во времена Иезекиила существовали разные варианты рассказов об этих праведниках (а слушатели Иезекиила явно прекрасно понимали, о чем и о ком идет речь). Но и в сохранившихся библейских повествованиях Ной и Иов связаны именно с проблемой потомства. Различные рассказы о чудесах и толкованиях собраны в библейской Книге Даниила. В ней нет сказания о гибели и новом обретении потомства. Возможно, рассказы, сохранившиеся в названной Книге, восходят к другим вариантам сказаний о Данниилу, где он представлен чудотворцем и толкователем снов и знамений. В пользу такого предположения может свидетельствовать еще одно место в пророчестве Иезекиила, где Даниил предстает образцом мудреца, которому ведомы все тайны. А может быть, мы имеем дело все‑таки с новыми рассказами, сгруппированными вокруг популярной в народной памяти фигуры. Но в любом случае это свидетельствует о распространении различных повествований о Данниилу–Данииле в западносемитской среде.
327
Определение Данниилу как «мужа харнамийского» свидетельствует о существовании общества Харнаму. Полагают, что угаритское общество и образовалось в результате слияния Харнаму и Дитану. Название Харнам (или Хирнам) встречается в египетских документах второй половины II тысячелетия до н. э. Исследователи располагают это место в долине между горами Ливана и Антиливана. Может быть, как и в случае с Дитану, речь идет о какой‑то западноаморейской общности, часть которой, перебравшись далее к северу, вместе с Дитану заселила уже существовавший доаморейский Угарит, а часть, судя по сохранению названия, осталась на старом месте. Если это так, то сохранение харна–мийского предания о Данниилу и Акхите в главном храме Угарита — храме Балу — свидетельствует о признании преданий обеих частей предугаритского общества — Харнаму и Дитану в качестве священных преданий Угарита.
328
Перечисляются обязанности благочестивого сына по отношению к отцу. Они распространяются и на царскую семью. Возможно, здесь отразились обычаи архаического времени, когда члены царской семьи должны были собственноручно заниматься даже хозяйственными делами; в поэме уточняются эти дела; оштукатуривание крыши, когда она загрязняется, и стирка одежды, когда она пачкается. В связи с этим можно вспомнить, что в гомеровской «Одиссее» феакийская царевна Навсикая вместе со служанками стирает белье на берегу моря.
329
Как и в случае с Карату, благословение и обещание даровать сына дает сам верховный бог Илу, а не Балу, царствующий над землей, а точнее — над тем обществом, которым в данный момент правит Данниилу. Это благословение и обещание должны были иметь космический характер и поэтому входили в сферу полномочий Илу. Но показательно, что между земным владыкой и владыкой вселенной стоял все‑таки посредник.
