Ольга Петерсон - Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа
— Нет, мне и здесь хорошо, — отвечал премудрый, — я отсюда не уйду, а все только ближе и ближе буду пододвигаться к твоему сердцу со своей наковальней, проберусь к тебе в самый мозг и уж там устрою себе настоящую кузницу. Не выйду я из тебя, пока не услышу от тебя всего, что ты знаешь, пока не научусь всей твоей мудрости.
Делать нечего! Пришлось старику Випунену сдаться; подумал он, подумал, припоминая и собирая в голове своей все, что знал, и запел песню, в которой складно передавал все свои знания. Вяйнямёйнен слушал, опершись головой на руки и стараясь не пропустить ни одного слова. И не один он слушал: в небе солнце с месяцем приостановились, а на море — волны, даже реки не текли: все слушали, всем хотелось получить от старого Випунена хоть частицу его дивной мудрости.
Когда кончилась песня Випунена, Вяйнямёйнен опрометью бросился вон из желудка, обернулся золотистой белочкой, скользнул из его широкого зева на землю и пустился бежать домой… Только что прибежал к кузнице Илмаринена, как тот и работу бросил, выскочил из нее, давай его расспрашивать о новом опасном странствовании.
— Много я узнал нового, — отвечал ему премудрый, — большой мудрости набрался, узнал то, чего никто, кроме меня, теперь не знает.
И пошел он на берег достраивать свою лодку. Мигом достроил он ее и много дней потом занимался тем, что ее разукрашивал: всю ее вымазал красной краской, облепил на носу серебром, а на корме золотом, врубил в середину крепкую мачту; потом, не откладывая, собрался в путь, и в одно прекрасное утро, когда Илмаринен еще храпел на постели, Вяйнямёйнен спустил свою лодку на воду, поднял белый парус и поплыл к далеким берегам Похъёлы. Но не мог он уплыть незаметно: женщины полоскали на берегу белье и видели, как он отплыл, расспросили его, куда и зачем он идет. А когда он рассказал им о цели своего путешествия, то не прошло и часу, Илмаринен уже знал и о его отъезде, и о его намерении… Скоро седлал он коня, еще скорей того садился в седло и гнал во всю прыть в Похъёлы…
Видно, уж очень не хотелось Илмаринену уступить свою невесту другому, видно, скоро и ехал он, потому что поспел в Похъёлы в одно время с братом своим; тот морем плыл, а этот берегом за ним следовал. В одно время они и в дом Лоухи вступили: но гордая дочка беззубой ведьмы на старика Вяйнямёйнена и взглянуть не захотела (хоть мать и советовала ей выбрать именно его в мужья), а Илмаринену объявила, что охотно пойдет за него замуж. Поднялась на всем Севере страшная суматоха — все стали готовиться к свадьбе. Все хлопотали, все шумели, всюду пиво варили, вино курили, во всех кухнях готовили кушанья, всюду шили наряды один другого красивее — всем хотелось побывать на свадьбе дочери Лоухи с Илмариненом. Всех и пригласили на эту свадьбу; забыли только пригласить Лемминкяйнена.
VII
Лемминкяйнен жил далеко от всех других людей, далеко от Илмаринена и Вяйнямёйнена, на морском берегу, вместе с матерью и своим сильным родом. Долго жил он спокойный и довольный, пока ему не вздумалось свататься за дочку Лоухи. Напрасно отговаривала его мать, утверждая, что там он погибнет. Лемминкяйнен смеялся ее словам и поехал на Север. Лоухи приняла его ласково, но сказал, что если он хочет получить ее дочку себе в жены, то должен исполнить несколько трудных задач. Смелый Лемминкяйнен, не бледневший ни перед какой опасностью, взялся исполнить все трудные задачи, которые придумала для него Лоухи. Хитрая ведьма взвалила на его плечи такие труды, что несчастный Лемминкяйнен должен был погибнуть. Гоняясь за адскими лебедями на реке, отделяющей царство Туонела от остального мира, он нечаянно упал в воду, а злой сын Туонела тотчас подхватил его и изрубил на куски. Только материнская любовь помогла тогда Лемминкяйнену. Прослышав о смерти его, мать поспешила на Север, а разузнав подробно о месте, в котором погиб ее сын, своими руками повытаскала все куски его тела из воды, сложила их плотно, помазала бальзамом и силою своих чар заставила жизнь вновь возвратиться в омертвевшее тело. Тут рассказал Лемминкяйнен матери о своих похождениях и гибели, потом вместе с ней отправился домой. Страшная опасность, которой подвергся он, надолго отбила у него всякую охоту куда бы то ни было удаляться из дома. Но когда до него дошли слухи (а слух у него был тонкий) о том, что на Севере готовится свадебный пир, что все приглашены на пир, один только он забыт, — тогда загорелся Лемминкяйнен страшной злобой на Лоухи, ее мужа и на весь ее род. Одна только мысль о мести завладела всем его сердцем, и он решился тотчас же привести ее в исполнение.
— Матушка, — сказал он, — накорми меня, напои меня, вели вытопить для меня баньку, дай мне мои лучшие одежды и отпусти меня в дальний путь–дороженьку.
— Куда это ты, сыночек, собрался? Уж не за хищной ли рысью гоняться, не легких ли белок стрелять?
— Нет, матушка, не на охоту стремлюсь я, не на забаву себе, а иду на свадебный пир в Похъёлы, иду мстить Лоухи, и мужу ее, и всему роду ее за то, что они одного меня не позвали к себе на праздник, надо мной одним посмеялись!
— Не ходи ты туда, куда тебя не звали; не будет в том проку, коли пойдешь! Смотри, смотри, не нажить бы тебе худа, не накликать бы тебе беды на свою голову, да и на мою–то также! — говорила ему мать. — Не ходи, сыночек, не пришлось бы мне на старости лет проливать горькие слезы по тебе, моем милом сыночке!
— Нет, не прощу я им этой обиды! — отвечал ей бесстрашный сын. — Они меня не звали, так мечом разделаюсь с ними.
— Знаю я, сын мой, что тебя ничто не устрашает, да ведь прежде чем доедешь до Похъёлы, много встретишь ты на своем пути преград и опасностей.
— Какие же это преграды, матушка? Есть ли там такие, которых бы стоило пугаться: ведь женщины часто и по–пустому боятся…
— Не по–пустому боюсь я, сынок, и сам ты вспомнишь мои слова! Первая тебе преграда встретится огненная река, а на той реке огненная скала, а на той скале огненный орел сидит и днем клюв, а ночью когти точит на гибель всякого прохожего чужого человека. Вторая преграда на пути твоем будет огненная пропасть, которая тянется от востока до запада, полна она раскаленных камней и влечет к себе всякого прохожего чужого человека. Многие тысячи людей сложили уже в ней свои головы! А третья преграда: у самых ворот Похъёлы, в самом узком месте пути попадется тебе навстречу огромный волк; такого нигде в другом месте не слыхано: многие тысячи людей растерзал уж он, растерзает и тебя, горемычного!
— Не испугаешь ты меня этим, матушка, а лишь больше возбудишь во мне желание преодолеть все препоны, — отвечал матери бесстрашный Лемминкяйнен.
— Да что в том проку, если ты и все эти препятствия преодолеешь. Самое–то страшное на конце пути предстоит тебе: вокруг Похъёлы тын железный от земли и до неба, а за железным тыном стальные стены; стены оплетены шипящими змеями, а в узких воротах лежит огромный и толстый змей, покрытый железной чешуей: гордо поднимает он голову и страшно разевает пасть навстречу каждому входящему, всегда готовый проглотить чужого человека. А за стальной стеной частокол стоит и на каждом–то колушке по головушке; на одном только колу головы еще нет — видно, твоей–то голове и быть на нем, сыночек, коли вздумаешь идти непрошеный на свадебный пир в Похъёлы.
— Не ребенок уж я, матушка, не побоюсь всех этих страхов! Сумею я проложить себе торную дорогу! — отвечал Лемминкяйнен, надел тяжелую кольчугу, опоясался отцовским мечом, простился с матерью, сел на коня и поехал путем–дорогой на Север, обдумывая, как бы ему получше отомстить Лоухи.
А старушка–мать еще долго смотрела ему вслед и гадала: вернется ли он еще домой или оставит свою буйную голову на чужой стороне?
VIII
Не много проехал Лемминкяйнен и наехал на тетеревиную стаю, спугнул их с дороги его борзый конь, взвились они тучей вверх и оставили после себя на земле только несколько перышек. Лемминкяйнен сошел с коня, думает: «Путнику все пригодится», — и сунул те перья в сумку. Немного проехал он далее, и стали сбываться слова его старушки–матери: видит он прямо перед собой широкую огненную реку, а на ней ни мостика, ни лодочки, только клокочет в ней огненная влага, словно вода в котле, и огненные волны бешено бьются о раскаленную скалу; а на вершине скалы сидит огромный орел, все только крыльями хлопает да точит о камни свой страшный клюв. Остановился бесстрашный Лемминкяйнен, видит: не проехать ему так, и обратился к орлу с речью:
— Пропусти меня, птица орел, еду я на пир в Похъёлы, отвернись на миг в сторону, чтобы я тем временем мог через реку перебраться.
С насмешкой отвечал ему орел:
— Никого еще не пропускал я доселе мимо себя, не пропущу и Лемминкяйнена, одна ему дорога и лежит прямоезжая — в мою глотку.
