Автор неизвестен - Древние славяне

Пошла по воду панна,
белолица, румяна,
мимо ехал пан
и разбил ей жбан.
«Ты не плачь, молодая,
заплачу всё сполна я,
тебе талер дам
за зеленый жбан».
Панна брать не желает,
только плачет–рыдает:
«Мой зеленый жбан,
что разбил мне пан!»
«Ты не плачь, молодая,
оплачу жбан сполна я,
два дуката дам
за зеленый жбан».
Панна брать не желает,
только плачет–рыдает:
«Мой зеленый жбан,
что разбил мне пан».
Ты не плачь, молодая,
заплачу все сполна я,
за зеленый жбан
коня тебе дам».
Панна брать не желает,
только плачет–рыдает:
«Мой зеленый жбан,
что разбил мне пан».
«Ты не плачь, молодая,
заплачу все сполна я,
деньги тебе дам
за зеленый жбан».
Панна брать не желает,
только плачет–рыдает:
«Мой зеленый жбан,
что разбил мне пан».
«Ты не плачь, молодая,
заплачу все сполна я,
сам себя отдам
за зеленый жбан».
«Хоть я жбан потеряла,
зато пана достала,
за зеленый жбан
будет со мной пан».

Под вечер ехал Ясек
да ехал мимо костела,
да свою острую саблю
к боку пристегнул он,
ой, к левому боку.

Как саблю пристегнул он,
на дом родной взглянул он,
сердечно заплакал
и тяжко так вздохнул он,
аж конь под ним затрясся.

Ой, матушка родная,
иль сына не узнали,
дам шпоры вороному,
чтоб ехал ближе к дому,
чтоб вы привет послали.

Ой, сын мой, милый сын мой,
мне не узнать тебя ли?
Ох, как тебя схватили,
в железо заковали
да в Радом отправляли.

Ой, здравствуй, сын мой, здравствуй,
ты моя кручина,
кто же твоей муки,
кто же твоей муки,
зла всего причина?

А зла всего причина
козеницкий лютый пан,
как меня хватали,
в цепи заковали,
еще стражу он прислал.

Ой, прислал мне стражу
с рассвета до заката,
как Господь на небе,
как Господь на небе,
меня везут в солдаты.

Привозят в полк к солдатам,
кричат там: тарабан!
Рекрута прислал вам,
рекрута прислал вам
сам козеницкий пан.

Уж недалеко Радом,
забили в барабан.
Эй, открывай ворота,
рекрута везет вам,
рекрута везет вам
пан козеницкий сам.

Ой, матушка родная,
не плачьте, не рыдайте,
вы любе моей милой,
милой, незабытой,
печаль не умножайте.

А будет моя люба
слезы лить, бедняжка,
будет мне, солдату,
будет мне, солдату,
читать письма тяжко.

Там за Варшавой
в стороне
наш Яся
ехал на коне.

За ним молодка
в двух шагах
несла ребенка
на руках.

Так шла и к речке
подошла,
и речке дар свой
отдала.

Плыви, сынок мой,
по волне,
есть мельница в той
стороне.

Сидит пан мельник
на пеньке,
плывет ребенок
по реке.

Закинуть невод
поспешил
и в нем ребенка
притащил.

Куда плывешь ты,
для чего,
кто тебя бросил
одного?

Меня спустила
в воду мать,
чтоб девушкою
снова стать.

Звон колокольный,
грустный звон,
кого сзывает
нынче он?

На сходку, панны,
быть беде, —
ребенок малый
на воде.

Собрались панны,
встали в ряд,
одна лишь сзади
прячет взгляд.

Скажи мне, панна,
что с тобой,
что означает
чепчик твой?

Моя головка
вся в огне,
лоб повязала
мама мне.

Меня ведите
в темный бор
и там толкните
на костер.

Рассейте пепел
по полям,
чтобы из пепла
рос бурьян.

Бурьян тот будут
панны рвать,
о младе песню
распевать.

Как во Кракове пьют пиво
слуги Цесаря шумливо,
пиво пьют да распивают,
дочь хозяев подбивают.

А когда подговорили —
вмиг в карету усадили:
«Садись, Кася, садись с нами,
будешь ты богатой пани».

Мать с отцом и не слыхали,
когда с Касей ускакали.
Мать собралась прясть с рассветом —
глядь, а дочки–то и нету!

«Эй, сыны мои, вставайте
и сестрицу догоняйте».
Догоняли, не догнали,
лишь во Львове увидали.

Встретили ее во Львове
в шитой золотом обнове,
на базаре деньги тратит
и в немецком ходит платье.

«Здравствуй ты, сестрица наша,
ты куда девала Яся?»
«Я бы, братья, вам открылась,
коль измены б не страшилась».

«Не страшись, сестра, измены,
а откройся непременно».
«Вон сидит он за столами,
пьет там пиво с господами».

«Как, зятек, твое здоровье?
Как водой, упьешься кровью».
«Не в таких боях бывал я,
кровь, как воду, не пивал я».

Он стаканчик им подносит,
а они мечами косят.
В грудь один ударил Яся:
«За тебя, сестрица наша!»

Резанул другой по шее —
кровь течет воды быстрее.
Третий брат шутить не любит —
только сверху молча рубит.

«Ну, садись, сестрица наша, —
твоего уж нету Яся».
«Ты достань ручник с узором,
обвяжи мне раны скоро.

Возьми деньги, дорогая,
чтобы жить, нужды не зная,
а когда родишь сыночка,
пой ему ты темной ночкой:

Спи, сыночек, на здоровье,
твой отец убит во Львове,
он зарублен там мечами,
ой, твоими же дядьями».

А чьи там, чьи там стоят хоромы?
А в тех хоромах есть светелка,
а в той светелке есть два оконца.

В одном оконце сидят пани и панны.
Вышла пани на крылечко,
поглядела в чисто поле,
в чисто поле на Подоле.

И увидела зверя тура,
зверя тура с золотыми рогами.
И закричала слугам хозяйка:

Слуги, вставайте, коней седлайте,
да погоните вы зверя тура,
зверя тура с золотыми рогами.

Слуги вставали, коней седлали,
догнали в поле зверя тура,
зверя тура с золотыми рогами.

Куда же тура подеваем?
Рога золотые те собьем мы,
да в светелке их прибьем мы,
ой, в светелке, прямо к стенке.

Что ж на тех рожках вешать мы будем?
Шкуры собольи, пышные платья,
ружье–кремневку, острую саблю.
Ее милости — песню,
а нам — колядку.

Ой, гордился земан
Дочерью единой, —
Боже ты мой, Боже! —
Красой Катериной.

Про паненку Катю
Князь турецкий слышит, —
Боже ты мой, Боже! —
Он письмо ей пишет;

Перстень прилагает,
Отправляет Кате —
В руки передать ей
То письмо с печатью.

Катя получает
И отцу вручает —
Что в письме ей пишут,
Пусть он прочитает.

Пан отец читает
И вздыхает горько,
— Боже ты мой, Боже! —
Он вздыхает горько.

— Пан отец любезный,
Вы в большой кручине —
Или что дурное
Прочитали ныне?

— Дорогая Катя,
Это ль не кручина,
Коль я должен выдать
Дочь за турчанина?

— Пан отец любезный,
Избавьте от муки,
Не отдайте дочку
Турчанину в руки!

Турок у порога.
Говорит девица:
— Отворяйте гостю,
Я умру в светлице.

— Добрый день, мамаша,
Где же дочка ваша?
— Ночью в одночасье
Умерла бедняжка!

Турок не поверил,
Сам прошел в светлицу —
Боже ты мой, Боже! —
Умерла девица.

Вынул он платочек,
Вынул из кармашка:
— Ты куда от друга
Улетела пташка?

Сшить велел он саван
Розового шелка:
— Почему, мой цветик,
До поры отцвел ты?

Жемчугом бесценным
Он обвил ей шею,
Кольца ей на пальцы
Низал, не жалея.

Серебряный гроб он
Наказал отлить ей,
Золотою крышкой
Этот гроб закрыть ей,

Да киркой серебряной
Могилу копать ей,
Заступом из золота
Холмик насыпать ей.

А звонить велел он
На весь край широкий,
Чтобы доносилось
К Турции далекой.

Турок от порога —
Встает Катеринка:
— Поезжай ты с богом
На свою сторонку!

Турок едет полем,
Головушку клонит,
— Боже ты мой, Боже! —
Безутешно стонет.