Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир
В некоторых текстах (зафиксированных, например, на территории Брянской [1859], Орловской [1860] и Архангельской [1861] областей) ведьма стремится оседлать, запрыгнуть на человека верхом, хотя такие представления в большей степени характерны не для русской, а для украинской демонологии [1862] (откуда этот мотив и перебрался в гоголевского «Вия»). В рассказе из Орловской губернии солдат останавливается на постой в доме у ведьмы. Та начинает ездить на нем верхом: «бывало, ведьма возьмет уздечку, набросит ее на солдата, засядет на него верхом и катается вплоть до петухов». От такой езды солдат становится «очень плох», «лица на нем нет, что краше в гроб кладут». Об этом узнает полковник и идет ночевать в хату ведьмы вместо солдата. Ведьма пытается накинуть уздечку и на него, однако тот оказывается ловчее и оседлывает ее саму. Она оборачивается лошадью, которую полковник гонит к кузнецу и велит подковать. Ведьма просит ее расковать, молит о прощении и обещает бросить свое «ремесло» [1863]. В тексте из Архангельской губернии солдату на спину садится ведьма, однако ему удается выбить ей глаз палкой и тем самым лишить возможности «обворачиваться» (превращаться в сороку или собаку) [1864].
Ведьма верхом на Хоме Бруте. Иллюстрация Михаила Микешина к «Вию» Николая Гоголя.
256 Wikimedia Commons
В некоторых рассказах колдуны и ведьмы (как умершие, так и живые) пожирают человеческую плоть. В новгородской быличке мужчина, уподобившийся демону в результате колдовства, пожирает свою жену. На вопрос заставшей его на месте преступления тещи: «Что ж это ты с ней, подлец, сделал?» он отвечает: «Это не я один, теща-матушка! Это семь мертвецов, восьмой — колдун, а я только девятый!» [1865]
В Поволжье, Сибири и на Урале распространены рассказы о ведьмах-вещицах, угрожающих репродуктивному здоровью людей и животных, беременным и младенцам. Вещицы мажут под мышками особой мазью [1866], после чего оборачиваются бесхвостыми [1867] сороками, оставляя свое тело или человеческую одежду [1868] под «поганым корытом», предназначенным для стирки белья, или под ступой [1869]. В птичьем облике они проникают в избу через печную трубу [1870] и напускают на находящихся там людей сон. Затем извлекают из утробы матери плод, при этом мать так крепко спит, что ничего не чувствует [1871] (или все видит и чувствует, но все равно не может проснуться [1872]), ребенок же появляется на свет без плача. Вещицы тут же жарят младенца в печи и пожирают (в одном из рассказов вещица печет с мясом младенца пироги и норовит скормить людям, в том числе матери младенца [1873]). Вместо похищенного плода они помещают в живот женщины краюху хлеба, веник, головешку или льдину; если в животе женщины оказывается головешка [1874], веник [1875] или лед [1876], она погибает.
Один нищий пришел в дом. А сноха в доме беременна была. Вот нищего на казенку положили. А свекровка вещица была и всех усыпила. А нищий не спит. А свекровка у снохи-то плод достала и жарит пироги с ним. Утром за стол собрали всех, она пироги ставит, а нищий говорит: «Чё едите? Дитё едите» [1877].
С вредом от вещиц могли также связывать рождение «уродов» [1878], кроме того, считали, что женщина, у которой вещица похитила плод, «делается на всю жизнь больной» [1879]. В Прикамье говорили, что вещицы принимают облик не только птиц, но и животных, и неодушевленных предметов. В облике свиньи вещица могла причинять вред репродуктивному здоровью мужчин, отрывая или повреждая их половые органы: «[вещицы — В. Р.] как за муди сцапают мужика, он и пропадет» [1880], «яйца обрывали, если зло имеет или если этот человек их заметил» [1881].
В селе нашем муж с женой жили. Вот муж смотрит: жена не ест ничего уж несколько дней. Он и стал за ней следить. А она мазь наготовила. Мазью под мышками смажет и в трубу вылетает. Гости к ней приехали. Она парню мазнула под мышкой — он вылетел в трубу и сел на коня. А утром смотрит: он на березе сидит и за ветки держится…
Раз она только себя намазала и вылетела, муж тоже намазался — и за ней! А она прилетела в дом, где беременная баба живет. Та спит, а она вытащила у нее ребенка, на его место голик [веник — В. Р.] вставила <…> Муж как увидел, так после этого и смотреть-то на нее не мог.
И ушел к другой бабе [1882].
С представлением о полетах ведьм-вештиц связаны сюжеты о людях, которые также намазались колдовской мазью и последовали вслед за ведьмами в особое, потустороннее пространство. В сибирских быличках женщина, поступившая таким образом, внезапно оказывается на кладбище [1883], мужчина — в бане, на пиру у ведьм, где он рискует быть съеденным [1884]. В последнем случае одна из ведьм хочет его спасти, велит сесть на коня и скрыться. Мужику удается бежать, однако вместо коня в итоге оказывается дерево, доска, скамейка и т. п.
У нас солдатик со службы шел. Переночевать зашел к старушке. А она сама-то летала. Вот солдатик-то спать лег, но не заснул, а из-под одеяла выглядывал одним глазом.
Вот старуха подошла к печи, горшочек поставила на шесток [площадка между устьем и топкой — В. Р.], ручки помочила и фырк! — в трубу. А солдатику интересно. Он возьми да так же и сделай. И в бане очутился! А там старух полно. Хозяйка его увидела и говорит:
— А ты зачем здесь? Давай домой!
Дали ему коня красивого, быстрого. Солдатик сел на коня — и вмиг очутился в хате. Глядь: а под ним вместо коня помело оказалось! [1885]
Будучи сами полудемоническими существами, колдуны общаются с нечистой силой. Так, согласно свидетельству из Орловской губернии, «колдуны действуют через посредство нечистой, бесовской силы» [1886]; в тексте из Новгородской области про людей, подозреваемых в колдовстве, говорят, что они «с чёртом познакомились» [1887]. В рассказе из Тульской губернии старуха-колдунья живет с котом, с которым она «держала совет, с ним и делила свою скудную пищу»; про этого кота «народ заприметил… что кот ее не кто иное, как чёрт, и найден он был где-то в лесу» [1888].
