Рамсей Смит - Мифы и легенды австралийских аборигенов
Растения тоже с нетерпением ждут момента, чтобы расцвести во всей своей прелести, украсить эти места и наполнить утро и вечер своими ароматами. В этом огромном мироздании каждое живое существо выполняет свою роль. Не хватает только одного, и это наполняет мою душу горем и печалью. Беда в том, дочь моя, что твой молодой муж, хозяин, повелитель, друг и спутник, не находится сейчас рядом с тобой, чтобы утешить и поддержать тебя в таком трудном положении. Мужайся, дочь моя, тебе повезло, что ты находишься среди многочисленных созидателей, поддерживающих славу Великого Духа Отца, и тоже можешь положить на его алтарь в качестве приношения свою бессмертную душу, способность мыслить, а также стремление выполнить вечную мудрость Великой Первопричины, которая олицетворяет нашу жизнь и посредством которой все создания двигаются и живут»[64].
Когда старейшина вместе с другими членами семьи удалился в свой лагерь, молодая вдова с сестрами вошла в свой вурли.
В полночь молодая вдова родила своего первенца, Булпаллунггу. Тети сестры устроили большие смотрины. Первым позвали посмотреть на ребенка престарелого дядю, а потом остальных членов семьи. Все заметили, что ребенок был крупнее и сильнее других. Никогда и ни у кого не рождался такой большой ребенок. Тети рассказали всем собравшимся: «У нашей сестры было видение. Мы тоже видели в воде образ, а Богиня Деторождения явилась нам и сообщила обо всем будущей матери».
Молодая вдова выразила пожелание своему дяде и родственникам остаться в этом вурли и сделать его своим домом, пока ребенок не подрастет. Так случилось, что именно в этой долине Булпаллунгга провел все свое детство, охотясь на молодых валлаби, опоссумов и динго, наблюдая за тем, как птицы строили свои гнезда и повсюду расцветали цветы. Бесчисленное число раз он ходил купаться в пруд, где его мать наблюдала свое видение.
В один прекрасный день дядя молодой матери пришел к ней и сказал:
«Дочь моя, пришло время отдать Булпаллунггу под опеку старейшин племени, к которому принадлежал его отец».
«О мой дядя, брат моей матери, женщина, которая родила меня, твоя сестра, которую ты любишь, позволила мне оставить при себе мальчика еще ненадолго. До того как его заберут и сделают из него молодого мужчину, позволь мне отвести его к брату его отца», – умоляла вдова.
«О дочь моя, – сказал дядя, – я заботился о тебе в детстве, я нянчил тебя и спел тебе много песен, когда ты засыпала мирным сном. Мне очень жаль отказать тебе в твоей просьбе. Давай же, дочь моя, я возьму мальчика и представлю его племени как кандидата на прохождение церемониальных ритуалов».
«Но, дядя, – снова возразила вдова, – позволь мне, твоей дочери, провести еще одну ночь с мальчиком. Для нас будет огромной честью отвести его к братьям и отцу его отца. Я больше не попрошу тебя ни о чем, пока жив мой сын».
И тогда дяде пришлось пойти на небольшую уступку.
Эта отсрочка позволила матери отвести мальчика в другую местность. Придя туда, она умоляла старейшину местного племени освободить мальчика от процедуры посвящения в мужчины. Это была одна из величайших ошибок, которую могут совершить родители, особенно в случае с Булпаллунггой. Несмотря на то что Богиня Деторождения с самого начала предупреждала ее, мать все же совершила ошибку, за которую впоследствии ей пришлось расплачиваться горькими слезами.
Сразу же после этого молодая мать, ничего не говоря сестрам, сообщила Булпаллунгге, что она не желает, чтобы его подвергали пыткам церемониальных ритуалов, она не хочет, чтобы он проходил эти испытания. Мальчик согласился сделать так, как советовала ему мать. Он и сам был рад избежать ритуала инициации и поэтому ночью убежал в другое племя. Там его показали вождю, которому очень понравился мальчик с такими великолепными физическими данными, и он решил усыновить его. У вождя не было собственного сына, и Булпаллунгге очень повезло, что он повстречался с вождем. Вождь представил Булпаллунггу племени как своего сына, как дар великой Богини Деторождения. Юноша прекрасно выглядел и был на голову выше всех других мужчин племени. Однако, будучи гигантом физически, он оставался мальчиком в своем умственном развитии и привычках, и вождь тоже совершил великую ошибку, позволив ему общаться с молодыми женатыми мужчинами племени, сидеть и слушать рассказы, которые ему было строго-настрого запрещено слушать. В обычной ситуации такого никогда бы не допустили, так как это противоречило всем социальным обычаям и моральным законам всех племен.
Первые два месяца Булпаллунгга просто бездельничал. Потом он познакомился с девушкой, недавно вышедшей замуж. Ее молодой муж, естественно, протестовал против такого поведения. Старому вождю было направлено прошение заставить Булпаллунггу контролировать свое поведение. Когда старый вождь узнал об этом аморальном поведении Булпаллунгги, он тут же послал приглашения всем окрестным племенам срочно собраться и провести церемонию инициации юноши. В скором времени все племена собрались в назначенном месте и в назначенный час. После короткого и серьезного совещания старейшины решили преподать Булпаллунгге курс наиболее суровой подготовки и дисциплины.
Все это время мать Булпаллунгги сильно переживала за своего сына и его благополучие. Каждое утро и вечер она плакала, словно ее сын был уже мертв. Она умоляла своих братьев пойти и узнать все новости о его здоровье и поведении, поскольку она не видела сына уже шесть месяцев. И тогда брат сказал ей: «Сестра, мы слышали, что старый вождь, у которого нет своих детей, взял Булпаллунггу в свой дом и попросил старейшин племени оповестить всех людей о том, что Богиня Деторождения подарила ему сына, чтобы скрасить его жизнь и жизнь его жены. Более того, мы слышали, что при наступлении новой луны братья[65] Булпаллунгги будут петь песню инициации».
Овдовевшая мать опечалилась за своего единственного сына, отец которого умер и не сможет присутствовать на церемониях, через которые придется пройти его сыну. Эти мысли не давали ей покоя. Она сожалела о том, что проявила слабость и послала своего единственного сына в чужое племя, чтобы спасти его от церемонии инициации. Теперь она понимала, что, где бы ни жили племена или народы аборигенов, они повсюду проводили свои ритуалы. Было бы лучше, если бы она добровольно отдала своего сына старейшине своего племени. Тогда она всегда была бы рядом с ним и могла попросить отнестись к нему с большей добротой. Ей страшно было подумать о том, что из-за ее поступка дисциплинарным воспитанием ее сына займутся чужие люди.
Тогда она обратилась с мольбой к Богине Деторождения: «О мать моя, Богиня Деторождения, вспомни о той радостной привилегии, которой ты меня удостоила, – обязанности окружить ребенка материнской любовью и наставлять его на путь чести, правды, чистоты и долга. Теперь я полностью осознаю, что из-за моего всепрощения мой ребенок обесчестил меня и, более того, моего мужа, своего отца. Я не оправдала твоего доверия. Я также обесчестила своего мужа. Я не прошу у тебя ни прощения, ни жалости, никакого снисхождения, так как твоя милость или снисхождение лишь усугубят мою печаль, еще раз напомнив мне о том, что я не сумела выполнить свой долг. Но пусть мой крик будет слышен во все века как свидетельство совершенной мною ошибки, пусть он послужит предупреждением всем матерям во все времена. Пусть мой дух, дух матери с разбитым сердцем, реинкарнируется в теле кроншнепа. А если мой сын и сын моего мужа не исполнит свой долг перед племенем во время церемонии инициации, то выполни одну мою просьбу. Завтра, когда солнце будет еще далеко на западном небосклоне, позволь мне прийти к тому священному пруду, где я видела образ своего мужа, когда мой ребенок еще не родился, и дай мне увидеть в отражении на воде будущее моего сына. Я хочу знать, закончится ли его жизнь успехом или провалом».
И Богиня Деторождения ответила ей тихим голосом: «Дочь моя, посредник, с помощью которого я размножаюсь среди людей Земли, не сочти это безразличием, но я не отвечаю за действия твоего сына, хорошие или плохие. Не в моих силах заставить ребенка следовать по пути хорошего человека. Это привилегия его матери. Она решает, каким будет ее ребенок. Но могу тебя заверить, что и ты, и твои сестры увидите мой образ завтра в пруду».
Молодая вдова ушла с тяжелым сердцем. Ее сестры пели песню ушедшему духу. Потом они запели песню сна: «Прилетай к нам, о сон, словно нежный белый лебедь[66]. Снизойди на нас, и особенно на глаза нашей младшей любимой сестры. Приди и обними ее. Дай ей надежно укрыться, как молодой древесной уточке в ее мягко устланном гнездышке».
Они пели песню сна около часа, а потом уснули и спали без сновидений. Утром их разбудили легкие прикосновения и шепот их пожилого дяди. В ту ночь дядя не сомкнул глаз. Ему не давали спать крики совы и лягушек, а также шелест крыльев дикой утки, перелетавшей из одного пруда в другой. Его мучили мысли. Он слышал, как сестры пели своей овдовевшей сестре песни духа и сна. Он сказал им: «Дочери мои, вставайте и позавтракайте. Я приготовил вам еду, которую вы найдете перед вашим вурли».
