Валерий Колесников - Место битвы – Италия?!
«ТОГДА ВРАНИ НЕ ГРААХУТЬ, …ПОЛОЗIЮ ПОЛЗОША ТОЛЬКО, …СОЛОВIИ ВЕСЕЛЫМИ ПЕСЬМИ СВЕТ ПОВЕДАЮТЪ».
Все птицы, кроме дятлов, молчат, не желая выдавать беглецов. В этом предложении показано, что природа оказывает содействие побегу Игоря из плена. В этом отрывке всеми учёными в настоящее время принимается прочтение Вс. Миллера «полозие». Он в 1877 году выдвинул два возможных значения слова: 1) «полозы» – змеи; 2) птицы – поползни или «ползики», отдав предпочтение второму. Ареал их обитания велик и распространяется практически на всю южную часть Западной и Восточной Европы. Что «полозие» означает поползней, ясно из предшествующего перечисления птиц. Такие перечисления однородных существительных (в частности по четыре) встречаются ещё несколько раз в «Слове», следовательно «полозие», несомненно, птицы, а не змеи. «Ползают» по деревьям из птиц только поползни. Далее: «Соловьи весёлыми песьнями свет поведают». Эта фраза говорит о том, что Игорь пробыл в плену около года. За это время половцы уже совершили свои кровавые набеги на города Киевской Руси. И Гзак с Кончаком с недобрыми намерениями уже возвращались к себе домой, и возможно убийство Игоря входило в их планы. Скорее всего, им за это заплатили вероятные, но не законные кандидаты на Киевский престол. Те самые «внуци Всеславли» при удобном случае всегда готовые развязать братоубийственную войну. Это про них сказано: «Сего бо ныне, сташа стязи Рюриковы, а друзии Давидовы не розы нося им хоботы (вымпелы) пашут (машут), копия поют». Может об этом и узнал Игорь от своего верного помощника Лавра, который, судя по отрывочным историческим хроникам, был не чистокровным половцем; мать у него была славянка. Скорее всего, после таких неутешительных новостей Игорь и решился на побег, а не стал ждать, пока его зарежут или отравят в плену. И вот соловьи своими вечерними весёлыми песнями (весёлыми они были для беглецов и безрадостными для преследователей) уже возвестили Гусака и Кончака, что скоро станет смеркаться (темнеет в тех краях быстро), настанет вечер и дальнейшие поиски впотьмах ни к чему не приведут. Время упущено, и беглецы ушли слишком далеко. Только после того, как окончательно стало ясно, что Игоря с Лавром уже не догнать, состоялся довольно примечательный диалог между половецкими князьями.
«МЛЪВИТЪ ГЗАКЪ КОНЧАКОВИ: АЖЕ СОКОЛЪ К ГНЕЗДУ ЛЕТИТЪ…, ТО ПОЧНУТЪ НАЮ ПТИЦИ БИТИ ВЪ ПОЛЕ ПОЛОВЕЦКОМЪ».
В начале диалога Гусак, как истинный солдафон, быстрый на расправу, с досады от неудачной погони и от жгущего его душу нетерпения, предлагает отыграться на оставшемся в их руках юном заложнике и расстрелять соколёнка (Владимира Игоревича) позолоченными стрелами. В ответ на это эмоциональное предложение Гусака Кончак, видимо, более искушенный в политических интригах человек, предлагает не горячиться и окрутить сына князя Игоря красивой девицей. Даже в такой непростой ситуации Кончак думал о будущем своих дочерей. Впоследствии именно одна из дочерей Кончака станет невестой Владимира Игоревича, а затем и его женой. По своей сути это был неравноправный династический брак, согласия на который не спрашивали ни у жениха, ни у невесты, ни у свекра, в выигрыше остался только Кончак, который породнился с будущим великим князем киевским.
Гусак же, как великолепный стратег (ведь именно войска под его командованием разгромили дружину Игоря) и неплохой тактик, предвидящий будущие события на два-три шага вперёд, немного успокоился. Взвесив все «за» и «против», он отвечает на вполне разумное предложение Кончака: «Если опутаем его красивой девицей, то не наш будет соколенок, не нашей станет красна девица». Этой фразой он как бы подчёркивает, что после женитьбы на половецкой княжне Владимир станет для них каким-никаким, а всё-таки родственником. И использовать его в дальнейшем в качестве заложника им будет не с руки. Значит, – говорит Гзак, – «не останется у нас в руках ни одного высокородного заложника, нечем будет прикрыться и тогда снова в недалёком будущем придет русская дружина (т. е. прилетит соколиной стаей), и опять начнут нас (половцев), как птиц (как гусей да лебедей), бить в поле Половецком». Этой фразой Гзак недвусмысленно напоминает Кончаку про его первый бой с русскими полками на реке Сюурлий (Комариной).
Мудрое поучение Бояна
«РЕКЪ БОЯНЪ И ХОДЫ НА СВЯТЪСЛАВЛЯ ПЕСТВОРЦА СТАРОГО ВРЕМЕНИ ЯРОСЛАВЛЯ ОЛЬГОВА КОГАНЯ* ХОТИ: ТЯЖКО ТИ…»
Прежде чем комментировать это выражение, стоит оговориться о так называемой «фабуле дописки». Часть исследователей считает, что концовку «Слова» приписал неизвестный монах-переписчик в XVII веке. Этот довод основан на том, что в конце текста один-единственный раз в поэме встречается слово «христианские». Хочется напомнить, что это светское произведение, а не религиозный панегирик. Автор довёл своё произведение до логического конца, и нет никаких оснований сомневаться в полноте его замысла.
Традиционный перевод этого отрывка интересен тем, что на нём ясно видно, как академическая наука наслаивает одни предположения на другие, в результате чего вместо первоначального текста первого издания получается совсем другой текст в затуманенной интерпретации, который выдаётся за древнерусский. В современных переводах так называемой словоформе «ходы на» дается новая трактовка. Конъектурное прочтение данной фразы: «Рекъ Боянъ и Ходына, Святъславля песнотворца (вития) старого времени…» предложил еще в 1894 году И. Е. Забелин. Переводчик А. Степанов, а вслед за ним писатель В. Набоков обратили внимание на место, где рядом с Бояном появляется ещё один сочинитель – «Ходына». Причем оба они якобы существовали при Святославе Ярославиче в середине XI века и были песнотворцами старого времени: «Сказали Боян и Ходына, оба Святославовы песнетворцы…». Другие исследователи слово «Ходына» интерпретируют как имя второго певца, жившего во времена «старого Ярослава». Получается, что комментаторы ввели образ Ходыны постфактум для большей стройности в повествовании, и этот образ безоговорочно принимается большинством исследователей. И уже поэт А. Ю. Чернов в наше время высказал предположение, что под именем Ходына скрывается Автор «Слова», подразумевая под этим авторскую сфрагиду (?). Хотя в первоисточнике ясно написано слово – «пестворца», а не «песнотворец».
Далее: в том же отрывке выражение «коганя хоти» считается неясным. Это словосочетание некоторые исследователи трактуют как: «время жены когана» переведя слово «хоти» как жена Олега Святославича, от слова «похоть». Как слово «похоть» можно связать со словом «жена» или «возлюбленная», непонятно? И в соответствии с таким пониманием датируют события, происходящие в этом тёмном месте, как временем правления княгини Ольги (945–957) жены («хоти») и вдовы киевского князя (кагана) Игоря (912–957). В переводе Лихачева все эти трактовки наряду с другими рекомендациями науки сведены в единое целое, в результате чего получился академический перевод: «Сказали Боян и Ходына, Святославовы песнотворцы, старого времени Ярославова: «О жена когана Олега! Тяжко ведь голове без плеч, горе и телу без головы», – так и Русской земле без Игоря». Понимая подобным образом эту фразу, традиционные комментаторы явно хотят выдать желаемое за действительное, своими «хотями» и «ходынами» загоняют себя в угол, из которого ведут долговременную оборону.
«Хоть и» – это уступительный союз, с которого начинается заключительное поучение Бояна, заканчивающееся словами «кроме головы», и к которому Автор от себя добавляет фразу: «(А) Русской земли безъ Игоря», имея в виду Игоря Святославича (см. первое четверостишие «Слова»), а не того Игоря, которого убили древляне в 945 году, в чём нас пытаются убедить своими переводами некоторые исследователи поэмы. Поэтому следующую фразу стоит разобрать досконально! Она предшествует одному из мудрых и витиеватых поучений, которыми так изобиловали песни «вещего Бояна»: «Хоть и тяжко ти (той) головы, кроме (без) плечю, зло ти (тому) телу (народу) кроме головы (без князя). (А) Руской земли без Игоря!» При разборе этого предложения надо учитывать немаловажный момент, а именно то, что мудрая присказка Бояна идёт не сразу после слов «рек Боян». Это цельное предложение разорвано аллегорической вставкой, где перечислены бывшие правители Киевской Руси.
Сославшись на то, что это мудрое изречение говаривал еще Боян, Автор «Слова» как бы говорит своим высокородным слушателям, что мудрость Бояна справедлива в любые времена, при любом правителе. Перечислять же этих правителей в заключительном абзаце он начинает со Святослава – правителя своего времени, при котором Автор жил и творил. Сложносоставное слово «пестворца» в этом изречении я разбил на два слова и перевёл как «перстом творящий (созидающий)». При этом буква «т» в середине словосочетания является по-видимому конечной в слове «пест» – палец и одновременно начальной в слове «творца» – искусный мастер. Значит, фразу читаем так: «И (в) годину (буква «х» читается как «г» – южнорусский говор) Святослава перстом творящий». Данное выражение подразумевает под собой характерный волевой царский жест (т. е. перстом указующим). Этим жестом вседержавный властелин подводил окончательный итог какой-либо ранее обсуждаемой серьёзной государственной проблеме, за которым следовали созидающие дела его подданных. При этом слово «година» (ходына) в этой фразе надо понимать, как далеко не мирное и благополучное время, ведь именно при княжении Святослава произошли описанные печальные события в стране. Далее перечисление князей идет по убыванию в прошлое: «(В) старые времена Ярослава («Мудрого»), при котором это изречение тоже было непреложной истиной. И, наконец, последним в этом списке князей стоит «Вещий Олег», при котором древнерусское государство называлось тюркским словом каганат. А Олег соответственно был всемогущим каганом[130] (в греческом понимании арх(к)онт), при одном упоминании имени которого трепетали все грозные соседи, именно он провозгласил в 882 году город Киев «матерью городам русским». Летописи приписывают ему объединение Новгорода (Минска) и Киева и образование Древнерусского государства.
