Дмитрий Шеппинг - Древние славяне
Да и направил коня в самую середину войска; перескочил конь через первый окоп, миновал и второй, а на третий раз запутался в натянутых татарами веревках, уронил Михаила в глубокий погреб.
Схватили татары богатыря за белые руки, надели на них шелковые петли, заковали в железо резвые ноги, повели Михайла к самому хану Уланищу.
Взмолился Михайло Пречистому Спасу с Богородицей:
— Господи, не отдай меня на смех поганым татарам! Всю жизнь стану я служить верой и правдой князю Владимиру, стоять грудью за веру христианскую, за святые Божии церкви.
Говорит Михайле Богородица:
— Подними, богатырь, руку правую выше головы, опусти левую ниже пояса!
Тут у Михайлы силы втрое прибыло: разорвал он на руках и ногах свои цепи, ухватил тележную ось да и давай ею по татарам помахивать; прискакал сюда же к нему и добрый конь, бурушка, вскочил Михайло на коня, зашел справа татарской силы; побил и в плен понабрал поганых татар, а царю Уланищу отсек голову, насадил ее на острое копье, везет голову, сам удивляется: уши у царя словно блюда, а глаза как пивные чаши, нос ростом с боевую палицу.
Едет Михайло домой, видит — идет по полю старец Данило; клюка у него в сорок пуд; ходит Данило по полю, мертвых татар клюкой переворачивает, ищет среди них убитого милого сына Михайлу, приговаривает жалобно:
— Убили поганые татары милого моего сына Михайлушку!
— Что ты тут ищешь, старче Данило? — спрашивает Михайло у отца.
Не узнал его Данило, замахнулся клюкою:
— Ах ты, поганый татарин! Подъезжай–ка сюда поближе; вот я рассеку тебя клюкой надвое, и с конем вместе!
— Постой, милый отец, — говорит Михайло, — подними–ка свой клобук да посмотри на меня!
Обрадовался старый, увидав милого сына здравым и невредимым, спрашивает его:
— Куда, Михайлушка, путь держишь?
— Еду, батюшка, к князю Владимиру; плохо мне тут приходилось, чуть не срубили меня поганые татары, да помогли мне молитвы твои усердные, вызволили меня из беды. Как вернешься ты в монастырь, моли за меня грешного Спаса Пречистого да Мать Пресвятую Богородицу!
Распрощались тут отец с сыном; направился Михайло к Киеву; въезжает в город не воротами: через высокие стены на коне перескакивает, через башню по воздуху перелетает.
Вышел к богатырю Владимир с прекрасной княгиней Евпраксией; дивятся голове царя Уланища… Веселым пиром отблагодарили они за службу доброго молодца; подарили ласковым княжеским словом и дарами несметными. А враги уже не приходили под стены Киева, пока жил в нем славный богатырь Михайло Данилович.
БОГАТЫРЬ МИХАЙЛО ПОТОК
Стал Владимир–князь раздавать службы своим могучим богатырям:
— Свет Илья Муромец! Съезди–ка ты на гору Сорочинскую, побей неверную татарскую силу! А ты, добрый молодец Добрыня, поезжай за море, прибавь земельки Святорусской, привези немалые дани. Поезжай и ты, славный богатырь Михайло Поток, в черные леса дремучие, в государство Лиходеево: возьми с царя Лиходея дани за двенадцать с половиною лет.
И поразъехались богатыри в разные стороны, кому куда было наказано от князя Владимира.
Приехал Михайло Поток в землю Лиходееву, остановился среди чиста поля, раскинул над собою шатер полотняный, на шатер надел золотую маковку, и горит она словно жар, светится далеко в поле.
Думает Поток:
«Не годится мне ехать к Лиходею сонному да голодному; лучше я пережду эту ночь да высплюсь хорошенечко».
Вышла поутру Лиходеева дочь, царевна Марья Лебедь белая, на вышку своего девичьего терема, увидела в поле шатер с золотой маковкой и говорит сама себе:
«Это могучий русский богатырь заехал в наше царство».
Пошла Лебедь белая к отцу просить, чтоб отпустил ее царь Лиходей в чисто поле на три года, поискать богатырских подвигов.
Говорит царь:
— Дочь моя любимая! Плавала ты уже три года белой лебедью в тихих морских заводях; погуляй еще три года в чистом поле красной девицей — а потом я отдам тебя замуж.
Поклонилась отцу Лебедь белая, побежала в чисто поле; бегут за ней мамушки и нянюшки, не могут догнать ее. Подошла Марья Лебедь белая к шатру и заглянула в него: видит, спит в шатре богатырь красоты неслыханной, невиданной.
Говорит тут Михайле Потоку конь его человечьим голосом:
— Проснись, Михайло! Пришла к твоему шатру душа красна девица!
Вскочил Михайло, вышел из шатра; никакой красной девицы не видит, только лебеди плавают по заливам; среди них плывет величаво черная лебедь в золотых перьях, голова у ней унизана скатным жемчугом и камнями самоцветными.
«Дай подстрелю эту лебедь», — думает Поток.
Высоко взвилась лебедь, зачуяв стрелу богатырскую, и, опустясь на землю, обернулась красной девицей.
— Добрый молодец, — говорит она Потоку, — не знаю, как звать тебя по имени, величать по отчеству, князь ли ты или королевич… Знаю только, что ты русский богатырь; посади же меня на своего добра коня, свези меня в Киев, приведи в веру Христову, возьми за себя замуж.
Понравилась богатырю речь красной девицы, и дали жених с невестой друг другу такой зарок: когда они поженятся, и если кто–нибудь из них умрет первый, то другой должен за ним живой в гроб идти.
IIНе ясные соколы слетались вместе, то съехались в Киев могучие славные богатыри на честной пир к князю Владимиру.
Говорит Илья Муромец:
— Здравствуй, Солнышко–князь! Ездил я в чистом поле, покорил для тебя немало неверных народов, привез большие дани.
Говорит Добрынюшка:
— Был я за синим морем, покорил неверные народы, прибавил земли Святорусской.
Думает Михайло Поток:
«Чем–то я похвалюсь перед князем? Не добыл я ему дани, а себе славы; добыл я себе только молодую жену, Марью Лебедь белую; умный молодец женой не хвалится».
И говорит Михайло:
— Был я у царя Лиходея Лиходеевича, играл я с царем в шахматы золоченые; выиграл я с него сорок тысяч золотой казны; только когда вез я казну в Киев, у телег подломились оси, а потому вырыл я глубокий погреб, запрятал в него казну, землей засыпал, а сам приехал в Киев.
Посылает Владимир Потока опять за море:
— Кстати ты, Михайло, выиграл казну с Лиходея: нужно ведь нам с ним расплатиться; должны мы царю дани за двенадцать с половиною лет. Вернись ты к нему и отдай ему назад его золотую казну.
Поехал Поток назад в темные леса, ехал целых три месяца, приехал на широкий двор Лиходеевых палат, слез с коня, привязал его к золотому кольцу, дал ему пшеницы белояровой, а сам пошел к царю в палату; отдает низкий поклон на все стороны, царю кланяется особенно.
— Здравствуй, царь Лиходей Лиходеевич!
— Здравствуй, добрый молодец, не знаю, как тебя звать–величать.
— Зовут меня Михайло Поток, а приехал я к тебе вот по какому делу: слышал я, что любишь ты, царь, играть в золоченые шахматы; ставлю я в заклад свою буйную голову; коли проиграю — буду служить тебе верою–правдою целых сорок лет; а если ты мне проиграешь — отдай мне сорок телег, доверху насыпанных чистым серебром.
И выиграл Михайло сорок телег, насыпанных чистым серебром.
Жалко стало Лиходею проигранной казны.
— Поиграем еще, Михайлушко, на сорок телег красного золота, на сорок лет твоей богатырской службы.
Выиграл Михайло и во второй раз.
Разыгралось сердце в царе, и стал он просить Михайлу поиграть с ним еще и в третий раз.
— Если ты выиграешь — прикажу насыпать тебе еще сорок телег красным золотом; если проиграешь — будешь мне слугою до самой смерти.
И в третий раз проиграл царь Лиходей.
Тут прилетел под окно царских палат сизый голубь и говорит Михайле человеческим голосом:
— Играешь ты, Поток, забавляешься, над собой горя не чуешь; ведь сегодня умерла твоя милая хозяюшка, Марья Лебедь белая.
Как вскочит Поток с места, ударил о пол шахматной доскою, весь пол всколебался, стены каменные попадали; сам царь Лиходей со страху на землю свалился.
Говорит ему Поток:
— Собирай казну, царь, вези ее в Киев–город князю Владимиру!
Сам выбежал из палат, сел на коня, просит, молит доброго бурушку:
— Добрый конь! Нес ты меня сюда три месяца, неси меня назад три часа.
Побежал конь, что было силы, реки, озера перепрыгивал, темные леса между ног пропускал.
Приехав в Киев, стал просить Поток своих братьев названых, могучих богатырей:
— Крестовые мои братья! Славный богатырь Илья Муромец! Помогите мне построить колоду дубовую, широкую, высокую, чтобы в ней пойти мне в сырую землю, вместе с моей покойной хозяюшкой, на целых три года; положите мне с собой хлеба–соли, чтобы было что есть–пить, лежа в земле сырой.