Дмитрий Шеппинг - Древние славяне
— Удержи, Добрынюшка, свое сердце горячее; не наказывай лютой смертью своего крестового брата.
Оставил Добрыня Алешу, ушел с княжеского пира, вернулся в свой светлый терем, ведет за руку жену молодую; словно солнышко в небе воссияло, словно месяц тихий засветился, как вернулся к себе в дом славный богатырь, Добрыня Никитич. Стал он жить–поживать вместе с родимой матушкой да молодой женой; зажили они без горя, без заботушки, лучше прежнего. А Алеша со стыда уехал из Киева в чужую дальнюю сторону.
АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН
У соборного попа ростовского был молодой сын, удалый добрый молодец, Алеша.
Научился Алеша на коне ездить, научился мечом владеть и приходит к милому родителю просить благословения на путь–дорогу: хочет Алеша поехать к морю, пострелять гусей–лебедей, малых серых утушек, поискать богатырских подвигов.
Отпустил отец Алешу в путь–дорогу; вывел Алеша из конюшни своего доброго коня, оседлал его, приговаривает:
— Не оставь меня, добрый конь, в чистом поле серым волкам на растерзание, черным воронам на расхищение, удалым богатырям на забаву.
Надел на себя Алеша богатырские доспехи, взял с собой доброго молодца, Екима Ивановича, своего названого брата, и выехал в поле; едут богатыри рядом: нога в ногу, стремя у стремени, плечо о плечо, едут с утра до вечера, нигде не мешкают, у рек перевоза не спрашивают; доехали до распутья трех дорог; лежит посредине белый камень, а на нем вырезана какая–то надпись.
Говорит Алеша Екиму:
— Ты, братец, человек умный, грамоте разумеешь; прочти–ка, что на камне написано.
Читает Еким Иванович, что одна дорога ведет в Муром, а другая в Чернигов, третья прямо к городу Киеву.
— Куда поедем? — спрашивает Еким Алешу.
— Поедем прямо в стольный Киев, к ласковому князю Владимиру.
Повернули они коней на дорожку прямоезжую, доехали до Сафат–реки, раскинули на лугу полотняный шатер, стреножил Еким коней богатырских, пустил их на травку в чистое поле, а сами богатыри легли в палатке отдохнуть.
Прошла и длинная ночь осенняя; встал Алеша рано, росой умылся, Богу помолился. Тем временем Еким оседлал коней, и уже хотели богатыри пуститься в путь–дорогу.
Тут как раз подходит к ним калика перехожий, нарядный: разодет в шубу соболью, лапотки у него семи шелков, серебром, золотом расшиты, в руках палица весом в пятьдесят пудов заморским свинцом налита.
Говорит калика богатырям:
— Добрые молодцы! Видел я сегодня Тугарина Змеевича, чудовище страшное: ростом он в три сажени, от плеча до другого косая сажень, между глаз стрела каленая уляжется; конь под ним словно лютый зверь: из ушей дым валит, из ноздрей пламя пышет.
Захотелось Алеше побороться со змеем, просит он калику, чтобы уступил ему не надолго свое платье каличье, надел пока его богатырское.
Поменялись они одеждой; пошел Алеша за Сафат–реку. Как увидал его Тугарин — закричал ему громким голосом, так что всколыхнулась мать–земля сырая:
— Гей, калика перехожая, не видал ли ты молодого Алешу Поповича; я бы его копьем заколол, огнем спалил!
Стоит Алеша еле жив со страху, однако говорит змею:
— Не слышу, что говоришь ты, Тугарин Змеевич; подъезжай сюда поближе, скажи погромче.
Поверил ему Тугарин, подъехал к нему вплотную. Как кинет ему в лоб Алеша палицу свою тяжелую в пятьдесят пудов — расшиб Тугарину голову; упал змей навзничь.
Снял Алеша с Тугарина цветное платье ценой во сто тысяч и на себя надел, сел на змеева коня и поехал назад.
Увидали его Еким Иванович с каликою, испугались, подумали, что сам Тугарин гонится за ними, побежали к городу Ростову. Алеша за ними, кричит:
— Постойте, братцы!
Куда! Никто его и не слушает. Еким Иванович, со страху не оглядываясь, запустил в Алешу свою палицу в тридцать пудов весом. Упал Алеша на землю, попала палица прямо в грудь молодецкую. Видит Еким, что враг его свалился с коня, вернулся, выхватил свой кинжал булатный, хочет рубить Алеше грудь белую, да увидал на нем золотой крест — остановился, заплакал горько.
— Наказал меня Бог; убил я своего братца названого!
Стал Еким с каликой приводить Алешу в себя; влили ему вина в рот, водой его холодной спрыснули; встал наконец Алеша, шатается, словно хмельной.
Переменился потом Алеша с каликой одеждой, надел свое богатырское платье, а Тугариново в сундук спрятал, и поехали они с Екимом Ивановичем в Киев.
Прибыли они на княжий двор, слезли с коней; пошел Алеша в гридню княжескую; входит — крестом себя осеняет, кланяется на все четыре стороны.
Спросил князь Алешу об имени, отчестве, посадил его на лучшее место, ласковым словом приветствовал.
Только сел Алеша за стол, видит — отворяются двери гридни, и двенадцать сильных богатырей вносят на пир Тугарина Змеевича: лежит Тугарин на золотой доске, проносят его на лучшее место между князем и княгиней. Как начали разносить кушанья сахарные, видит Алеша, что Тугарин по целой ковриге хлеба глотает, чашей меду, величиной с ведро, каждое кушанье запивает.
— Что за невежа, мужик неотесанный, к тебе, князь Солнышко, на пир попал? — спрашивает Алеша Владимира. — Была у моего батюшки старая собака, жадная на еду; однажды стащила она большую кость да и подавилась; пришлось забросить собаку под гору в яму! То же будет и с Тугарином.
Почернел Тугарин со злости, однако промолчал на первый раз; Алеша просветлел, словно светлый месяц.
Принесли на стол белую лебедь; взял Тугарин лебедь с блюда, всю зараз проглотил.
Говорит Алеша:
— Ласковый князь, где это видано, чтоб кто–нибудь по целой лебеди зараз проглатывал! Была у моего батюшки старая корова; забрела она раз к подворотне, целый чан браги выпила да и лопнула. Схватил я ее за хвост, забросил под гору; то же будет и с Тугарином.
Не вытерпел тут Тугарин, схватил свой кинжал, пустил в Алешу; увернулся Алеша, а брат его Еким Иванович перехватил кинжал, спрашивает брата:
— Сам ли ты, Алеша, в Тугарина кинжал бросишь или мне велишь?
Отвечает Алеша:
— Ни сам не брошу, ни тебе не велю: переведаюсь я завтра с Тугарином в чистом поле один на один; на заклад ставлю свою буйную голову.
Стали все гости князя за Тугарина заклад ставить; ставят бояре по сто рублей, а купцы богатые по пятидесяти, а мужики деревенские по три копеечки; все уверены, что несдобровать Алеше. Один владыка Черниговский поручился за Алешу Поповича. Взмахнул Тугарин своими бумажными крыльями, вылетел из гридни княжеской.
Всю ночь перед боем Алеша молился Богу:
«Пошли, Господи, тучу черную с дождем да с градом, чтобы размокли у змея бумажные крылья».
Дошли Алешины молитвы до Спаса Пречистого: полил дождь с градом, размочил Тугарину бумажные крылья; упал злодей на сырую землю.
Поехал тогда Алеша Тугарину навстречу — биться с ним смертным боем; кричит Тугарин Алеше:
— Вот я тебя огнем спалю, а не то конем затопчу или копьем заколю; выбирай, что тебе лучше нравится!
Говорит Алеша:
— Нехорошо ты, Тугарин, поступаешь! Хотел биться со мной один на один, а сам ведешь за собой грозную силу.
Удивился Тугарин речам Алеши, обернулся назад посмотреть, какая такая сила идет за ним, а Алеше только того и надо.
Подскочил Алеша к Тугарину, срубил ему буйную голову, упала голова змеева на сырую землю, как пивной котел. Поднял ее Алеша, привязал к седлу, привез в Киев на княжий двор да тут и бросил.
Обрадовался Владимир князь:
— Велика твоя служба, славный богатырь: свет ты мне дал увидеть, как избавил меня от Тугарина! Оставайся в Киеве, служи мне верой–правдою; я тебя щедро награжу своими милостями!
Остался Алеша в Киеве, служил князю верой–правдою не один десяток лет, перебил не одну сотню врагов княжеских.
Так рассказывают старые славные былинушки.
СТАВР ГОДИНОВИЧ
Пирует князь Солнышко в своих просторных палатах; гостей у него видимо–невидимо.
Веселятся гости; хорошо они угостились, языки у них поразвязались, кто чем гости порасхвастались.
Хвастает князь Владимир славным Киевом–городом, богатыри могучие хвалятся своей силушкой, а гости — купцы заезжие — своими несметными богатствами, лисицами, куницами, пушистыми соболями; хвалится Добрыня быстрым конем, хвалится Алеша золотой казной, хвалятся умные знаменитым родом; хвалится глупый женой–красавицей.
Только один заезжий богатырь земли литовской, Ставр Годинович по имени, сидит, молчит; ничем не хвалится добрый молодец!
Говорит ему князь Владимир ласковое слово:
— Отчего ты молчишь, добрый молодец, ничем не хвалишься? Или у тебя на родине нет городов с пригородами, сел с приселками, нет платья цветного, камней драгоценных; или ты роду незнаменитого, нет у тебя жены–красавицы?
