Валерий Колесников - Место битвы – Италия?!
К сожалению, русские летописи ничего не сообщают нам о трагических событиях, произошедших в Полоцке в тот период. Тщательно переписанные и отредактированные в XVII и XVIII веках, такой ереси они уже не допускали. А вот в одном из самых популярных западноевропейских памятников, в германском эпосе – «Саге о Тидреке (Дитрихе) Бернском[112]» эти события косвенно нашли своё отражение. В ней есть описание того, как тот самый Тидрик подбивает Аттилу отомстить некоему Вольдемару (возможно Владимиру Святославличу) за его недавнюю победу. «Собрав 20 тысяч рыцарей, идёт Аттила на Полоцк. Осадил он город тремя отрядами. Три месяца длится осада. И предложил Тидрик: сам я останусь осаждать, а ты Аттила иди на Русь за добычей, незачем нам всем сидеть у города. Но Аттиле не захотелось одному идти воевать, и решили они, что на Русь пойдёт сам Тидрик. И приходит Тидрик под Смоленск и обложил его. Спустя шесть дней туда же приходит Вольдемар (Владимир Святославович) с войском и начинается сеча, и наносит смертельный удар Тидрик самому Вольдемару, и побежали русские. Два дня ловили и убивали их кого только могли найти. А Аттиле всего три дня спустя после ухода Тидрика удалось взять Полоцк, перебив много людей и взяв богатую добычу. После этого сравняли город с землёй»[113].
Рис. 15. Карта походов и места сражений Хресови
Все эти события в какой-то мере подтверждаются археологическими изысканиями в том районе. «В 2004 году на поле, прилегающем к территории современного микрорайона Полоцка – Заполотья, – был открыт и исследован культурный слой XI–XII столетий на площади не менее 21 гектара. В результате раскопок, проведенных в течение нескольких сезонов, были обнаружены материалы, позволяющие заключить, что древний Заполоцкий посад простирался в западном направлении вдоль Двины на расстояние 1300 метров от Верхнего замка. Примерно на такое же расстояние на восток вдоль Двины простиралась граница Великого посада. На западной окраине Заполоцкого посада существовал природный холм с мощным культурным слоем (современное местное название «гора»). И хотя он был срыт под карьер в 1972 году, культурный слой сохранился в переотложенном виде и был исследован в 2004 году. На сегодняшний день можно с уверенностью говорить о существовании военного форпоста, а, возможно, и ещё одного городища на западной окраине Полоцка. В 12 веке полочане покинули западную часть Заполоцкого посада. С тех пор вплоть до наших дней она остаётся не заселённой. Второй этап существования Заполоцкого посада в новых границах датируется первой половиной века, когда был снова выкопан глубокий ров, в нём оборудован частокол и насыпан высокий вал»[114].
Внимательный читатель, хорошо знающий историю, сразу же увидит в такой трактовке событий хронологическое несоответствие, – Аттила жил в пятом веке (? – 434–453), Тидрик Бернский в шестом (454–526), Всеслав Полоцкий в одиннадцатом (? – 1068–1101). А в «Слове» в моей трактовке все эти персонажи живут и действуют в одно и то же время – «на седьмом веку Трояновом». Зададимся вопросом, кому же верить – Автору «Слова» или традиционным историкам и хронистам? В этом эпизоде мы как раз сталкиваемся с так называемым хронологическим сдвигом, который был искусственно создан в результате фальсификации в XV, XVI веках мировой, а затем в XVII, XVIII веках отечественной истории. Стоит отметить, что в древнерусских летописях, ещё не примкнувших к хронологической сетке какого-либо свода, сама датировка ведётся не по годам от сотворения мира, а счётом лет от одного события до другого. В большинстве же исторических хроник одни и те же исторические персонажи действуют в разных временных эпохах, и там переплетаются похожие события. О самом же Аттиле как таковом никаких достоверных сведений до нашего времени совсем не сохранилось, одни только невероятные домыслы и предположения. Возможно, что его деяния средневековые историки сознательно перенесли в прошлое, тем самым освободив место для какого-то более «правильного», фантомного политического персонажа, и немаловажную роль в этом переносе сыграл религиозный аспект. Современными историками подмечена одна любопытная деталь – у знаменитых средневековых и библейских полководцев, оказывается, есть много общего. Отмечается достаточно жестокий характер их завоевательных походов: разрушение городов, уничтожение больших масс людей, все они как бы сознательно расчищали вновь завоёванные территории для расселения своих народов. Тем не менее, жестокости этих воителей отнюдь не снижают огромного уважения к ним, которое до сих пор питает Западная Европа и другие «цивилизованные» страны.
«АЩЕ И ВЕЩА ДУША ВЪ ДРУЗЕ ТЕЛЕ, НЪ ЧАСТО БЕДЫ СТРАДАШЕ. ТОМУ ВЕЩЕМ БОЯНЪ И ПРЪВОЕ ПРИПЕВКУ…»
Автор «Слова» вводит в свою песню образ «Всеслава-чародея» и его недоброе царствование, как своего рода поучение для будущих великих князей. Это резко отрицательный персонаж – тиран, кровавый диктатор, узурпатор власти, злодей и человеконенавистник. Именно на его примере показывается, к чему приводит незаконный и никем не признанный захват власти в стране. В борьбе за высшую власть Всеслав не брезгует никакими методами, в том числе призываются на помощь заклятые враги Русского государства – половцы и гунны во главе с Аттилой. Большинство же переводчиков, не правильно поняв и не осознав авторского замысла, восторженно воспевают Всеслава Полоцкого. Они пытаются переложить данный отрывок на свой лад и пропеть его нам «по замышлению Бояна», стараясь при этом идеализировать и приукрасить образ «загадочного» князя-чародея. Так, у В. А. Жуковского читаем: «вещая душа у него в крепком теле», у А. Н. Майкова – в «богатырском», у Н. Заболоцкого – в «могучем», у Д. С. Лихачева – в «дерзком», а у В. И. Стеллецкого даже в «храбром». Вот так и появился герой-оборотень, затмевающий собой Солнце (Хорса). От недостатка информации по этому вопросу Всеслава как добродетельного князя героизируют современные белорусские учёные. Отчасти это связано с тем, что в народном, былинном эпосе Всеволод Волхвович представлен как положительный герой-богатырь, пришедший к власти на волне народного недовольства.
А ведь ещё в 1861 году историк литературы, языковед Ф. И. Буслаев решительно отверг надобность в подобной переделке подлинного выражения в «Слове» – «в друзе теле» на «в дерзе теле». «В друзе» на древнерусском языке означает «в другом, ином», а «в дрезе» – в отважном. Ф. И. Буслаев по этому поводу писал: «Другое тело, по-моему, – пишет он, – означает не другого или какого-нибудь человека вообще, а именно другое тело, не свое собственное, а волчье, которое надевал на себя герой, перерыскивая путь великому Хорсу»[115]. На этом аспекте, ведя спор с традиционными славистами, снова заостряет внимание своих оппонентов Алексей Югов[116]. Но доводы Буслаева и Югова по этому выражению академической наукой остаются не услышанными, а аргументы непонятыми, поэтому весь сюжет в песне, связанный с Всеславом, в традиционной интерпретации представлен в гипертрофированном и тенденциозном виде.
Перевод, по моему мнению, должен выглядеть следующим образом: «Ещё бы, колдовская душа в волчьем теле не часто бедам людским сострадает, про таких извергов как Всеслав еще вещий Боян в своей первой припевке с умыслом говаривал: “ни хитру, ни горазду, ни птицю горазду, суда Божия не минути”». Автор, сославшись на Бояна, в короткой, но ёмкой притче как бы предупреждает других зарвавшихся князей (своих современников), что если они не опомнятся и не остановятся в деле захвата власти, то после смерти на небе их ждёт такой же, как Всеслава, суровый и беспристрастный суд, где каждый из них получит по «заслугам». И никого из них не минует праведная божья кара. А значит гореть им всем в аду, в геенне огненной.
Читателя не должно смущать, что под словом «вещий» подразумевается как положительный персонаж «вещий Боян», так и отрицательный эпитет – «вещая душа», относящийся к Всеславу. Под понятием «вещий» подразумевается язычник, т. е. вещун, ведун, а он независимо от религиозных убеждений может быть как хорошим, так и плохим. Например, «вещий Олег» – это языческий князь, но на Руси он всегда ассоциировался как непобедимый воин, мудрый политик и основатель великой княжеской династии. Проблема соотношения христианства и язычества до середины XIX века почти не рассматривалась, так как православная церковь не позволяла их сравнивать как нечто равноценное. Язычество представлялось ими в духе поучений первых христианских проповедников. Внимание к язычеству резко возрастает в связи с подъёмом национального самосознания, в рамках которого начинается собирание народных сказаний, песен, пословиц, запись обычаев. Неожиданно обнаружилось, что и в XIX веке русский крестьянин, особенно где-нибудь на севере или в Сибири, где меньше сказывался царский гнёт, оставался в большей степени язычником, чем христианином. Нельзя не согласиться с наблюдением Е. И. Осетрова: «Если ещё Островскому, писавшему весеннюю сказку «Снегурочка», пришлось наблюдать, как крестьяне ходят в Ярилину долину и приветствуют появление солнца радостными криками, то легко понять, как сильно было язычество во времена Игоря и Ярославны». Насколько трудным было дело выявления исконно народных верований, показывает судьба одного из выдающихся деятелей русской культуры А. Н. Афанасьева. За свой трёхтомный монументальный труд «Поэтические воззрения славян на природу» в 1862 году он был уволен из Главного архива иностранных дел с запрещением впредь состоять на государственной службе.
