Русская фольклорная демонология - Рябов Владимир
Про русалок-то? Не видел. Хотя говорили… Русалка на камне сидела, волосы расчесывала. А волосы длинные, черные. Сама красавица.
До сих пор живет в [Лижемском — В. Р.] озере [1235].
При описании русалки могут подчеркиваться аномальные черты внешности или поведения, которые указывают на ее нечеловеческую природу. У полесских русалок не видно лица (иногда лицо скрыто волосами), холодные руки [1236], длинные пальцы [1237], они высокого роста («высокие как деревья» [1238], «идут русалки по лесу с лесом вровень» [1239]). Они ходят по росе и остаются сухими [1240], переходят реку не по мосту, а «не то по воде, не то как» [1241].
Коля в бане попарился. [Его — В. Р.] сестра [ему — В. Р.] сказала: [Не уходи ночью — В. Р.] «Ночуй дома, ночуй». Ночью, может, в двенадцать, может, в час. [Но он пошел — В. Р.] Иду я, говорит, тропинкою. Выходит в белом женщина, волос до земли тянется, а лицо некрепко видел. «Куда идешь?» [говорит — В. Р.] — «Домой». — «Я тебя провожу. Я не думала, что ты будешь так идти». — «А я хорошо иду». Приходим, говорит, до речки: «А как же ты пойдешь?» Я иду по мосту, а она рядом: не то по воде, не то как. Тут, говорит, я и сдрейфил. Перешли речку, а она ему: «Я думала увидеть тебя не в таком виде. Я тебя еще поцелую». — «А как же ты будешь целовать?» [Лица у нее не было — В. Р.] Тут собака гавкнет два раза — и куда-то она делась. Это такая русалка, что косы по самой земле тягнутся. Это ж внук мне рассказывал. Это в субботу на Гряной (Троицкой) неделе [случилось — В. Р.] [1242].
Севернорусская русалка предстает как женщина с белой кожей: «а тело у женщины такое белое-пребелое, что твой снег первенькой» [1243], «вся бела-белая» [1244] или, напротив, «вся черная» [1245]. Обладает она и другими характерными чертами: у нее зеленая кровь [1246], волосы [1247], она не говорит [1248] и не ест человеческую пищу. Так, в рассказе из Архангельской губернии русалка оказывается в человеческом жилище, она не ухаживает за скотиной и вместо нормальной еды только «хапает» ртом поднимающийся над горячим кушаньем пар [1249]. Представление о том, что русалка насыщается паром от еды, характерно и для более южных районов (Брянская область). Следует отметить, что этот мотив насыщения паром является общим для поверий о русалках и о душах умерших, «дедах» [1250].
Русалка и ее дитя. Иллюстрация к драме Пушкина в журнале «Нива», 1899 г.
Нива. Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни. — № 21. — Санкт-Петербург: Издание А. Ф. Маркса, 1889. — С. 69
В некоторых фольклорных текстах русалки описываются покрытыми чешуей, с рыбьим хвостом вместо ног: «вместо ног-то у них [русалок — В. Р.] хвосты рыбьи, оказывается. Шлепают они ими по воде, а вокруг брызги летят» [1251], «у нее [русалки — В. Р.] голова и руки, тело-то человечье, а ниже — хвост рыбий. Черный такой, в чешуе» [1252], «русалки — это утопленницы с чешуей вместо кожи и зелеными волосами» [1253]. Эту черту принято объяснять поздним литературным влиянием — с рыбьим хвостом изображали и описывали ундин, сирен, морских дев и прочих персонажей «книжной мифологии» XIX–XX веков.
В Полесье русалка может описываться как страшная баба [1254] (с огромными железными грудями, большими зубами [1255] и глазами [1256], мордой как у зверя [1257] и т. п.). В страшном обличье может являться поволжская и севернорусская русалка: «[русалка это — В. Р.] большая черная баба с волосами [1258]», «сама страшная, волосы длинные волнистые» [1259]. В нижегородских быличках русалки могут описываться в жутком полузверином облике: они «как обезьяны» [1260], у них мохнатые лапы, «голова большая, зверей-то, чай, нет таких» [1261].
Свидетельства о животном облике русалки редки [1262]. В Полесье изредка встречаются упоминания о том, что русалка способна явиться в виде собаки, кошки, птицы (в том числе водоплавающей) [1263]. Севернорусские русалки тоже не склонны к оборотничеству (однако их могут по ошибке принимать за людей, например за моющуюся в реке знакомую или просто деревенскую девку). В нижегородском Поволжье встречаются описания русалок, принимающих образ уток [1264].
Место такое было — Завивочки. Наши деревенские боялись этого места. Ну, вот пошел один на охоту, на вечернюю зорьку, на Завивочку. Когда заря началась, прилетела утка; он ее убил, потом еще две убил. Снял все с ебя, полез [в воду — В. Р.] доставать [убитых уток — В. Р.]. Только шагнул в воду, а там три русалки вместо уток. И говорят: «Иди к нам, иди к нам». Он испугался и убежал [1265].
В полесских быличках русалки кричат на весь лес: «Шу-ги, шу-ги!» [1266] или «Огэ-огэ-огэ!» [1267] Русалки шумят, бьют в ладоши [1268], «гудят, пищат, кричат» [1269]. Согласно свидетельству из Смоленской губернии, русалки «цепляяся волосами за сучья и стволы, если эти деревья согнуты бурею, <…> качаются как на качелях, с криком: “ре-ли, ре-ли!” или: “гутыньки, гутыньки!”» [1270]. Северная (пинежская) русалка «кричит тонким голосом» [1271].
Лес шумит, гремит, шум идет — русалки идут. Высокие, как деревья, венки, рубахи на них [1272].
Русалки севернорусского типа нередко смеются: «при появлении людей [русалки — В. Р.] с хохотом скрываются в воде» [1273], «он плыл на лодке, эта была ночью… и слышал вот, как смеются русалки» [1274], «до мостика дошли, смех услышали. <…> Подошли поближе видят: девка в воде стоит, волосами трясет и хохочет. А смех-то такой, что страх наводит» [1275]. Смех также характерен для русалок южного типа [1276].
