Томас Булфинч - Мифы и легенды рыцарской эпохи
Подлинность произведений Талиесина не столь очевидна. Они содержат такое количество мифологических элементов, что это вызывает сомнение относительно их подлинности. Позже мы еще поговорим об этом.
Триады[44]Триады являются специфической формой поэтического произведения, которая была весьма популярна среди валлийских бардов. Триада строилась по принципу тройки: три героя, или три события, или три утверждения, объединенные в одно короткое предложение. Эта форма, первоначально созданная, по всей видимости, чтобы облегчить запоминание, была доведена валлийцами до такого совершенства, что заслуживает особого рассмотрения. Триады – самая ранняя форма валлийской поэзии, некоторые из них считаются не менее старыми, чем сам язык. Хотя эта поэтическая форма отличается краткостью, в «Myvyrian Archeology of Wales» О. Джонса они занимают более ста семидесяти страниц, по две колонки в каждой. Мы приведем несколько примеров именных триад.
Героев в бою этом трое,
Запомните их, как урок:
Мел Длинный, Лир с войском – герои
И гордость Уэльса – Кардок.
Три главных британских поэта —
Это Амброзий Мерлин,
Мерлин Дикий, сын Морфин это,
И главный из бардов – Талиесин.
За Круглым столом Артура
Три златоуста – рыцари высшего чина:
Гавейн, сын Гвиара, Дривас, сын Трифина,
И Эливлода причислим, Мадага сына.
Три пира великих британских забуду ли я:
Пир Кассивелауна после изгнания Цезаря Юлия;
Пир победителя саксов, Амброзия Аврелия,
И пир короля Артура в Карлеоне на Уске прибавить осмелюсь я.
Гиневра, дочь Лаодегана-Рослого,
Порочна в детстве, но еще хуже взрослая.
А вот несколько примеров нравоучительных триад.
Слышали, что вещал Драмхидит,
Старый дед, на замковых стенах отчаянно?
Лучше ответить соблазнителям – нет,
Чем не выполнить обещание.
Слыхали, что пел Лленлеавг в суете,
В золотых браслетах, при силе:
«Лучше, поверьте, чем жить в нищете —
Мирно лежать в могиле».
Вас удивит, что поет Гарселит,
Ирландец. В своем стихе он говорит
Идущим за ним: «Плохо, если долго живешь в грехе».
Слышали, что пел Аваон,
Сын барда Талиесина, наш друг?
Грубость, как утверждает он,
Не скроет сердечных мук.
Глава 19
ХОЗЯЙКА ФОНТАНА. ПРИКЛЮЧЕНИЕ КИНОНА
Король Артур находился в Карлеоне на Уске, и однажды в его покоях собрались Оуэн, сын Уриена, Кинон, сын Клидно, Кай, сын Кинера, и Гиневра со своими служанками, которые, сидя у окна, занимались рукоделием. Король Артур сидел в центре комнаты в кресле из зеленого камыша,[45] покрытом золотистого цвета атласом, а его локоть опирался на красную атласную подушку.
– Если это вас не обидит, – сказал король Артур, – то я посплю, пока готовится ужин. Вы развлекайте друг друга рассказами, и если хотите, то Кай принесет вам мед и какую-нибудь закуску.
Король заснул, а Кинон, сын Клидно, напомнил Каю об обещании короля.
– Да, но он обещал, что я услышу занимательную историю, – сказал Кай.
– Сначала принеси то, что обещал нам Артур, – возразил Кинон, – а потом мы расскажем тебе самую занимательную историю из всех, что ты когда-либо слышал.
Кай сходил на кухню, спустился в подвал, где хранился мед, и вернулся с кувшином меда и золотым блюдом, на котором лежали куски жареного мяса. Они съели мясо, запили его медом, и Кай произнес:
– Теперь самое время послушать интересную историю.
– Кинон, – сказал Оуэн, – расскажи Каю обещанную историю. Он ее заслужил.
– Ну что ж, слушайте, – начал Кинон свой рассказ. – Я был единственным сыном у своих родителей, и вырос гордым и своенравным, считая, что никто в мире не справится со мной. Когда я понял, что в своей стране меня уже не ждут приключения, отправился странствовать по безлюдным землям. Так я оказался в прекраснейшей долине, красивее которой не найдешь в целом мире. В ней росли деревья одной высоты, по долине бежала река, вдоль которой шла тропинка. Я поехал по этой тропинке и к полудню выехал на огромное поле. Вдали виднелся большой, красивый замок. Я направился к замку и, подъехав, увидел двух белокурых юношей с золотыми налобными повязками, в одеждах из желтого шелка и в сапогах с золотыми пряжками. В руках каждый из них держал лук из слоновой кости с тетивой из оленьих сухожилий и стрелы из моржовой кости с оперением из павлиньих перьев и с золотыми наконечниками. Еще у юношей были ножи с золотыми лезвиями и рукоятками из моржового клыка, и они забавлялись тем, что метали ножи в мишень.
Неподалеку от них стоял мужчина в самом расцвете сил, с аккуратно подстриженной бородой, в плаще из желтого шелка, украшенного золотым шитьем, и в сапогах из кордовской кожи[46] с золотыми пряжками.
Я подошел и поприветствовал его. Он был настолько любезен, что тут же ответил на мое приветствие. Мы вместе отправились в замок, все обитатели которого собрались в одном зале. У окна сидели двадцать четыре девушки, вышивавшие по шелку. Должен сказать, Кай, что самая невзрачная из них была красивее любой самой красивой девушки, которую ты когда-либо встречал на острове Британия, а самая красивая из них была прекраснее даже Гиневры, жены Артура, когда она идет на пасхальную службу, а ведь всем известно, что в этот день Гиневра особенно красива.
При моем появлении они встали, чтобы приветствовать меня. Шестеро взяли моего коня и помогли снять доспехи. Еще шестеро начистили мое оружие и доспехи так, что они заблестели как новые. Шестеро других накрыли столы скатертями и занялись приготовлением еды. Оставшиеся шестеро сняли с меня запыленные в дороге одежды, а взамен дали штаны из тонкого батиста, рубаху, плащ из желтого шелка с широкой каймой. Меня усадили на красные шелковые подушки, подложив такие же подушки мне под спину и вокруг меня. Те шестеро, что взяли моего коня, распрягли его так сноровисто, словно лучшие конюхи острова Британия.
Затем девушки принесли серебряные чаши с водой и полотенца, белые и зеленые, чтобы я мог умыться. Я умылся. Мужчина, который привел меня в замок, сел за стол, я сел рядом с ним, а затем сели все девушки, кроме тех, что прислуживали за столом. Стол был из серебра, застеленный льняной скатертью.
Абсолютно все предметы на столе были сделаны из золота или серебра. Затем подали еду. Клянусь, Кай, на столе были все напитки и все кушанья, которые я когда-либо пил и ел, но еще никогда я не ел ничего лучше приготовленного. За все время трапезы ни мужчина, ни девушки не произнесли ни единого слова. Когда мужчина заметил, что мне легче заговорить, чем съесть еще хотя бы кусочек, он спросил, кто я такой и куда держу путь. Я рассказал о себе и о цели своего путешествия, добавив, что хочу узнать, есть ли на свете кто-нибудь, кто мог бы одолеть меня. Мужчина посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:
– Не в обиду будь сказано, но я знаю того, кто может тебя одолеть.
Я захотел, чтобы он подробно мне обо всем рассказал.
– Переночуй здесь, – ответил он, – а завтра встань рано утром и иди по дороге через долину до тех пор, пока не дойдешь до леса. Войди в лес, и очень скоро окажешься на поляне, посреди которой возвышается курган. На вершине кургана увидишь черного человека огромного роста. Он одноногий с одним глазом посреди лба. Этот человек служит лесничим в этом лесу, и вокруг него пасется множество диких зверей. Спроси у него дорогу, и хотя он будет груб с тобой, но скажет, куда тебе идти, чтобы найти того, кто тебя одолеет.
Ночь показалась мне бесконечно долгой. Утром я встал, собрался, сел на коня, проехал по долине к лесу и выехал на поляну. Черный человек сидел на вершине кургана, и вокруг него бродило в три раза больше диких зверей, чем я представлял себе по рассказу мужчины. Я попросил указать мне дорогу, и он довольно грубо поинтересовался, куда это я собрался. Когда я объяснил, кто такой и кого ищу, он сказал:
– Иди по этой тропе, и она выведет тебя к опушке. Оттуда ты увидишь широкую долину, в центре которой растет высокое дерево. Под деревом увидишь фонтан, а у фонтана мраморную плиту, на которой стоит серебряная чаша, прикованная к плите серебряной цепочкой, чтобы ее не могли унести. Возьми чашу и плесни из нее воду на мраморную плиту. Если после этого с тобой ничего не случится, то до конца жизни ты напрасно будешь искать приключения.
Я поехал по тропинке, поднялся на вершину холма и оттуда увидел все, о чем говорил черный человек. Я подъехал к дереву и под ним увидел фонтан, мраморную плиту и серебряную чашу, прикованную к плите цепочкой. Я взял чашу, набрал воды и плеснул ее на плиту. Раздался такой раскат грома, что от него задрожали небо и земля. Следом хлынул ливень, и уверяю тебя, Кай, что в этих условиях не смогли бы остаться в живых ни человек, ни зверь. Я пригнулся к шее коня и заслонил свою и его голову щитом. Так мне удалось переждать бурю, хотя я едва не расстался с жизнью. Вскоре небо прояснилось, прилетели птицы, расселись на ветках и запели. Клянусь тебе, Кай, что ни до, ни после этого я не слышал столь дивного пения. Позабыв обо всем, я внимал их пению и вдруг услышал ворчливый голос:
