Димитри Меекс - Повседневная жизнь египетских богов
Всё, что говорят боги, в конечном счете имеет творческий смысл. Одна из их любимых манер выражаться — это то, что мы с вами назвали бы «игрой слов». Фраза или выражение, использованные тем или иным богом относительно какого-нибудь места или существа, дают ему имя и, таким образом, являются атрибутом его реальности.{669} Это — один из способов творения, к которым чаще всего прибегает демиург.{670} И кем бы ни было божество, каждое словесное выражение порождает реальность того, о чем говорит это выражение. Если Хор смог отомстить за своего отца как Харендот (египетское «Хор, мститель отца своего»), то потому, что Осирис буквально сотворил эту его способность, произнеся ее название в тот момент, когда он очнулся от смертного сна после обряда мумифицирования.{671} В мифе о Хоре каждое действие служит поводом для словесного комментария и, таким образом, порождает сами места совершения связанного с Хором ритуала и его участников, а также связанные с ним культовые предметы.{672} В общем и целом достаточно объявить о событии, чтобы оно произошло.{673} Именно поэтому оскорбление или угроза заключают в себе реальность, которой остается только проявиться. Тот, кто становится их мишенью, переживает в реальности то, чему он подвергся на словах.{674} Слово, таким образом, оказывается оружием, которое позволяет подчинять или уничтожать своих противников. Очевидно, это касается в первую очередь Тота,{675} но также и богов с более материальными функциями в мире, как, например, Сета. Достаточно одной его речи, чтобы он утвердил свою силу перед лицом противника и тот исчез.{676} Его голос, который часто сравнивается с раскатами грома, укрощает самые опасные и мятежные существа и силы, например бушующее море.{677}
Иероглифическое письмо называют не иначе как «божественная речь». Это обозначение определяет его статус. Письмо не может быть независимым от слова: оно является всего лишь его транскрипцией. Оно существует a posteriori и функционирует лишь как воспоминание о событии или его фиксация. Письмо только придает миру форму, информирует о нем. С его помощью боги составляют архивы важных событий. Например, всё, что касается конфликта Хора и Сета, было тщательно зафиксировано.{678} Поэтому в мире богов не может быть повествования о вымышленных событиях. Сами знаки письма определяются как «отпечатки» всего, из чего состоит творение. Каждое существо или вещь могут быть использованы как знак письма. Священные тексты, что бы они ни содержали, являются «силами (бау) Ра», отражением воли демиурга.{679} Составить каталог знаков — значит составить каталог всего, что было сотворено. Возможно, инвентарь этих «отпечатков реальности» находился у Тота, который мог их исчислить.{680} Здесь Тот опять выступает в роли посредника, умеющего читать, то есть «преобразовывать письмо в слова»{681} и, таким образом, заставлять его возвращаться к своим истокам, к его первоначальной силе. Он уничтожает противопоставление между письменным знанием (рех) и творческим словом (сиа), однако в то же время обеспечивает и их передачу.
Использование письма среди богов, не будучи ограниченным целенаправленно, имеет тем не менее свои пределы. Мало кто из них берется на самом деле за перо. Нейт, судя по всему, единственная, кто ведет свою переписку.{682} Ее власть над написанными словами весьма велика: например, она может отобрать назад книгу, которую ее вестники несут умершему, чтобы помочь ему избежать осуждения.{683} У Осириса, изолированного в его загробном царстве, очевидно, есть свои собственные писцы.{684} Исида, опасная искушенность которой общеизвестна, была способна написать книгу, которая послужит благу ее брата.{685} То же самое можно сказать и о ее сыне Хоре, который унаследовал многие тайные искусства своей матери.{686} Писать и читать — не совсем обычные занятия для богов: эти занятия выпадают почти исключительно на долю Тота — по вполне понятным причинам. Среди всех средств сообщения и передачи информации, используемых богами, письмо играет лишь вспомогательную роль или вообще оказывается ненужным. Так, во время тяжбы Хора с Сетом царь богов обращается к трибуналу с посланием, чтобы заставить его принять решение, и одновременно устно вмешивается в спор, и при этом ничего не говорится о его перемещении из места его первоначального пребывания.{687}
Существовал малоизвестный обычай, согласно которому двадцатый день первого месяца года был особо посвящен обмену письмами между богами.{688} Согласно тексту, где говорится об этом действе, обмен этот был связан со своего рода колебанием между жизнью и смертью: эти письма содержали одновременно живительную и убийственную силу. Место, где составлялись эти письма, называлось «Домом жизни», именно здесь, как считалось, обитал тот Хор, которому надлежало казнить космических врагов верховного божества.{689} Письмо здесь кажется тесно связанным с культом Осириса и его воскресением. Осирис-ушедший, то есть «вчерашний день», снова воскресал в этих писаниях, которые сами были всего лишь возобновлением памяти о прошлом.
Просто богиКогда боги не заняты беспрерывными ссорами, они кажутся достаточно бездеятельными, и можно задаться вопросом: зачем они, в конце концов, вообще нужны? Однако наше долгое исследование сути всех этих волнений показало, что все их споры, победы и поражения выявляют наиболее фундаментальные качества этих божественных существ. Каждое из них обладает особыми талантами, которые в общем и целом достаточно значительны. Они соответствуют отдельным отраслям знания о жизни и более или менее отражают роль каждого бога в их сообществе. Об этой роли говорят как о чем-то столь же скрытом и трудно познаваемом, как и имя божества.{690} Поэтому такое особое знание каждого бога соответствует незнанию в данной области других богов, которые, как правило, не могут заниматься какой-либо другой деятельностью, кроме той, что им присуща.
Демиург защищает свое творение, пытается с переменным успехом регулировать возникающие в нем конфликты. Рядом с ним — его верный помощник Тот, через которого передаются решения верховного бога, а также различные знания. Агрессивный Сет одновременно вызывает и укрощает бури и ненастье. Горшечник Хнум творит живые существа. Некоторым аспектам божеств приписываются особые способности. Бараны, особенно бараны Мендеса, имеют пророческий дар, их речения воспринимаются всеми как руководства к действию.{691} Хор становится врачом, поскольку он много страдал в детстве,{692} а также благодаря знаниям, которые передал ему отец. Маленький Хор становится «Защитником», ибо этот особый его аспект был сотворен Тотом.{693} Как мы уже видели, эта деятельность обеспечивает нормальное функционирование мира.
Грубой ручной работой сами боги, как правило, не занимаются. Некоторые предметы фактически являются репликами их отдельных составляющих, и создавать их специально не приходится.{694} Ремесло среди богов не распространено. Только Птаха, как считается, его предназначение в мире побуждает заниматься разными полезными работами;{695} однако маловероятно, что он мастерит что-то сам. Мелкие поручения обычно выполняют второстепенные боги, как, например, дочь Осириса (о которой практически ничего не известно): она делает необожженные кирпичи, скорее всего — для отцовской гробницы.{696} Когда такие задачи выполняют более важные божества, они имеют второстепенный характер и это, как правило, оправдывается каким-то мифологическим событием, в ходе которого эта работа была сделана в первый раз. Мы уже видели, что Хор соорудил корабль, чтобы ответить на вызов Сета. Очевидно, это дело ему знакомо, поскольку постоянные плавания, которые он совершает, преследуя врагов, требуют умения быстро построить судно.{697} Исида и Нефтида становятся прядильщицами и ткачихами{698} как для изготовления бинтов для мумификации Осириса, так, видимо, и для того, чтобы изготовить компрессы для маленького Хора, которые понадобились ему из-за различных недугов.{699} Для Исиды эта работа становится настоящей профессией со своим рабочим графиком.{700} Она поглощает ее настолько, что богиня не слышит воплей своего сына, которого укусил скорпион. Мы узнаем, что на самом деле богинь заставил работать Сет,{701} и, чтобы освободить Исиду от этой низкой работы, Тоту пришлось договориться с Нейт о том, чтобы ее собственные ткачихи встали на смену Исиде.{702}
В целом можно сказать, что сущность египетских божеств определяется исключительно их функцией в мире. Мы находим у них не так уж много черт, которые зависели бы просто от особенностей их характера. Единственное исключение в этом смысле — Сет. Действительно, он — бог крайностей. Но это придает ему свой, особый характер, которого почти нет у его безупречных собратьев. Он агрессивен, задирист, любит выпить и в то же время отважен; он — несчастная жертва своих страстей. Если внимательно вчитаться в тексты, то и у других богов можно разглядеть некоторые особенности, не всегда очевидные с первого взгляда. Бог Тот, конечно, мудрец и в то же время несколько высокопарный зануда, в какой-то мере — мошенник. Верховный бог Ра иногда кажется слабым и нерешительным; он разрывается между мнениями богов из его свиты, иногда поддаваясь их напору. А иногда он может быть упрямым и беспринципным, пытаясь путать факты, чтобы навязать другим свою (как он сам знает, несправедливую) точку зрения. Исида — мать и безутешная вдова — иногда уж слишком старается воспользоваться этим своим положением, чтобы привлечь внимание собратьев. На самом деле она хладнокровна и горда. Исида готова на всё, чтобы достичь своих целей, и в этом она весьма похожа на других богов. Нельзя не признать, что она всецело верна своему умершему мужу и искренне любит своего сына (хотя иногда она это умело использует). Осирис кажется чудаком, к тому же самовлюбленным (чтобы не сказать — эгоистом). Он занят своей внушительной внешностью, своей властью и прерогативами. О супруге Осирис и думать забыл, а сын важен для него лишь тем, что он отомстит за него в земном мире, утвердив тем самым навечно власть самого Осириса в мире загробном. Немти жаден и, может быть, чуть простоват. Таким образом, лишь несколько отдельных персонажей отличаются от всех остальных, которые скорее являются архетипами, как если бы речь шла об условных ролях в мировой трагикомедии, где главные актеры — всего лишь силуэты.
