Эрика Таубе - Сказки и предания алтайских тувинцев
— Н-да, как же нам переправиться через это море? — спросил, конечно, Хевис Сююдюр коня Дёнен Хулу.
— Здешнее море очень ядовито! Я слышал, оно разъедает все, что его коснется. Теперь правь мною так, чтобы я взмыл вверх и перескочил бы обратно через гору. А когда мы будем по ту сторону горы, выстрели из лука. Теперь ее яд, раз ты расколол гору стрелой, потерял свою силу, нам он уже не опасен, — сказал конь. — И еще не забудь, когда будешь по ту сторону горы, хорошенько стегни меня, чтобы я взвился повыше. Я постараюсь перескочить через море одним прыжком. Если мы опустимся не на середине — выберемся невредимыми!
И понесся он на Дёнен Хуле галопом назад за расколотую им гору; зубы его застучали: крак, брови его сдвинулись: трах; стеганул он хорошенько своего коня — а что же ему было еще делать! Чуть не перебил он ему бабку, чуть не разорвал ему рот до ушей, уж и стегал он его — ведь иначе бы ничего и не вышло! И когда они наконец оказались опять на берегу моря, у Дёнен Хулы появился нужный разбег, и он перескочил через море. Но пока он несся к дальнему берегу, взмах его ослаб, и он опустился у самой кромки воды — иначе и быть не могло! Коснувшись воды, потерял, конечно, Дёнен Хула половину своего хвоста; одно из его копыт наполовину сгорело, и под слоем рога осталось только красное мясо — могло ли быть иначе?
— О мой Гурмусту! Что за сила в этой воде! — сказал несчастный герой. Он скакал уже месяцы и годы без передышки и совсем обессилел. И, одолев подряд три тяжелых препятствия, он решился спросить Дёнен Хулу:
— Может быть, отдохнем теперь немного, а потом уже поскачем дальше! Какие нас ждут еще препятствия?
И его конь ответил:
— Не будет нам больше никаких препятствий! Теперь мы можем отдохнуть.
— Ну если так, я отдохну немного! — сказал Хевис Сююдюр.
Постелил он себе вместо постели сорокаслойную попону, подложил себе вместо подушки седло, черное, как наковальня, и заснул и отдыхал шесть дней без перерыва, семь суток подряд — могло ли быть иначе?
И пока он так спал семь дней подряд, увидел вдруг его конь на рассвете, что появился наш страшный двенадцатиглавый черный мангыс и, обнюхав все снизу доверху, почуял добычу.
Хевис Сююдюр спал как убитый. Ударил его конь по голове, чтоб разбудить, а весь его мозг и вытек! Ткнул конь его в живот — вывалились все его внутренности, а он так и не проснулся!
А двенадцатиглавый мангыс приближался.
Рванул Дёнен Хула голову вперед и оборвал поводья, рванул голову назад и порвал поводок. Ускакал он большими прыжками за горное седло и, когда остановился и поглядел из-за гор, увидел, что двенадцатиглавый приблизился и приготовился проглотить Хевис Сююдюра. Но тот не влез в его пасть. Он попробовал проглотить его с головы — она вошла только до ушей, а дальше никак. Хотел он проглотить его с туловища — оно тоже не влезало ему в пасть. И, увидев, что ему не проглотить Хевис Сююдюра, он уместил его меж своих двенадцати голов и помчался обратно в свою землю.
Тут опять, плача и причитая, появился из-за горы Дёнен Хула.
— Так вот оно то место, где ему суждено умереть! Ему, одолевшему столько страшных опасностей, пасть теперь, побежденным самым обычным созданием! Настал его смертный час! — причитая так, он бежал за ними, не спуская с обоих глаз, и проследил, как наш двенадцатиглавый мангыс унес его в свои края, как раз к месту своего полуденного отдыха.
А Дёнен Хула все думал: «Но ведь не таков Хевис Сююдюр. Что же он делает!» Он продолжал бежать за ними, плача и причитая, и все приглядывался. И вдруг Хевис Сююдюр проснулся, как будто его вернули к жизни из смерти, — так крепко он спал! — и увидел, где он лежит, и понял, что он стал жертвой двенадцатиглавого мангыса.
И подумал он: «Вот двенадцать голов двенадцатиглавого мангыса, и на средней — черная родинка. Не слыхал ли я как-то, что именно там и спрятан его жизненный дух?»
Взмахнул он своим острым черным мечом, закаленным кровью шестидесяти мужей, над средней из двенадцати голов и отрубил черную родинку — что он мог еще сделать? И мангыс, конечно, тут же рухнул и вытянулся во всю свою длину. А Хевис Сююдюр — могло ли быть иначе? — помчался к своему Дёнен Хуле.
— Так, только что уничтожил я этого мангыса, а теперь быстро смелем его в каменной мельнице, чтобы уже навсегда покончить с ним! — сказал он.
Ну и пришлось, конечно, Хевис Сююдюру скакать дальше. И далеко впереди, там, куда недостает силы зрения обоих глаз, показалась белая юрта-дворец. Войлок ее крыши мог бы покрыть весь мир, а войлок ее стен мог бы покрыть всю землю.
— Что это? — спросил герой у Дёнен Хулы, и тот отвечал:
— Я слыхал, что это юрта матери мангыса. Нет никого опаснее ее! Если нам удастся миновать ее, мы спасены, а если не удастся, мы останемся там навеки!
— А есть ли средство против этого? — спросил он Дёнен Хулу, и тот ответил:
— Это желтая старуха, она постоянно чешет себе живот палкой-кожемялкой [62]. Обмани эту старуху, как-нибудь хитростью вымани у нее эту палку и беги с ней, а я буду в полной готовности дожидаться тебя у входа!
— А как мы туда отправимся?
— Ты обернись лысым, а я прикинусь шатающимся от слабости, запаршивевшим жеребцом-двухлетком с клочьями зимней шерсти, — сказал Дёнен Хула.
Вскочил на него Хевис Сююдюр, и так они добрались туда.
Дёнен Хула, превратившись в жеребца-двухлетка со свалявшимися клочьями зимней шерсти на боках, шатаясь, пасся у юрты. Хевис Сююдюр, оборотившись лысым, вошел в юрту.
Там сидела белая старуха, такая толстая, что на нее невозможно было смотреть, и чесала свой жирный живот палкой-кожемялкой. В юрте ее было полно серебряных подпорок для подвешивания мяса. Видно, здесь собралось и скопилось все, что только можно было назвать маслом и жиром.
— Ну, откуда ты, сын мой? — спросила она.
— Я подданный Борукчу. У него исчезла верблюдица с надорванной ноздрей, и вот я уже три года ищу, да так и не нашел еще. Я погибаю, я так исхудал, что вот-вот умру. Я хочу есть и пить. Вы не видели такой верблюдицы, матушка? — спросил он — а что было ему еще делать?
— Ах ты бедняга! Ну и высокие же у тебя мысли, мой лысый! Я ведь не могу встать, когда лягу, не могу сесть, когда встану, так что уж спрашивать, видела ли я твою верблюдицу! Я, старуха, не могу ни жить, ни умереть. Слыхала я, что уши у лысого длинны, а глаза у него остры. Не знаешь ли ты, не стал ли уже мужчиной Хевис Сююдюр? Вот о чем хотела я спросить тебя! — говорила старуха.
— Ах, бабушка, ну откуда мне это знать, я ведь исхудал и обессилел! Ждать новостей от меня, три года искавшего верблюдицу с надорванной ноздрей, бегавшего повсюду в поисках ее! Да ведь это несусветная глупость, бабушка! Но до меня дошел слух. Однажды я слыхал, будто названный Хевис Сююдюром стал уже мужчиной. Говорили, что он пришел и стрелой разбил широкий завал из бревен. Я слыхал, что ему удалось одолеть отвесную гору, и еще слыхал я, что он перебрался через глубокие воды. И когда ему удалось совершить эти три подвига, явился двенадцатиглавый мангыс и завладел им. Вот что слыхал я, бабушка, — ответил он.
— Дорогой мой мальчик! Да будут благословенны речи твои! Что ты хочешь у меня взять, что хочешь поглядеть? — спросила она.
— Ах, не надо мне еды, не надо мне ничего из вещей, милая бабушка. Очень интересно мне только то, что лежит рядом с тобой, чем ты чешешь все время свой жирный живот, — твоя серебряная палка-кожемялка! Можно ее поглядеть? — отвечал он.
— Милый мой мальчик, это как раз то, до чего я никому не разрешаю дотронуться. Но ты произнес такие благословенные слова — что поделаешь! Погляди-ка на нее издали, да и уходи! — сказала старуха.
И, не двинувшись с места, она покрутила во все стороны серебряной палкой-кожемялкой, которой чесала свой жирный живот, так, что кругом засверкало. И воскликнул тут Хевис Сююдюр:
— О, эта палка-кожемялка моей бабушки! С тех пор как я рожден человеком, ничто меня так не интересовало! Она стоит куда больше, чем верблюдица с надорванной ноздрей! Ах, как прекрасна палка-кожемялка моей бабушки! Ах, бабушка, как она прекрасна!
А она все сидела и вертела кожемялку. Схватил он ее за один конец и выскочил из юрты. Прискакал Дёнен Хула и припал перед самой дверью юрты на колено — а то как же! Хевис Сююдюр вскочил ему на спину, и они умчались!
А старуха с криком и визгом ухватилась за хвост Дёнен Хулы — а то как же! Хвост Дёнен Хулы оборвался и упал на землю. А сам Дёнен Хула взмыл на вершину горы.
— Ах, что за чудесная палка-кожемялка! Ну-ка, испытаем ее волшебную силу! — И как только он ударил ею по отвесной скале, отвесной скалы не стало, она, конечно, развалилась, а палка разлетелась на кусочки — иначе и быть не могло!
— Ой, ну и опасная же это местность! — воскликнул Хевис Сююдюр и вырыл на дороге большую яму, в семьдесят саженей глубиной и выбрал из нее всю землю.
