Автор неизвестен - Эпосы, мифы, легенды и сказания - Байкала-озера сказки Том II разд.2
Приходит дед Иван домой и видит: стоит их избушка кособокая, а на завалинке сидят и плачут баба Марья и Анютка. Увидали деда, со всех ног к нему кинулись. Обнимают его, целуют, а сами то плачут, то смеются от радости — всего было. На шум соседи прибежали, тоже обрадовались. Сколько потом ахов да охов было, когда дед рассказывал, как на небе побывал, горохом карманы набивал.
На другой день стали всей семьей горох шелушить. И вот чудо — что ни откроют стручок, то золотую горошину найдут. Целую кучу нашли таких горошин. Славно они потом зажили. Новую избу справили, Анютке обнов накупили.
Долго ли они жили, никто про это не знает. Рассказывали старики, что на том месте, где стояла их избушка, выросли диковинные цветы. И назвали их люди иван-да-марья. А там, где ходила Анютка, стали расти цветы по прозванию анютины глазки. Такие же красивые, как глаза у Анютки.
КАК ВНУК ДЕДА СПАС
Жил-был один мужик. У него были отец-старик и маленький сынишка. А в ихной деревне стариков не держали. Только состарится, в поле перестанет выезжать, его увозят в глуху тайгу, и там зверям на съеденье оставляют — чё, дескать, хлеб зря тратить!
Вот надо этому мужику своего отца в лес отвозить. Он запряг лошадь, на телегу забросил лоскут коры листвяжной, на эту кору отца посадил:
— Но-но! Поехали! — Коня понужнул.
Тут на крыльцо парнишка выскочил, давай проситься:
— Папка, прокати меня! — Мужик его и посадил. Поехали.
Вот в лес приехали.
Мужик лошадь круто повернул — телега наклонилась, и старик вместе с корой вывалился в снег. Он коня понужнул и хотел ехать назад, а парнишка-то и говорит:
— Стой-ка, папка!
— Чё тако?
— Ты пошто же кору-то не берешь? Забери ее.
— А чё тако?
— А когда ты состаришься, робить не сможешь, на чем же я тебя в лес повезу?
Мужик-то и задумался. Потом вернулся, старика поднял, посадил на телегу и домой отвез. С тех пор стариков перестали в лесу оставлять.
СКУПОЙ ПОП И РАБОТНИК[8]
Поехали поп и работник в тайгу.
— Батюшка, надо бы еды побольше взять. Тайга большая, вдруг заблудимся.
— Не надо, не заблудимся!
Работник взял булку хлеба и спрятал ее за пазухой, а скупой поп ничего не взял. Поехали. Поднялась буря, — они и заблудились. Работник захотел есть, вытащил булку хлеба, завернул ее в сено и ест. Поп увидел: работник что-то жует, спрашивает:
— Ты что ешь?
— Да сено…
— А как оно ладно, есть можно?
— Да не особенно, но с голоду можно…
— Выбери-ка мне!
Работник выбрал пучок сена, дал попу. Поп пожевал, пожевал, сморщился — выплюнул. Работник наелся хлеба, а поп так и остался голодный.
Поехали дальше. Наткнулись на зимовье. Вошли в него.
— Поищу хлеба, — вздохнул поп.
— Вот, батюшка, кувшин на шестке стоит, однако в нем горох, надо бы ложку, — сказал работник.
— Не надо, где ее найдешь! — заторопился голодный поп и полез в кувшин рукой, захватил горсть гороху, показалось мало, запустил руку поглубже, да вытащить-то и не может.
— Руку завязил! — крикнул он работнику.
— Вот, батюшка, точило, бей по нему кувшином! — и показал на лысую голову пастуха, который спал на лежанке. Поп размахнулся — бах! — кувшином пастуху по голове. Пастух закричал, вскочил, бросился на попа да как ухнет его по темени. Не взвидел поп света, слезы градом посыпались, упал на скамью, стонет, попрекает работника:
— Что ты наделал, разбойник? Какое же это точило?
А работник смеется:
— Сена, батюшка, ты наелся, сила в тебе лошадиная, так ударил — точило-то ожило, подскочило, тебя и стукнуло!
УМНЫЙ КУЧЕР
Было время владычества хитрых лам.[9] В одном дацане[10] жили трое монахов, слухи о мудрости которых ходили по степи. По правде говоря, хитрые ламы сами о себе распускали хорошие слухи, чтобы казаться не теми, кем они были.
— Интересно испытать мудрость этих лам, — сказал однажды своим одноулусникам один умный старик пастух.
— Как бы наоборот не получилось, — отговаривали его пугливые и набожные люди, — как бы святые отцы нас не уличили в глупости.
— Это еще неизвестно, — сказал старик.
И вот во время праздника белой луны жители улуса пригласили к себе гостей.
Получив приглашение, один из лам с довольным видом сказал:
— Кто лежит в юрте, тот похудеет без еды, кто ходит, тот кость да найдет. Надо ехать. Полакомимся на празднике мясном, попутно соберем за молебствия кое-какое добро. Не правда ли?
Кучером себе ламы взяли одного шестнадцатилетнего паренька из ближайшего от дацана улуса и с важным видом отправились в путь-дорогу.
По дороге «почтенные» ламы делились между собой воспоминаниями. Кучер внимательно прислушивался к их разговорам. А толковали ламы о том, где, кто и когда из них съел жирную баранью тушу, сколько выпил вина, кого и как обманул.
«Умный говорит, что видел, что узнал, а глупый — что ел и пил», — подумал про себя кучер, впервые слушая разговоры «святых» толстяков, которые обманывают народ не потому, что они умны и мудры, а потому, что тысячи лет их считают святыми…
Так думал смышленый кучер паренек, пока вез монахов в улус, где они были приняты с почетом всеми улусниками во главе с умным стариком. Гости зашли в отведенную им юрту и расселись по старшинству, самое последнее место занял паренек-кучер. Все они сидели на мягких кошмах. Вдруг раздался скрипучий голос:
— Известно, что кучеру положено сидеть на твердом сидении. Об этом и в книгах написано, — сказал с важностью занимавший первое место толстый смуглолицый лама.
Кучер быстро соскочил с войлока.
— Молодой человек, садись, садись на место! — это был мягкий дружеский голос улусного старика. Приняв почтительную позу, он обратился к старейшему ламе:
— Лама-батюшка, извините меня. По-нашему дедовскому обычаю, в улусе мы не разделяем своих гостей на почетных и непочетных, сажаем их на одинаковые сидения…
— Э-э-э, — протянул недовольно лама, — выходит, по-вашему, что в каждом улусе собаки лают по-разному?
— По-видимому, так. В старину говорили: не каждый обычай подходит к месту — не каждая кисть к шапке, — ответил старик.
— Зачем нам прибегать к старине, — сказал толстяк лама.
— А затем, что в старинных словах, говорят, неправды нет, как на дне колодца нет рыбы.
Тогда лама, почуя ум и опыт старика, сказал примирительным тоном:
— Старик, мы с тобой в первый раз видим друг друга, зачем нам спорить?
Старик еле заметно усмехнулся.
— Как можно с первого же знакомства рвать волосы друг у друга? Подавайте гостям чай. Мы еще поговорим.
До угощения чаем гостям были розданы четки.[11] Первый лама, думая, что четки преподнесены им для молитвы, стал перебирать их и читать мани.[12] Другой лама подумал, что четки даны, чтобы носить их, и надел на шею. Третий, не зная, что делать, сунул их за пазуху, а кучер свернул четки кружком и положил на столик.
Вскоре после этого гостям подали чай в чашках с острым конусообразным дном. Ламы, не находя места, на что поставить диковинные чашки, пили чай, торопясь, обжигая руки, и вскоре отказались от чая.
— Что так мало? — упрашивал их хозяин.
— Довольно, не так давно дома пили, — гудели ламы в один голос.
Между тем сидевший на последнем месте кучер спокойно ставил свою чашку с чаем на собранные в кружок четки и выпил столько чашек, сколько ему было нужно.
Наступил вечер. Перед гостями опять поставили столики. Ламы с опаской ждали, что и как им подадут на этот раз. На стол перед каждым поставили по одному сделанному из теста игрушечному коню с седлами и уздечками. Вместе с конем — тарелки и ложки.
— Гости дорогие, кушайте мясное блюдо, — приглашал хитрый старик.
Ламы с удивлением глядели на поданное блюдо. Сидевший на первом месте толстый лама сообразил, что коня, по обычаю, нужно есть, начиная с уха. Отрезал правое ухо и съел. Ухо оказалось мучным тестом. Лама удивился: «Какое же мясное блюдо?»
Другой лама подумал, что, когда коня взнуздывают, открывают ему губы. Он оторвал игрушечному коню верхнюю губу и съел. Губа была также из теста… Но лама сделал вид, что доволен мясом. Третий лама съел нижнюю губу и для отвода глаз поцокал языком.
Шестнадцатилетний кучер спросил хозяев:
— Сегодня никуда не поедем?
— Нет, — отвечают ему.
— Значит, можно снять седло и потник с коня?
— Можно.
Кучер снял с игрушечного коня седло и потник. На спине коня оказалось отверстие, куда свободно проталкивалась ложка. Кучер вложил в отверстие ложку, стал мешать, там оказалось настоящее мясное кушанье.
