Томас Булфинч - Мифы и легенды рыцарской эпохи
Что касается Карла Великого, то, хотя его заслуги были достаточны, чтобы обеспечить ему бессмертие, священные войны с сарацинами не могли не стать излюбленной темой беллетристов. Вымышленная история этих войн была написана, по всей видимости, в конце XI столетия монахом, который считал, что его сочинение только выиграет, если его приписать Турпену, который был архиепископом в Реймсе примерно в 773 году.
Эти вымышленные хроники были на какое-то время доступны только профессионалам. Возможно, сочинения Турпена и Гальфрида читали священнослужители, единственные, кто в те времена владел латынью, но их труды никогда не получили бы широкой известности, если бы не были переведены на какой-нибудь распространенный язык. В то время на англосаксонском языке говорили только покоренные народы и рабы. Еще не было испанского и итальянского языков. В большей части Европы знать говорила на нормандском диалекте французского языка, поэтому он был подходящим средством для распространения новой формы литературного сочинения.
Это был светский язык в Англии до завоевания ее нормандцами и затем стал единственным языком, на котором говорили при дворе в Лондоне. Как завоевания нормандцев и восхищение доблестью их выдающихся личностей захватили воображение людей, так и нормандские поэты с невероятным энтузиазмом восприняли поразительные легенды об Артуре и Карле Великом и перевели их на современный язык. Приключения, приписываемые этим монархам и их доблестным воинам, а также многим другим реальным и вымышленным героям, привело к появлению огромного количества удивительных легенд, которые, по названию языка, на котором были написаны самые древние из них, стали называться рыцарскими романами.
Романы в стихахСамые ранние романы появились в виде так называемых грубых, необработанных стихов, и в этом виде их пели и декламировали на княжеских и рыцарских пирах. Следующим этапом стал язык и слог Роберта де Бовэ, достигшего популярности в 1257 году, которого цитирует Вальтер Скотт во вступлении к «Роману о сэре Тристреме» (Тристраме):
Я не берусь всех мнений передать,
Их множество – и устных и писаний —
У тех, кто любит всуе поминать
Истории о доблестном Тристраме.
Это пример языка, которым пользовалась английская знать в эпоху, наступившую за Нормандским завоеванием. Следом приводится пример английского языка, на котором в то время говорили простолюдины. Роберт де Брюн, говоря о своем знании латыни и французского языка, пишет:
Все, что услышал или прочел,
Я на простой инглис перевел.
Теперь и жизнь, и смерть мне близки
И их переборовший человек…
О том, увы, не рассказать вовек
На этом странном языке английском.
Этот «странный английский» был языком, на котором написано предыдущее четверостишие.[6]
Только к концу XIII столетия стали появляться романы в прозе. Эти сочинения, как правило, начинались с дискредитации источников, из которых в действительности авторы черпали информацию. Поскольку подразумевалось, что в основе любого романа лежит реальная история, их составители лишились бы всяческого доверия, если бы признались, что всего лишь переписывают созданные ранее произведения. Наоборот, они обычно заявляли, что, поскольку народные поэмы содержат много «заимствований», им приходится переводить правдивые истории реальных рыцарей с латыни, греческого, с древнеанглийского или армориканского; эти источники существовали только в их воображении.
Приведенный ниже отрывок одного из последних и наиболее известных романов Томаса Мэлори «Смерть Артура», написанного в 1485 году, подходит в качестве примера стиля написания прозаического романа. Сочинение Мэлори легло в основу большей части этой книги, при этом мы старались, максимально сохранив оригинальный стиль, создать произведение с учетом вкусов современных читателей.
«Ибо по всему вселенскому миру известно каждому, что всего на свете было девять лучших и достойнейших, и это: три язычника, три иудея и три мужа-христианина. Что до язычников, то они жили еще прежде воплощения Христова, имена же им были: Гектор Троянский, об коем повести существуют и в прозе и в стихах; второй – Александр Великий, третий же – Юлий Цезарь, римский император, об коем истории всякому ведомы и повсеместно имеются. А что до тех иудеев, также прежде воплощения Господа нашего бывших, то из них первый – это Иисус Навин, что вывел сынов Израиля в Землю обетованную, второй – Давид, царь Иерусалимский, а третий – Иуда Маккавей; и об них троих в Библии излагаются все их благородные дела и подвиги. Со времени же помянутого воплощения Божия было еще три благородных мужа-христианина, восславленные по вселенскому миру и введенные в число девятерых достойнейших и лучших, и из них первый – благородный Артур, чьи благородные деяния я намереваюсь описать в нижеследующей книге. Вторым был Шарлемань, он же Карл Великий, коего жизнеописания имеются во многих местах, и французским языком, и английским изложенные; третьим же, и последним, был Годефрей Болонский».
«Мабиногион»Европейским литераторам и антикварам хорошо известно, что в крупных публичных библиотеках имеются объемистые рукописи романов и сказаний, некогда популярных, но с появлением печатных книг постепенно отошедших на второй план и преданных забвению; рукописи не печатались, и даже ученые редко пользовались ими. Но примерно полвека назад на рукописи вновь обратили внимание, и выяснилось, что старинные памятники содержат описания нравов, образа жизни и мышления. Часть рукописей отредактировали частные лица, такие как сэр Вальтер Скотт и поэт Роберт Саути;[7] редактированием других рукописей занимались общества любителей древностей.
Круг читателей, которых заинтересовали бы эти публикации, был столь ограничен, что издатели не видели никакой выгоды от редактирования и издания этих рукописей. Таким образом, свет увидели только немногие рукописи. Существовали рукописи, которые считались интересными и ценными, но маловероятно, что они могли когда-либо появиться изданными на английском языке. К ним относятся уэльские народные сказания, известные как «Мабиногион», множественное число от слова «мабиноги» – сказание. Эти рукописи находились в Бодлейской библиотеке в Оксфорде и в других местах, но проблема заключалась в том, что для издания рукописей сложно было найти переводчиков и редакторов. Ученые, если только они не являются уроженцами Уэльса, не знают валлийского языка, на котором говорят крестьяне Уэльса. Среди немногочисленных уэльских ученых не удалось найти ни одного, кто бы захотел ознакомить с этими легендами англоязычную публику. Саути, Скотт и некоторые другие авторы, увлекавшиеся древними романтическими сказаниями об Уэльсе, пытались убедить валлийских литераторов в необходимости возродить «Мабиногион». В предисловии к изданной им книге «Смерть Артура» Саути пишет: «Работы, которые я видел, чрезвычайно любопытны, и вряд ли имеется что-то более недостающее британской литературе, чем издание этих сказаний, в оригинале, с комментариями, которые никто не сделает лучше мистера Дэвиса. Безусловно, большая часть историй о Круглом столе возникла в Уэльсе, или в Бретани, и там их, по всей видимости, можно до сих пор найти».
Кроме того, в письме сэру Чарльзу В.В. Винну, датированном 1819 годом, Саути признается: «Я почти отчаялся когда-либо увидеть что-нибудь еще из „Мабиногиона“, однако если удастся найти знающего валлийца, способного грамотно отредактировать, насколько можно ближе к оригиналу, то я уверен, что его („Мабиногион“) можно будет издать по подписке небольшим тиражом, установив высокую цену, предположим двести экземпляров по пять гиней каждый. По такой цене я бы и сам с удовольствием подписался на книгу, в которую вошли бы ваши оригинальные произведения в прозе и стихах».
Шерон Тернер[8] и сэр Вальтер Скотт тоже выражали желание опубликовать уэльские рукописи.
Вальтер Скотт предпринял попытку с помощью валлийца мистера Оуэна осуществить издание рукописей, но попытка не удалась, поскольку, по словам Саути, Оуэн плохо владел английским языком. «Уильям Оуэн передал мне три части „Мабиногиона“, восхитительно переведенного с применением валлийских идиом и синтаксических оборотов, так что этот перевод является не только содержательным, но и оригинальным», – пишет Саути. В другом письме он добавляет: «Пусть Шерон приведет его в соответствие с правилами грамматики, но оставит идиомы без малейших изменений».
Возможно, мистеру Оуэну не удалось осуществить задуманное, поскольку выполненная в таком виде книга едва ли могла рассчитывать на широкую аудиторию. Должен был появиться человек, обладавший хорошим знанием двух языков, энтузиазмом, необходимым для решения поставленной задачи, и средствами, дающими возможность оставаться независимым от книготорговцев и читателей; только в этом случае подобная книга могла выйти в свет. И этим человеком, после Саути и Скотта, стала леди Шарлотта Гест, англичанка. Выйдя замуж за состоятельного человека из Уэльса, Шарлотта выучила валлийский язык и, изучив литературные сокровища Уэльса, пришла в такой восторг, что перевела валлийские легенды и представила на суд английского читателя книгу, великолепно украшенную, благодаря стараниям иллюстратора и гравера. В книге, открывшей читателям «Мабиногион», содержались уэльские оригиналы, перевод и множество иллюстраций из литературы на французском, немецком и других языках. Бесценное сокровище для антикваров, языковедов и этнологов, такого рода книга едва ли способна завоевать народное признание. Наша заслуга состоит лишь в том, что мы попытаемся ознакомить наших читателей с этим произведением, отобрав самые интересные места и сохранив стиль, в котором леди Гест изложила легенды. Мы надеемся, что читатели по достоинству оценят наши старания облегчить им восприятие этого непростого материала.
