Карен Армстронг - Краткая история мифа
Древнейшие мифы учили людей прозревать сквозь покров осязаемого мира другую реальность, заключающую в себе нечто иное[6]. И для этого вовсе не требовалось уверовать во что-то невероятное, так как на том этапе, по всей видимости, еще не разверзлась метафизическая пропасть между священным и мирским. Глядя на камень, древний человек видел вовсе не инертный, неодушевленный кусок скалы. Нет, он ощущал силу, прочность, постоянство и то абсолютное бытие, которое столь разительно отличалось от хрупкого бытия человека. Сама инаковость камня делала его священным. Вот почему камень в Древнем мире часто воспринимался как иерофания – откровение священного начала. Схожим образом дерево, способное преображаться и обновляться без видимых усилий, воплощало в себе и наглядно проявляло чудесную жизненную силу, недоступную смертным. Глядя на растущую и убывающую луну, люди видели в действии еще один образец священных сил возрождения[7] – свидетельство непреложного закона, безжалостного, но и милосердного, устрашающего, но и утешительного. Деревьям, камням и небесным телам поклонялись не как самодостаточным предметам культа, а как откровениям тайной силы, выражавшейся во всех явлениях природы и указующей на иную, священную реальность.
Некоторые из древнейших мифов, вероятно восходящих к эпохе палеолита, повествовали о небе, под впечатлением от которого, по-видимому, и возникли первые представления о Божественном начале. Глядя на небо – бескрайнее, далекое и такое чуждое их ничтожной жизни, – люди переживали религиозный опыт[8]. Небо возвышалось над ними – неизмеримо огромное, недоступное и вечное. Оно воплощало самую суть трансценденции и инаковости. Человек не мог повлиять на него никакими силами. Беспрерывно разворачивающееся в небе действо, расцвеченное молниями и затмениями, бурями и закатами, радугами и метеорами, свидетельствовало об ином, вечно подвижном мире, живущем собственной жизнью. Созерцая небо, человек преисполнялся ужаса и восторга, благоговения и страха. Небо привлекало его и в то же время отталкивало. Оно казалось сверхъестественным по самой своей природе, о чем так убедительно и ярко написал выдающийся историк религии Рудольф Отто. Небо само по себе, еще безо всяких воображаемых божеств, было mysterium tremendum, terribile et fascinans[9].
Так мы подступаем к важнейшему элементу мифологического и религиозного сознания. В наш скептический век распространилось мнение, будто люди принимают религию лишь потому, что желают получить что-либо от богов. Они стремятся склонить потусторонние силы на свою сторону. Они мечтают о долголетии и здоровье, а быть может, и о бессмертии, и пытаются вымолить у богов эти блага. В действительности же древнейшая иерофания свидетельствует, что в основе культа далеко не всегда лежат своекорыстные интересы. Люди ничего не хотели от неба и отлично понимали, что никоим образом не могут на него повлиять. С древнейших времен окружающий мир представлялся человеку исполненным глубокой тайны; он внушал людям изумление и благоговейный трепет, которые и составляют самую сущность религиозного поклонения. Пройдут века, и сыны Израиля станут называть сакральное словом «кадош». Оно означает «отделенный, другой». Опыт чистой трансценденции сам по себе приносил глубочайшее наслаждение. Осознав существование реальности, безмерно превосходящей ту, что ему привычна, и возвысившись в чувствах и воображении над ограничениями своего бытия, человек погружался в экстаз. И невозможно было даже помыслить, что небо пожелает исполнить волю ничтожного, слабого, смертного существа.
Итак, небо стало символом всего священного в эпоху палеолита – и останется таковым на много тысячелетий. Но одна особенность этого древнейшего культа свидетельствует, что мифология оказывается несостоятельной, если повествует о реальности, слишком далекой от человека. Если миф не позволяет людям каким-то образом приобщиться к священному, он оказывается бесполезным и быстро забывается. В какой-то момент (когда именно, мы не знаем) люди по всему миру начали олицетворять небо. Они стали слагать истории о «Небесном боге», или «верховном боге», собственноручно сотворившем землю и небо из ничего. Эта примитивная форма монотеизма почти наверняка восходит к эпохе палеолита. До того как возникли культы многочисленных божеств, люди почти повсеместно признавали лишь одного верховного бога, который создал мир и управляет жизнью людей.
Образ Небесного бога присутствует почти во всех пантеонах. Антропологи обнаружили его и у пигмеев, австралийских аборигенов и коренных жителей острова Фиджи[10]. Он – первопричина всего сущего и повелитель неба и земли. Его никогда не изображают, у него нет ни святилищ, ни жрецов: он слишком возвышенное существо, чтобы поклоняться ему, как другим богам. Люди обращаются к верховному богу в молитвах, веруя, что он наблюдает за ними и наказывает за проступки. Однако в повседневную жизнь человека он не вмешивается. Утверждают, что он неописуем и не имеет ничего общего с миром людей. К нему могут взывать в критических ситуациях, но в обыденной жизни он не участвует; нередко говорят, что он «ушел» или «исчез».
Сходная участь постигла Небесных богов у народов Древней Месопотамии, индийцев ведической эпохи, древних греков и ханаанеян. В мифологиях всех этих народов Небесный бог предстает в лучшем случае как некое пассивное существо, утратившее силу и выпавшее из пантеона, который составляют более активные, интересные и близкие человеку божества: на первый план выступили такие божества, как Индра, Энлиль или Баал. Встречаются мифы, повествующие о низвержении верховного бога. Жестокий миф о том, как Небесный бог древних греков, Уран, был оскоплен своим сыном Кроносом, иллюстрирует бессилие этих творцов, отдалившихся от повседневной человеческой жизни и в результате утративших былую мощь. Священную силу Баала люди ощущали в каждой грозе; могущество Индры они чувствовали всякий раз, как их охватывала запредельная ярость битвы. Но древние небесные боги не имели никакого отношения к жизни людей. На этом примере очевидно, что мифология, полностью сосредоточившаяся на сверхъестественном, оказывается несостоятельной: она сохраняет свое значение лишь при условии, что центральное место в ней отводится человечеству.
Судьба Небесного бога напоминает об очередном распространенном заблуждении. Нередко утверждают, будто в донаучную эпоху древнейшие мифы служили людям источником сведений о происхождении Вселенной. Именно к этой категории мифов относится история Небесного бога. Однако миф этот не исполнил своего предназначения, поскольку никак не затрагивал повседневную жизнь людей, не сообщал им ничего о человеческой природе и не помогал разрешить их вечные проблемы. История исчезновения Небесных богов помогает понять, почему в наши дни Бог-Творец, почитаемый иудеями, христианами и мусульманами, перестал играть сколь-либо заметную роль в жизни многих людей. Миф – не источник фактических сведений, а в первую очередь наставник, обучающий правилам поведения. Он обнаруживает свой истинный смысл лишь тогда, когда находит ритуальное или этическое выражение в повседневной жизни. Если же рассматривать его как сугубо умозрительную гипотезу, он теряет смысл и воспринимается как никчемная выдумка.
Итак, верховные боги утратили былое величие, но само небо по-прежнему напоминало людям о священной реальности. Небесная высь оставалась мифическим символом Божественного, как и в эпоху палеолита. В мифах и мистических традициях люди постоянно стремятся к небесам и изобретают ритуалы и методы погружения в транс и сосредоточения, позволяющие воплощать в жизнь мифы о восхождении на небеса и «подниматься» на более «высокие» уровни сознания. Мудрецы в мифах ступень за ступенью восходят через все уровни небесной сферы, достигая в конце концов обители божества. Йоги, согласно преданиям, умеют летать; мистики левитируют; пророки поднимаются на горные высоты и переходят в более совершенное состояние[11]. Людям казалось, что, устремляясь к небесам, сулящим трансценденцию, можно выйти за пределы бренного человеческого бытия и обрести нечто иное. Вот почему горы в мифах так часто почитаются священными: вершина горы – место на полпути между небом и землей, место, где человек может встретить Бога, как это случилось с Моисеем. Мифы о полетах и восхождении на небеса, известные всем культурам, выражают универсальное стремление к трансценденции и освобождению от ограничений, присущих человеку. Не следует понимать эти мифы буквально. Когда говорится, что Иисус Христос вознесся на небо, это вовсе не означает, что он унесся прочь от Земли через стратосферу. Предание о том, как пророк Мухаммед бежал из Мекки в Иерусалим, а затем поднялся по лестнице к престолу Аллаха, подразумевает, что он достиг нового духовного уровня. Вознесшись на небо в огненной колеснице, пророк Илия сбросил оковы человеческого существования и перешел в область священной жизни, недоступной обыденному восприятию.
