Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города
Ты помни! Но не проклиная… Молитвами благослови…»
Арина плакала, прижавшись в последний раз к его груди —
Осколком острой боли счастье воздвигло памятник любви…
Потом в глаза его взглянула, перекрестила, отошла…
За ручку Васю потянула, поцеловала малыша…
Тот снова улыбнулся светло, приник к ней, на руки залез,
Потом перекрестился мелко и взял в свои ручонки крест…
…Глубокий голос, словно ветер пустынь песчаных, зазвучал —
К ним обернулся Ангел Смерти, покинув темный пьедестал…
Оплакивая судьбы мира, он душу обагрил тоской —
Средь лунных сумерек могильных служил он вечности седой.
Теперь же он смотрел печально в глаза Арине… Взгляд скользнул
На побледневшего Ивана и малыша… Раздался гул:
«Она… живая… как же можно… А мы… а нам туда нельзя…»
На мертвых глянул Ангел строже, Арине ласково сказал:
«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя —
Душа страданием убита… То некрещеное дитя!
Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес
Покинет он… Но в искупленье, поставь ему в изножье крест!...
Теперь же ты своей рукою дитя в купели окрести —
Соединив одной судьбою свои грядущие пути…»
Под распростертыми крылами в священных водах лунный свет
Своими окропил лучами дитя, что отпускала Смерть…
Арина крестик свой нательный в слезах надела на него,
Малыш, молитве тихой внемля, смотрел на Ангела чело…
Вокруг чудесным ореолом струились нити серебра —
Надежда будущего снова в Арины сердце расцвела.
Затихли звуки, темный Ангел вновь устремил печальный взор
В лицо Арины — та стояла и слушала неясный хор…
«То ветры… кладбище зовется «На трех ветрах» — они сюда
Слетают пред восходом солнца и остаются до утра…
Один по Прошлому тоскует, и память пройденных времен
В Священного фонтана струи приносит… Слышишь перезвон?
То ветер Будущего юный — загадочен, непостижим…
Он в душах свет надежды будит, сама Судьба идет за ним…
И Настоящего привратник удел свой облететь спешит —
Он скошенных смертельной жатвой приводит к берегам реки…
Ты не должна встречаться с ними — ты не готова… Ты — жива…
Лишь тем, кто за чертой могильной, несут забвение ветра…
Дитя, крещеное за гробом, твое теперь — его душа
В плоти своей единородной воскреснет к жизни ото сна…
Не повтори ошибки снова — благослови ее восход
Крещеньем, таинством Христовым… Недолго ждать — один лишь год.
Что хочешь ты сказать, Арина? Уж близко ветры… И рассвет
Готов взойти — уже могилы накрыл прозрачно-серый свет…»
«Я… благодарна! Жизнь и душу вернул мне твой печальный лик —
Одно… быть может, я нарушу законы… но… всего лишь миг:
Скажи мне, а самоубийцы… Ведь есть прощенье и для них?
Душа поймет, простит, простится… и сожалением болит…
Что делать им, есть искупленье? Надежда в сумраке ночном?
Наказанным за преступленье погибнуть в вечности должно?..»
Блеснули слезы в очах темных, и крылья дрогнули, взлетев…
До боли, скрежета, знакомы слова Завета — смертный грех…
«Живые не имеют права решать, когда выходит срок,
У Смерти забирая славу… И кара — выжившим урок!
Их имена забыты будут и помощь любящих людей
Для них запретна… душам трудно мир обрести в стране теней…
Но… Здесь они найдут прощенье… Не сразу — многие века
Пройдут в печальном искупленье, но ждет и их судьбы река…
Когда-нибудь печальной ночью я позову их… И тогда
Сиянием луны проточным омоет души их вода…
Теперь иди, уж близко ветры — через десятки лет земных
Услышишь ты мои ответы… И вновь увидишь Смерти лик…»
И Ангел темными крылами закрыл Арину от ветров,
Что в этот самый миг к фонтану спустились в хороводе снов…
Почувствовав ладонь Ивана, Арина отступила в тень —
Навстречу им шагнула Аня, была старушка рядом с ней.
Иван кивнул им, с сожаленьем Арины руку отпустил —
Он здесь под сводами аллеи от счастья в вечность уходил…
Вновь на него взглянула Аня, как на последнюю мечту,
Арине, робко замирая, сказала, глядя в темноту:
«Спасибо… Ты не представляешь, как страшно, холодно мне здесь…
Как пусто… И ведь я не знала, что я смогу покинуть лес…
Ты смелая… Нельзя молиться о тех, кто предал свою плоть
И душу — о самоубийцах… Благослови тебя Господь!
Теперь мне легче, буду помнить, что есть надежда для меня,
И буду ждать Святые волны, воспоминания храня…»
Они вернулись на могилу, где гроздьями белел жасмин,
Смеялся маленький Василий… Она подумала: «Мой сын…»
Старушка улыбалась грустно, вдыхая нежный аромат,
Сказала с лаской безыскусной, оглядывая спящий сад:
«Арина… Ты забудешь горе… Мы будем помнить о тебе —
Ты встретишь свое счастье вскоре и станешь матерью к весне…
Ты приходи к нам… Там, за кленом могила Ани, а моя —
Под дикой порослью зеленой, где поглотила крест земля…
Теперь же спи, душа устала, ей много выпало тревог…
А скоро уж и солнце встанет, вон, отсвет на небе пролег…»
Арина засыпала — тихо старушки голос шелестел,
Как ветви старой черной пихты, что помнит пыль былых времен…
И нежно маленькие руки Арины шею обвили…
Она спала… И стихли звуки перед пришествием зари…
6. ПРЕДСКАЗАННОЕ
Матвей прошел в ворота парка, под сень кладбищенской листвы,
Здесь летним утром так нежарко — аллеи сном защищены.
Такая тишь и красок буйство, тенистый сад бессмертных грез…
Неповторимое искусство печали в обрамленье роз.
Он вспомнил горестное утро, что десять лет тому назад
Всю жизнь накрыло тенью смутной — принес он сына в этот сад…
Их Василечку слишком мало на долю выпало тепла —
Два года… и его не стало, истаяла свечой душа…
Его душа… Все эти годы Матвей скорбеть не перестал —
Ведь легкомыслию в угоду, никто в семье креста не знал.
Малыш ушел, креста не зная, затих невинный смех вдали…
Но там… Что ждет его за краем? Свечей печальные огни,
Что в поминание уснувших под сводом Храма зажжены,
Не осветят надеждой души, что к Богу не обращены…
Матвей страдал за душу сына, не зная, чем теперь помочь,
Когда он там, в тиши могильной, и нежный лик укрыла ночь…
Матвей вздохнул, но — Ольга, Ольга! В тоске своей заключена,
Смеялась над крестом, и горько корила жизнь и небеса…
Матвей не смог ее утешить, чужими стали навсегда
Они, что так любили прежде — разъединила их беда.
Его жена ушла к другому и дочь растит уже семь лет.
Матвею свет души знакомой не отыскать, надежды нет:
Друзья, подруги — все чужое, как карусели жалкий скрип —
Он часто просыпался с стоном и слушал сердца горький хрип.
… Вот и могила под жасмином, что сон малютки сторожит,
Но — девушка, уснувши мирно, на белом мраморе лежит...
Матвей всмотрелся… складка горя таилась меж ее бровей,
И отголоском тяжкой боли казались островки теней…
Он перевел глаза на сына — малыш смеялся, как всегда,
Но что-то вдруг остановило Матвея… бросилось в глаза —
На шее у его малютки блестел нательный новый крест!
Матвей отпрянул, в ту минуту не смог понять благую весть…
…Арина вздрогнула от стона, глаза открыла, поднялась…
Мужчина рядом незнакомый стоит, колени преклоня —
И взгляд безумный незнакомца блуждает от ее руки
На фото, где малыш смеется… Арина вскрикнула: «Кто вы?!»
«Кто я… страдалец в мире этом… Я в горе много лет один —
На боль не нахожу ответа, любви, забвенья… Здесь мой сын!
Не бойтесь же, я вас не трону — откуда у Васенка крест,
Такой же, как у вас в ладони? Что ночью делали вы здесь?..»
Арина глянула на фото и ахнула, увидев крест —
Ее крестильный, с позолотой, что вместе с малышом исчез…
Но нет — вот крестик, на цепочке висит, намотанный на кисть…
Ее же крест, что этой ночью она сняла дитя крестить…
«Я… сына вашего крестила… сегодня ночью… Он теперь
Уйдет из сумрачного мира, воскреснет, как весной капель…
Сам Ангел Смерти у купели крылами осенил дитя —
Ему молитвы духи пели… Он выбрал матерью меня!»
Матвей увидел прядь седую среди каштановых волос…
Он в этот миг о счастье думал, и замер на губах вопрос.
С ее ладони снял он крестик, на шею девушке надел,
Подумав — только с нею вместе возможна жизнь его теперь…
В глаза его взглянув, Арина, увидела сквозь серый лед
Души страдающей глубины — надежды слабый огонек.
Они стояли и молчали, забвенью предавая жизнь,
Что полнилась для них печалью, так пальцы их переплелись…
