Оливия Кулидж - Легенды Севера
Торстейн постоял несколько минут, но жена ничего не сказала и не отложила работу. Это его страшно разозлило, и он высказал то, что хотел сказать уже месяц.
– Йофрид, – хрипло произнес Торстейн, глядя себе под ноги, – если родится девочка, я не приму ее. Отнесешь ее в горы, слышишь?
Жена уронила руки и посмотрела на мужа.
– Это злое деяние, – наконец произнесла она, когда к ней вернулся дар речи. – Даже в семьях бедняков, где много ртов, которые трудно прокормить, это считается ужасным преступлением. Что скажут люди о состоятельном Торстейне, который живет как принц, принимает у себя чужеземцев и разрешает им жить у себя по полгода, если он оставит свою дочь в горах на голодную смерть?
– Это моя воля, – отрывисто ответил Торстейн, не в силах вступать в спор. – Сделай так, чтобы после возвращения с собрания я не нашел в своем доме девочку.
Он резко повернулся и вышел, не сказав больше ни слова.
Йофрид была деятельной и сильной женщиной, но понимала, что хозяин в доме муж. Когда у нее родилась прекрасная девочка, она не осмелилась оставить ее до возвращения Торстейна, но в то же время не собиралась нести ребенка в горы, как было приказано. Женщина подкупила одного из пастухов, чтобы тот отвез девочку к сестре Торстейна и попросил воспитать малышку вместе со своими детьми. Когда муж вернулся, Йофрид сказала ему, что девочка умерла, а один из пастухов сбежал.
Жизнь потекла своим чередом. Все оставалось по-прежнему. Только домашние стали замечать резкие нотки в голосе хозяйки, когда она обращалась к Торстейну. Сам же он больше, чем прежде, уделял сыновьям внимания.
Каждый год с наступлением весны Торстейн собирался поехать навестить сестру. И каждый год забота о землях, собрание и возражения жены срывали эту поездку. Наконец, шесть лет спустя, Йофрид согласилась отпустить мужа.
Муж сестры устроил Торстейну пышную встречу. Он проводил его на почетное резное кресло в центре огромного стола, а сам сел напротив. Сестра преподнесла брату мясо прямо с огня и полный рог эля. Наконец все места за столом были заняты мужчинами. Женщины прислуживали.
Когда пиршество подходило к концу, сестра подошла к Торстейну и присела рядом, чтобы поговорить с ним. Она показала ему трех девочек, сидевших на скамье напротив, и спросила, что он о них думает.
– Очень милые дети, – ответил Торстейн, – но та, что в центре, прелестнее остальных. Семья твоего мужа отличается красотой, наша тоже, но ни у них, ни у нас в роду не было столь прекрасного ребенка.
– Это не дочь моего мужа, – сказала сестра. – Это твой ребенок.
Она рассказала Торстейну всю историю, умоляя простить его жену и ее.
Огромный камень свалился с души Торстейна. Он радостно рассмеялся:
– Какой я был глупец, а вы обе покрывали мое безрассудство. Йофрид с тех пор ни разу мне не улыбнулась, и у нас нет другой дочери. Позволь мне взять ее домой. Как зовут девочку?
– Хельга, – ответила его сестра.
– Она будет Хельгой Прекрасной, – счастливо проговорил Торстейн, – поскольку я уверен, что во всей Исландии нет более красивого ребенка.
Иллуги Черный считался в той местности самым состоятельным человеком после Торстейна. Старший из его сыновей рос многообещающим юношей, усердным и здравомыслящим, а второй, Гуннлауг, постоянно расстраивал отца. Он был высоким малым с рыжими волосами, прекрасными карими глазищами, крупными волевыми чертами лица и обаятельной улыбкой. Но у юноши был острый язык, которым он пользовался в самые неподходящие моменты. Гуннлауга не интересовало мнение других. Он не мог подчиняться и занимался делом только до тех пор, пока оно доставляло ему удовольствие. Чем старше он становился, тем труднее было отцу жить с ним под одной крышей. Однако, когда Гуннлауг пришел к нему и попросил корабль с товарами, чтобы отправиться в другие страны торговать и посмотреть мир, это тоже не обрадовало Иллуги.
– Вряд ли ты добьешься успехов в других странах, если не можешь соблюдать порядок в собственном доме, – заметил он.
Гуннлауг ничего не сказал в ответ, но три дня спустя Иллуги проснулся от какого-то шума, встал, вышел из дому и увидел, что его амбар открыт и на дороге лежат несколько мешков с различной утварью. Он вошел в амбар и затаился в темноте. Через несколько минут Гуннлауг подвел к дверям четырех лошадей и стал нагружать их.
– Что ты тут делаешь? – резко спросил Иллуги, выйдя из тени.
Гуннлауг вздрогнул, но не тронулся с места.
– Гружу свои товары, – высокомерно ответил он. – Ведь это не так много для сына богатого отца.
– Убери руки от мешков! – взревел Иллуги. – Ты поедешь, когда я разрешу и если я разрешу. И вот еще что скажу тебе – я не разрешу ни сейчас, ни потом.
– О нет, отец, – насмешливо ответил Гуннлауг. – Может быть, для твоих рабов нужно разрешение, но я сам решаю, что мне делать.
С этими словами он повернул своего коня и ускакал прочь. Разозленный Иллуги отнес мешки обратно в амбар и с грохотом захлопнул двери.
Гуннлауг приехал к Торстейну и все ему рассказал. Тот уважал отца молодого человека, и потому рассказ не произвел на него большого впечатления. Тем не менее он велел Гуннлаугу остаться у него. Тот так и сделал под предлогом, что учился у Торстейна праву. Это позволило избежать ссоры с Иллуги, но было ясно, что Гуннлауга не очень интересовало обучение. Он предпочитал играть в шахматы с Хельгой Прекрасной.
Девушка была приблизительно его ровесницей и отличалась редкой красотой. Ее волосы были мягкими, как шелк, и блестящими, как чеканное золото. Когда она распускала их, они покрывали ее, словно плащ. Торстейн хотя и гордился красотой дочери, но считал, что ей еще рано выходить замуж. Он не обращал особого внимания на ее дружбу с Гуннлаугом, пока молодой человек однажды не обронил шутливую фразу:
– Могу сказать тебе, Торстейн, что одной вещи ты меня все-таки никогда не научишь. А именно: как мне обручиться с девой.
– О, это очень просто, – беззаботно ответил Торстейн и объяснил молодому человеку формы соглашения между отцом невесты и женихом при свидетелях.
– Теперь давай посмотрим, правильно ли я все понял, – со смехом сказал Гуннлауг. – Допустим, ты обручаешь нас с Хельгой, и здесь есть свидетели. Теперь я беру твою руку и говорю…
– Одну минуту, – тоже рассмеялся Торстейн. – Нам лучше сначала предупредить свидетелей, что все это шутка. Иначе ты можешь оказаться оседланным женой, даже не получив ее согласия.
– Да, конечно, – легко согласился Гуннлауг и слегка покраснел. – Итак, я беру твою руку и говорю…
– В шутку, – повторил Торстейн, – я говорю…
Он произнес нужные слова. Двое продолжали разыгрывать комедию, но Гуннлауг улыбался через силу.
Два дня спустя молодой человек прискакал домой к отцу. Они помирились, и Иллуги приказал снарядить для сына корабль. Через несколько недель Гуннлауг снова без предупреждения появился у Торстейна и заявил, что приехал попрощаться. Он остался на несколько дней и интересовался больше Хельгой, чем погрузкой корабля. Наконец однажды утром, когда скакал рядом с Торстейном, Гуннлауг попросил руки его дочери.
– Конечно нет, – ответил Торстейн.
– Почему? – вспыхнул Гуннлауг. – Сын Иллуги – отличная партия.
– Я не думаю, что ты стоишь моей дочери, – сказал Торстейн. – Прежде всего, ты еще не знаешь себя. По твоей просьбе отец снарядил тебе корабль для долгого плавания. А сейчас ты приходишь ко мне, говоришь, что хочешь жениться и осесть на месте. Это безрассудно.
– Но почему? – вскрикнул Гуннлауг и преградил путь Торстейну. Тот был вынужден смотреть ему в лицо. – Это не внезапное решение. Ведь я уже просил у тебя руки Хельги.
– И я отказал тебе, как ты помнишь.
– Ты сделал это без какой-либо причины, – горячо спорил Гуннлауг. – Тогда у меня не было и мысли о путешествии.
– Ты даже не посмел попросить открыто. Разве похоже, что я могу отдать Хельгу человеку, который не может найти себе никакого применения, который ссорится со своим отцом и у которого такой острый язык, что никто его не любит?
– Хельга любит меня.
– Довольно. Убирайся. – Торстейн оттолкнул молодого человека и поскакал дальше.
– Этим отказом ты оскорбляешь мою семью! – крикнул тот ему вслед. – Мой отец обидится на такое неуважение.
– Я уважаю твоего отца, – бросил через плечо Торстейн, – и не думаю, что он поддержит тебя.
Иллуги действительно не хотел помогать сыну, но постепенно поддался его мольбам и стал уговаривать Торстейна дать согласие. Тот понимал, что будет неразумно оскорблять Иллуги прямым отказом. Наконец был найден компромисс. Гуннлауг должен был уехать на три года. Хельга осталась ждать его. Если молодой человек не вернется или вернется таким же ненадежным, то за Торстейном останется право отдать Хельгу замуж за кого-то другого.
Гуннлауг отправился в Норвегию, оттуда в Швецию и, наконец, в Англию, где заслужил славу под знаменами короля Адальрада, воевавшего против вторгшихся на его территорию данов.
