Автор неизвестен - Старшая Эдда

Совет мой второй —
клятв не давай
заведомо ложных;
злые побеги
у лживых обетов,
и проклят предатель.

А третий совет —
на тинг придешь ты,
с глупцами не спорь;
злые слова
глупый промолвит,
о зле не помыслив.

Но и смолчать
ты не должен в ответ, —
трусом сочтут
иль навету поверят;
славы дурной
опасайся всегда;
назавтра убей
лжеца – тем отплатишь
за подлую ложь.

Четвертый совет —
если в пути
ведьму ты встретишь,
прочь уходи,
не ночуй у нее,
если ночь наступила.

Бдительный взор
каждому нужен,
где гневные бьются;
придорожные ведьмы
воинам тупят
смелость и меч.

Пятый совет мой —
увидишь красивых
жен на скамьях,
да не смутится
твой сон, и объятьями
не соблазняй их!

Совет мой шестой —
если за пивом
свара затеется,
не спорь, если пьян,
с деревом битвы,[504] —
хмель разуму враг.

Песни и пиво
для многих мужей
стали несчастьем,
убили иных
или ввергли в беду,
печальна их участь.

Совет мой седьмой —
если ты в распре
с мужами смелыми,
лучше сражаться,
чем быть сожженным
в доме своем.

Совет мой восьмой —
зла берегись
и рун коварных;
дев не склоняй
и мужниных жен
к любви запретной!

Девятый совет —
хорони мертвецов
там, где найдешь их,
от хвори умерших,
в волнах утонувших
и павших в бою.

Омой мертвецу
голову, руки,
пригладь ему волосы;
в гроб положив,
мирного сна
пожелай умершему.

Десятый совет —
не верь никогда
волчьим клятвам,[505] —
брата ль убил ты,
отца ли сразил:
сын станет волком
и выкуп забудет.

Гнев и вражда
и обида не спят;
ум и оружие
конунгу надобны,
чтоб меж людей
первым он был.

Последний совет мой —
друзей коварства
ты берегись;
недолго, сдается мне,
жив будет конунг —
множатся распри».

. .
«В чем пред тобою
Сигурд повинен,
что хочешь ты смелого
жизни лишить?»

«Сигурд обеты
дал мне и клятвы,
клятвы мне дал
и все нарушил:
меня обманул,
а должен был крепко
клятвы блюсти,
обеты исполнить!»

«Брюнхильд тебя,
зло замышляя
и горе готовя,
к гневу понудила!
Не простит она Гудрун
счастливого брака
и то не простит,
что ею владел ты».

Жарили волка
одни, а другие
резали змей,
иные же злобно
Готторму дали
вороньего мяса[507]
перед тем, как героя
смогли погубить.

Гудрун снаружи
стояла, дочь Гьюки,
такие слова
сказала она:
«Где же Сигурд,
воинов вождь,
если братья мои
первыми едут?»

Одно лишь в ответ
вымолвил Хёгни:
«Надвое Сигурда
мы разрубили,
конь склонился
над конунгом мертвым!»

Сказала тогда
Брюнхильд, дочь Будли:
«Владейте на счастье
землей и оружьем!
Всем бы владел
Сигурд один,
если бы дольше
жизнь сохранил он.

Не подобало
там ему править
Гьюки наследьем,
великой дружиной,
если пять сыновей
вырастил Гьюки,
к битвам готовых,
в правленье умелых!»

Брюнхильд тогда
от души рассмеялась,
так что жилье
все загудело:
«Долго владеть вам
землей и дружиной,
если смогли вы
князя убить!»

Гьюки дочь:
«Речь ты ведешь
злую, преступную!
Гуннара, боги,
за зло покарайте!
Могильщика Сигурда
месть ожидает!»

Убит был Сигурд
к югу от Рейна, —
с дерева ворон
каркнул громко:
«Атли о вас
клинки окровавит![508]
Злобных убийц
клятвы погубят!»

Поздний был вечер,
выпили много,
каждый слова
говорил веселые,
потом улеглись
и спокойно заснули,
Гуннар один
дольше всех бодрствовал.

Стал ногой шевелить,
рассуждая долго,
о том начал думать
дружины губивший,
что ворон с орлом
промолвили с дерева,
когда возвращались
братья домой.

Брюнхильд, дочь Будли,
конунга дочь,
рано она,
до рассвета, проснулась:
«Хотите иль нет —
о беде говорю я!
О горе скажу, —
как умолчать мне!»

Это услышав,
все замолчали, —
понять не могли,
что с женщиной сталось,
отчего она, плача,
о том говорит,
о чем со смехом
просила героев.

«Гуннар, я сон
страшный увидела:[509]
холод в палате
и ложе холодное,
а ты, конунг, едешь,
счастья лишенный,
закованный в цепи
между воителей
вражьей дружины:
так погибнет
весь Нифлунгов[510] род, —
вы нарушили клятвы!

Гуннар, ответь мне,
разве забыл ты,
что кровь вы смешали
в знак побратимства!
Плохо ему
ты платишь за дружбу, —
первым другом
тебя считал он!

Когда отправился
смелый герой
сватать меня,
тогда доказал он,
что не по-вашему
клятве он верен[511]
той, что давал
юному конунгу:

меч положил,
убранный золотом,
конунг великий
меж нами на ложе, —
был клинок
в огне закален,
капли яда
таил он в себе…»

Так было – смерти
желала Гудрун,
над Сигурдом мертвым
горестно сидя;
не голосила,
руки ломая,
не причитала,
как жены другие.

Мудрые ярлы
к ней подходили,
скорбь ее
пытались рассеять.
Не было слез
горючих у Гудрун, —
горе великое
грудь разрывало.

Знатные жены
ярлов сидели,
золотом убраны,
против Гудрун;
каждая горе
свое вспоминала,
речь заводила
о самом горьком.

Молвила Гьявлауг,
Гьюки сестра:
«Счесть невозможно
несчастья мои, —
я пятерых
мужей потеряла,
трех сестер,
трех сыновей,
восемь братьев —
и все ж живу я!»

Не было слез
горючих у Гудрун:
гибель юноши,
конунга смерть,
горе великое
камнем легло.

Молвила Херборг,
владычица гуннов:[516]
«Горе мое
еще тяжелее, —
семь сыновей
на юге погибли,
муж мой тоже
в сече зарублен;

мать и отец
и четверо братьев
морю достались, —
ветер настиг их,
била волна
о борт корабля.

Сама их одела,
сама убрала их,
сама схоронила
тела родимых.
В полгода всех
потерять довелось мне,
не было мне
ни в чем утешенья.

В плен тогда же
сама я попала,
рабство изведала
в те полгода;
жену вождя
одевала и обувь
ей подавала
каждое утро.

Ревновала она,
бранила меня,
жестокими были
ее побои;
хозяина лучше
нигде не видала,
хозяйки хуже
нигде не встречала!»

Не было слез
горючих у Гудрун:
гибель юноши,
конунга смерть,
горе великое
камнем легло.

Гулльранд, дочь Гьюки,
молвила так:
«Мудрой слывешь ты,
приемная мать,
а жену молодую
утешить не в силах, —
пусть она видит
мертвого конунга!»