Е. Назарова - Рыцари Круглого стола. Мифы и легенды народов Европы
Рассказывая потом о своем долгом путешествии, Майль-Дуйн не раз вспоминал благословенный Огненный остров и пировавших на нем счастливых людей.
Финские легенды и предания
О героях Калевалы
Эти песни пел отец мне,
Вырезая топорище,
Им и мать меня учила,
Оборачивая прялку,
Когда по полу я ползал
У колен ее ребенком.
Замечательнейшим произведением народной поэзии финнов можно назвать «Калевалу», весьма известную, обширную поэму их, которой отрывки и теперь еще поются на всем пространстве Финляндии, в русской Карелии, Лапландии, в прибалтийских губерниях; разрозненные отголоски ее мотивов еще слышатся на далеком сибирском востоке, между тамошними дикарями, принадлежащими к огромному финскому племени. В «Калевале» воспеваются подвиги трех баснословных героев, трех любимцев финской поэзии: Вейнемейнена, Ильмаринена и Леминкайнена; в то же время в ней выставляются два главных повода к таким подвигам; с одной стороны, добывание себе невест из чужого племени, с другой – борьба за баснословное сокровище, известное между финнами под названием «Сампо», – сокровище, которое обладает такими чудесными свойствами, что в какой бы стране оно ни появилось, там вместе с ним появляются и все жизненные блага.
Чтобы вполне понять содержание «Калевалы», следует предварительно ознакомиться с теми географическими понятиями, которых постоянно держатся в ней народные финские певцы.
Свет, по их мнению, делится на две равные половины: на Калевалу (то есть страну Калева, который почитается родоначальником финнов и отцом Вейнемейнена и Ильмаринена), светлую, плодоносную, населенную чисто финским племенем, главное место действия трех главных героев и постоянную цель их забот и попечений; и на Пойолу (северную страну) – царство вечных льдов и мрака, каменистое, бесплодное, постоянное местопребывание колдунов и нечистой силы. Злая ведьма Лоухи царствует там над всей этой нечистью вместе со своим мужем и красавицами дочками. Она-то и насылает на Калевалу всевозможные бедствия, неурожаи и болезни, искусно переманив к себе оттуда сокровище Сампо, а с ним и плодородие почвы, и счастье, и вечное веселье. На границе между Калевалой и Пойолой живут бледные лапландцы, как их называют финские песни. Что же касается до общего вида земли, то финны, как и древние греки, воображают ее огромным плоским кругом; его со всех сторон обтекает широкой лентой Океан, в который погружаются укрепленные на столбах края небесного свода, опрокинутого над землею в виде громадной металлической чаши.
Прежде чем мы подробно передадим читателям нашим содержание «Калевалы», приведем еще несколько строк из сочинений Кастрена, известного финского ученого, который собрал разрозненные отрывки «Калевалы» и перевел их на шведский язык; в этих нескольких строках Кастрен очень хорошо очерчивает характеры Вейнемейнена, Ильмаринена и Леминкайнена.
«Вейнемейнен – мудрый и правдивый, как он всегда зовется в песнях, является в финской поэзии в виде старца, покрытого сединами, но могучего словом, скрывающего в себе избыток громадных сил; народ, кажется, потому только представляет его старцем, что привык считать мудрость тем высоким достоинством, которого люди достигают лишь опытом и летами. Вейнемейнену стоит сказать слово – и все стихии ему повинуются; ему стоит запеть свою чудную песню – боги и люди, звери и камни и вся природа с жадностью прислушиваются к волшебным звукам, самое солнце спускается на землю… Ему известны все тайны природы, ему ведомы, от первого до последнего, все заклинания и чары. Спокойно, непоколебимо и гордо идет он по своему пути и всегда достигает своих целей, которые почти исключительно клонятся к тому, чтобы доставить его родине мир и благосостояние. Гораздо ниже Вейнемейнена стоят его брат Ильмаринен и постоянный товарищ Леминкайнен. Первый – изумительно искусный кузнец и просто честный мастеровой, до того привязанный к своему делу, что его закоптелая кузница для него милее всего на свете. От такой односторонней деятельности он даже очень прост, легковерен и недальновиден. Второй – Леминкайнен – представляет собой совершенную противоположность и мудрому Вейнемейнену, и спокойному, благоразумному, почти неповоротливому Ильмаринену; живой, вечно движущийся, беспокойный, он не задумывается над тем, что говорит и делает. Ему все нипочем; нет опасности, которая бы остановила его, нет безрассудства, на которое бы он не решился из одного удальства. Нерасчетливый и пылкий в речах, он всегда готов поддержать их своим мечом. Молодой, красивый, ветреный, щеголеватый, он очень любит всякого рода приключения и из-за этого часто подвергается неминуемым бедствиям.
Чрезвычайно замечательно то, что все три вышеописанных нами героя Калевалы употребляют сильнейшим оружием против своих врагов, вернейшей защитой для себя в случае опасности и самым надежным средством для достижения своих целей вещие слова (заклинания) и вещие песни. Чаще всех употребляет их Вейнемейнен, изредка Ильмаринен, всех реже Леминкайнен. Но и мудрость самого Вейнемейнена является иногда недостаточной, ничтожной перед теми препятствиями, какие представляет ему природа или сила враждебных ему злых духов; тогда он должен бывает обращаться с просьбой о помощи к богам, либо предпринимает трудные, дальние странствия в подземное царство теней, либо будит от долгого смертного сна уже давно отживших богатырей, чтобы выпытать от них то дивное, мощное слово, которое нужно ему для его мудрого дела.
IВейнемейнен, сын Калева и дочери воздуха, родился на свет уже стариком. Много лет жил он на земле, где еще не слыхать было человеческой речи, не видать было ни дерева, ни былинки. Долго думал он и передумывал, как бы засеять землю, откуда взять семена. Наконец ему вызвался помочь в этом деле один великан, по имени Самза Пеллервойнен, достал откуда-то семян и начал щедро засевать горы и долины, песчаные равнины и всякие болота разного рода травами, кустарниками и деревьями.
Быстро покрылась земля зеленью; всюду стали из-под верхнего слоя почвы пробиваться отпрыски молодых деревьев. Вейнемейнен пошел полюбоваться на работу своего помощника и надивиться не мог быстрым успехом растительности; он заметил, что один только дуб не хотел приняться. Долго ждал Вейнемейнен, много ухаживал за ним, пока наконец удалось ему, при помощи другого великана, посадить желудь именно на такую почву, какую дуб любит. Дуб действительно принялся очень быстро, но зато уж превзошел все ожидания и даже желания Вейнемейнена: он стал расти не по дням, а по часам и вдруг поднялся так высоко, так широко раскинул свои ветви, так гордо возвысил над землею свою могучую вершину, что тучам стало от него тесно на небе, ни одному облаку проходу не стало, а лучам солнечным и лунному свету – доступа к земле. Опять стал думать Вейнемейнен: «Как бы срубить это чудное дерево? Оно скрывает от нас солнце и месяц, а без них ведь не то что человеку на земле, а и рыбе в воде житье плохое!» Но на этот раз не нашлось нигде такого силача и великана, который бы взялся срубить гигантский стоглавый дуб. Вейнемейнен, видя это, взмолился своей матери, стал просить ее, чтобы она послала ему на помощь силы всемогущей воды, – и не успел еще он окончить молитвы, как вышел из моря крошечный человечек, с ног до головы закованный в тяжелую медь и с крошечным топориком в руках. Вейнемейнен посмотрел на него с большим недоверием и невольно покачал головою.
– Ну где тебе, крошка, – сказал он, – срубить такое дерево? Никогда не найдется в тебе на это достаточно силы!
Едва произнес он эти слова, как маленький человечек мгновенно обратился в страшного гиганта: головою упирался он в облака, а ноги волочил по земле; между глазами укладывалась у него косая сажень, и много таких саженей – от ступни до колена. Наточив свой топор о кремни и оселки, в три шага очутился он около дуба, ударил по стволу его раз, другой, третий – и рухнул стоглавый на землю, далеко раскинув свои толстые ветви, засыпав море грудою щепок. Счастлив тот, кто успел при этом завладеть какой-либо из его ветвей, – тот навек стал блаженнейшим из смертных; еще счастливее тот, кто захватил себе одну из его вершин, – тот навеки усвоит знание сокровеннейших чар; хорошо даже и тому, кто успел припрятать хоть один из листиков его. Щепки и осколки его погнало ветром к далеким и туманным берегам Пойолы, где дочери Лоухи бережно собрали их и тотчас же снесли к колдунам, чтобы те обратили их в смертоносные стрелы и оружие.
Едва срублен был дуб, как все опять зацвело и задвигалось на поверхности земли; всего было на ней вдоволь: и ягод, и цветов, и трав, и всяких растений, – не было только гречихи. Мудрый Вейнемейнен это заметил и пошел искать семена ее на песчаном берегу моря. Там отыскал он всего шесть гречишных зернышек, бережно припрятал их и потом по совету синицы вырубил лес на огромном пространстве и решился сжечь его, чтобы утучнить землю плодородным пеплом. Но откуда было ему достать огня? Во время рубки оставил он только одну березу среди поля, чтобы было где небесным пташкам отдохнуть и укрыться от ненастья. Вот летит орел из поднебесья, смотрит по берегу и спрашивает:
