Семён Липкин - Махабхарата
О, как от злодеев ушла ты с победой?"
Она: "Бриханнада, тебе что за дело
До бедной служанки? Ты пляшешь умело,
Без горя на женской живешь половине,-
Что можешь ты знать о страданьях рабыни?
Вопрос ты мне задал, плясун, для того ли,
Чтоб высмеять все мои муки и боли?"
А тот: "Посмотри, я сравнялся с животным,
Но мукам не внемлю ль твоим неисчетным?"
Не ведая страха, сияя, как вешний
Цветник, Драупади явилась к Судешне.
"Иди куда хочешь, — сказала царица,-
Затем, что Вирата гандхарвов боится.
А так ты красива, о тонкая в стане,
Что всюду рождаешь ты сотни желаний".
Сайрандхри: "Я скоро уйду без возврата,-
Тринадцать лишь дней да потерпит Вирата.
Меня унесут полубоги отселе,
А к вам возвратятся покой и веселье".
СКАЗАНИЕ О СРАЖЕНИИ НА ПОЛЕ КАУРАВОВ
Когда пандавы выполнили все условия проигрыша, когда миновал тринадцатый год их изгнания, они отправили к Дуръйодхане посла с требованием возвратить им половину царства. Дуръиодхана отказался. Так началась великая битва кауравов с пандавами. Одни народы Индии стали на сторону пандавов, другие примкнули к кауравам. Кришна, близкий; друг и родственник пандавов, земное воплощение бога Вишну, стал их советником, колесничим Арджуны, а войско свое отдал кауравам. Войско пандавов возглавил Дхриштадьюмна, сын Друпады, паря панчалов, а войско кауравов — их дед Бхишма.
Битва произошла на необозримой равнине Курукшетре — на "Поле кауравов", и длилась восемнадцать дней. Войско пандавов состояло из семи ратей, которые возглавлялись Бхимасеной, Чекитаной — сыном цари племени сомаков, и сыновьями Друпады, среди которых выделялись доблестью и военным искусством, помимо Дхриштадъюмны, Шикхандин и Сатьяка. Им помогали в битве юные сыновья Драупади, рожденные ею от пяти братьев-пандавов.
Во главе одиннадцати ратей кауравов стояли великий знаток оружия, ученый Крипа, царь племени мадров Шилья, царь бходжей и андхаков Критаварман, сын Дроны Ашваттхаман, Карпа, Шакуни и другие знаменитые витязи.
Перед началом сражения, когда враждебные войска выстроились друг против друга, Арджуна отказался вести войну против своих родичей и близких. Тогда Кришна раскрыл Арджуне смысл вечной дхармы — высшего моральною закона. Поучение Кришны и составило "Бхагавадгиту" — духовную сущность индийского эпоса.
О том, что происходило на поле боя, рассказал слепому царю Дхритараштре его возничий Санджайя.
БХАГАВАДГИТА — Божественная песнь
И тот, на чьем знамени знак обезьяний,
Узрев кауравов на поприще брани,-
Пред тем, как посыплются стрелы в оружье,-
"О Кришна, — промолвил, вздымая оружье,-
Меж вражеских ратей, как раз посредине,
Мою задержи колесницу ты ныне,
Чтоб воинов мог разглядеть я порядки,
С которыми биться мне надобно в схватке,
Кого здесь собрал, ради битвы неправой,
Царя Дхритараштры потомок лукавый".
И Кришна, услышав от Арджуны слово,-
Меж войск, озиравших друг друга сурово,
Огромную остановил колесницу
Пред всеми, кто сталью одел поясницу,
Пред Бхишмой и Дроной, — и молвил: "Кудрявый,
Теперь посмотри, каковы кауравы".
Предстали пред Арджуной деды и внуки,
Отцов и сынов увидал сильнорукий,
И братьев, и родичей, близких по крови,-
Каленые стрелы у всех наготове!
Враждой сотоварищей прежних расстроен,
Высокую жалость почувствовал воин.
"О Кришна, — сказал, — где закон человечий?
При виде родных, что сошлись ради сечи,
Я чувствую — мышцы мои ослабели,
Во рту пересохло и дрожь в моем теле,
Мутится мой разум, и кровь стынет в жилах,
И лук я удерживать больше не в силах.
Зловещие знаменья вижу повсюду.
Зачем убивать я сородичей буду?
Мне царства, победы и счастья не надо:
К чему мне, о Пастырь, сей жизни услада?
Те, ради кого нам победа желанна,
Пришли как воители вражьего стана.
Наставники, прадеды, деды и внуки,
Отцы и сыны напрягли свои луки,
Зятья и племянники, дяди и братья,-
Но их не хочу, не могу убивать я!
Пусть лучше я сам лягу мертвым на поле:
За власть над мирами тремя, а тем боле
За блага земные, — ничтожную прибыль! –
Нести не хочу я сородичам гибель.
В убийстве сынов Дхритараштры какая
Нам радость? Мы грех совершим, убивая!
Ужели мы смерть принесем этим людям?
Счастливыми, близких убив, мы не будем!
Хотя кауравы, полны вероломства,
Не видят греха в истребленье потомства,
Но мы-то, понявшие ужас злодейства,
Ужели погубим родные семейства?
С погибелью рода закон гибнет вместе,
Где гибнет закон, там и рода бесчестье.
Там жены развратны, где род обесчещен,
А там и смешение каст из-за женщин!
А там, где смешение каст, — из-за скверны
Мучения грешников будут безмерны:
И род, и злодеи, что род погубили,
И предки, о коих потомки забыли,
Лишив прародителей жертвенной пищи,-
Все вместе окажутся в адском жилище!
А касты смесятся, — умрет все живое,
Разрушатся все родовые устои,
А люди, забыв родовые законы,
Низринутся в ад: вот закон непреклонный!
Замыслили мы ради царства и власти
Родных уничтожить... О, грех, о, несчастье!
О, пусть без оружья, без всякой защиты,
Я лягу, потомками Куру убитый!"
Так Арджуна молвил на битвенном поле,
На дно колесницы поник, полон боли,
И, лик закрывая, слезами облитый,
Он выронил стрелы и лук знаменитый.
2
Познавший высокую боль состраданья,
От Кришны услышал он речь назиданья:
"Как можно пред битвою битвы страшиться?
Смятенье твое недостойно арийца,
Оно не дарует на поприще брани
Небесного блага и славных деяний.
Отвергни, о Арджуна, страх и бессилье,
Восстань, чтоб врагов твои стрелы разили!"
Тот молвил: "Но как, со стрелой оперенной,
Мне с Бхишмой сражаться, с наставником Дроной?
Чем их убивать, — столь великих деяньем,
Не лучше ль в безвестности жить подаяньем?
Убив наших близких, мы станем ли чище?
О нет, мы вкусим окровавленной пищи!
Еще мы не знаем, что лучше в сраженье:
Врагов победить иль познать пораженье?
Мы жизнью своей наслаждаться не сможем,
Когда Дхритараштры сынов уничтожим.
Я — твой ученик. Ты учил меня долго,
Но в суть не проник я Закона и Долга.
Поэтому я вопрошаю, могучий,
Ты должен мне ясно ответить: что лучше?
Мне счастья не даст, — ибо сломлен скорбями,-
Над смертными власть или власть над богами,
И вот почему я сражаться не стану!"
Сказал — и замолк, в сердце чувствуя рану.
А Кришна, с улыбкой загадочной глянув,
Ответил тому, кто скорбел меж двух станов:
"Мудрец, исходя из законов всеобщих,
Не должен жалеть ни живых, ни усопших.
Мы были всегда — я и ты, и, всем людям
Подобно, вовеки и впредь мы пребудем.
Как в теле, что нам в сей юдоли досталось,
Сменяются детство, и зрелость, и старость,-
Сменяются наши тела, и смущенья
Не ведает мудрый в ином воплощенье.
Есть в чувствах телесных и радость и горе;
Есть холод и жар; но пройдут они вскоре;
Мгновенны они... О, не будь с ними связан,
О Арджуна, ты обуздать их обязан!
Лишь тот, ставший мудрым, бессмертья достоин,
Кто стоек в несчастье, кто в счастье спокоен.
Скажи, — где начала и где основанья
Несуществованья и существованья?
Лишь тот, кому правды открылась основа,
Увидел границу того и другого.
Где есть бесконечное, нет прекращенья,
Не знает извечное уничтоженья.
Тела преходящи; мертва их отдельность;
Лишь вечного Духа жива беспредельность.
Не плачь же о тех, кто слезы недостоин,
И если ты воин, — сражайся, как воин!
Кто думает, будто бы он есть убийца,
И тот, кто в бою быть убитым боится,-
Равно неразумны: равно не бывают
И тот, кто убил, и кого убивают.
Для Духа нет смерти, как нет и рожденья,
И нет сновиденья, и нет пробужденья.
Извечный, — к извечной стремится он цели;
Пусть тело мертво, — он живет в мертвом теле.
Кто понял, что Дух вечно был, вечно будет,-
