В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре - "Народные Сказки"

Подобным образом люди поступают не только с мельничным духом. Рас­сказывают, что, когда герой норвежских быличек Пер Гюнт на охоте в го­рах готовил себе суп, очаг в охотничьем домике так дымил, что пришлось открыть окно. Откуда ни возьмись появился тролль и просунул в окно свой нос, такой длинный, что он доставал до очага.

— Видел когда-нибудь такой носище? — сказал он.

— А ты пробовал когда-нибудь такой супище? — не растерялся Пер Гюнт и вылил содержимое котелка ему на нос. Тролль взвыл и бросился наутёк. А с окрестных гор раздался хохот других троллей. Они кричали ему вслед: «Нос в супе, нос в супе!»

Так же одна старушка отвадила троллиху, явившуюся на мельницу:

В одной деревушке было полно нечисти, которая не давала молоть зерно. И вот одна бедная старуха попроси­ла у владельца мельницы разрешения помолоть немного вечером. Тот сперва отказал, но, так как ей нечем было кормить детей, он её пожалел и согласился. Поставила старуха на огонь котёл с дёгтем и села у очага. Тут вошла женщина, поздоровалась и стала разгре­бать угли в очаге, а старуха стала сгребать их обратно в кучу. Странная гостья спросила старуху, как её зовут, и та ответила, что её зовут Сама. Женщине это имя показалось странным, но она ни­чего не сказала и снова стала разгребать угли. А старуха так ра­зозлилась, что взяла да и опрокинула котёл с дёгтем на гостью. Та завопила: «Отец, отец, Сама обожгла!» «Сама обожгла, сама и расхлёбывай», — раздалось из соседней горы.

Быличка о троллихе принадлежит к числу бродячих сюже­тов, т.е. сюжетов, переходящих из одной литературы в другую. Они дополняют мистическую картину, связанную с мельницей. Мельнич­ный дух уходит здесь на второй план.

Этот сюжет встречается у Гомера в девятой главе «Одиссеи». Здесь рас­сказывается о том, как Одиссей у циклопа Полифема назвал себя Никто. Он ослепляет дикого гиганта, завопившего, «призывая циклопов, которые жили с ним по соседству средь горных лесистых долин по пещерам». Но ко­гда они спрашивают, кто его ослепил и почему он так громко кричит, По­лифем отвечает: «Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость!» Когда циклопы это услышали, они посмеялись и пошли своей дорогой.

К подобным сюжетам относится и быличка о кошках на мельнице из сборника П. Кр. Асбьёрнсена:

Один портной вызвался помочь мельнику мо­лоть зерно. Он сел на пол, начертил вокруг себя мелом круг, а по кругу написал слова молитвы «Отче наш». Теперь ему и сам чёрт был не страшен. В полночь дверь распахнулась, и в неё ворвалось великое множество кошек. Они поставили в печь котёл и развели огонь. Потом одна из кошек попробовала опрокинуть котёл, но портной отпугнул её от печи. Затем кошки стали танцевать вокруг него, да так быстро, что у портного закружилась голова. Одна из кошек протянула лапу, чтобы достать до портного, но тот вытащил нож и отрубил её. Кошки с криком разбежались. До рассвета порт­ной проспал, а потом пошёл на хутор. Хозяин встретил его радуш­но, а вот жене его нездоровилось: она была бледна и прятала ле­вую руку. Портной всё понял и рассказал об этом хозяину.

Не у всех хватает смелости открыто противостоять нечисти. Так, один крестьянин по имени Стуре-Нильсен только принялся было молоть зерно вечером, как мельница остановилась, хотя воды было достаточно. Вышел он за дверь посмотреть, что случилось. Тут мельни­ца загудела, и её жернова за­крутились в другую сторону. Крестьянин вернулся и увидел, что мука рассыпана по полу и вся испорчена. Навёл он поря­док, но вскоре мельница опять остановилась. И так повторя­лось несколько раз. Стуре-Нильсен понял, что дело тут нечисто. Он остановил мельницу и поспе­шил домой. Правда, потом люди говорили, что над ним просто подшутили ребята. Не верили, что виной был мельничный дух, и смеялись над стариком.

Представления о мельничном духе, который мешает работе мельницы и требует угощения, встречаются и в верованиях русской деревни, причём образ этого существа часто неотделим от образа водяного. Ино­гда, правда, у этого духа есть даже собственное название. Так, напри­мер, на вятских мельницах обитали мелкие бесы — ичетики, которых пред­ставляли в виде мохнатых человечков с длинной всклокоченной шевелю­рой, а также женский дух по прозванию шишига, имевший обыкновение отдыхать на мельничном колесе. Однажды шишига остановила мельницу, сев у мельничной шестерни, и отказывалась сойти до тех пор, пока мужик не привезёт ей листового табаку. Когда же тот выполнил её просьбу, мельница заработала как прежде.

Сохранились рассказы о том, как при запуске мельницы появляется страшное существо, с которого течёт вода. Но чаще мельничная нежить невидима, она даёт о себе знать шумом, голосами, неожиданным запус­ком или остановкой мельницы. Со всеми этими персонажами мельник должен был заключить договор, подкреплённый жертвоприношениями, которые осуществлялись не только при поломке или неисправности мель­ницы, но и при её постройке, в преддверии весеннего паводка или при ежегодном запуске после ледохода. Жертву можно было принести непо­средственно в момент обряда, а также в форме завета (обещания). Жертвой служили хлеб или домашние животные, в основном чёрной мас­ти. Ходили слухи, что мельник мог принести в жертву и человека. Подоб­ные представления порождали страх перед мельником, а порой и откры­тые претензии к нему в случае гибели у мельницы людей или животных. Погибший таким образом доставался, по поверьям, нечистой силе.

Некоторые былички повествуют о говорящих мельни­цах. Если с мельницей поговорить, она станет работать быстрее. Одного крестьянина мельница спросила: «Что делает твоя жена Мари?» Тот ответил, что она моется. Тогда мельница стала приго­варивать всё быстрее: «Тогда мне нужно спешить! Тогда мне нуж­но спешить!» В таких быличках, однако, рассказывается лишь о мельнице, об исходящем от неё шуме, — мельничный дух в них не упоминается.

Т. Киттельсен. Дух водопада. 1887-1892

Светлой лунной ночью присядь у водопада, —ты уви­дишь и услышишь, как внизу, в чёрной пропасти, среди пенистых водоворотов, фоссегрим исполняет величест­венную музыку—мелодии, созданные самой природой. Сначала ты различишь лишь могучий рокот, но потом музыка очарует тебя, и тебе самому захочется слиться с бурлящим потоком созвучий.

Все песни, что боязливо таились в лесах и в горах, все голоса природы оживают в струнах его скрипки, и венчает их мощ­ный аккорд, сотканный из звуков языка древних гномов. Шумят ели, шелестят осины, журчат ручьи и звенят берё­зы. Свежие ветры ликуют высоко в горах, вздыхает лес­ная тишина, а глубокое лесное озеро поёт под нежные и печальные звуки ивовой флейты.

Дух водопада мечтательно склоняется над своей скрип­кой. Смычок звучно ударяет по струнам и своим беспре­рывным движеньем влечёт засобой—ввысь над пропа­стью, вниз впучину.

Фоссегрим играет с закрытыми глазами, вглядываясь внутрь себя. Кажется, музыка пронизывает его, —послу­шай, как он притопывает ногой в такт. Игра его вечна. И вот блестящие чёрные скалы стано­вятся могучими стенами храма, где свободно парят ме­лодии вечности. Высоко по синеве воздушного свода плывёт прозрачная луна, отражаясь в глубоких чёрных омутах и искрящихся водах извилистой реки. На небе одна за другой загораются звёзды. И звуки буд­то стали неукротимыми, и каждая капля будто хочет под­няться в небо и, сияя, слиться с мириадами звёзд. А вдох­новенный музыкант-виртуоз сидит внизу с закрытыми глазами, склонившись над скрипкой. Игра духа водопа­да—это цепь, что приковывает его к водной бездне.