Валерий Колесников - Место битвы – Италия?!
Сбор основных сил
«А МОИ ТИ КУРЯНИ СВЕДОМИ КЪ МЕТИ, …»
Это словосочетание помощники Мусина-Пушкина перевели правильно: «в цель стрелять довольно сведомы» (так в Екатерининской копии) и «в цель стрелять знающи» (так в издании 1800 года). Но вскоре Карамзин исправил это сочетание букв, оговорив, что «кмети» назывались слуги и дружина князя. И уже современные комментаторы превратили курян в «знающих кметей» – отважных воинов, говоря при этом, что «кмети» как воины – это вполне ясное и обычное для древнерусского языка слово. И такое заявление они подтверждают лишь своим авторитетом, сознательно подвергая это понятие архаизации. Я считаю, что начало этого предложения по-прежнему следует понимать в его первоначальной трактовке, а именно: «А мои-то куряне знают куда метить», т. е. они знают, куда им предстоит идти. Цель похода им известна, и в нужный момент они не промахнутся, многие из них не раз бывали в тех краях, воины они надёжные, с раннего детства в ратных делах закалённые, им по плечу любые трудности и любые испытания, которые встанут у них на пути.
«И РЕЧЕ ИГОРЬ КЪ ДРУЖИНЕ СВОЕЙ: БРАТИЕ И ДРУЖИНО! ЛУЦЕЖЪ БЫ ПОТЯТУ БЫТИ, НЕЖЕ ПОЛОНЕНУ БЫТИ…»
В христианстве руссов, судя по описаниям XI века, ещё сохранялось влияние славянского язычества. Именно вера в непреложность божественных установлений заставляла руссов предпочитать самоубийство плену: пленный по закону войны – раб, и никакая сила не может изменить этого положения. Воздаяния язычество не знало. Не знало его никакое язычество, но славянин при этом имел дело не с фатумом, а с фортуной. В этом сюжете проявляется русское языческое воззрение. Игорю и его дружине ясно, что случившееся знамение означает верную гибель, а откупиться от рока нельзя. Но уклониться от боя – значит попасть в плен и навсегда остаться рабом. По этому поводу приведу одну цитату из Ветхого завета: «Не плачьте об умершем и не жалейте о нем; но горько плачьте об отходящем в плен, ибо он уже не возвратится и не увидит родной страны своей» (Плач Иеремия 22.10). Поэтому возвышенный призыв Игоря к своим соратникам умереть с честью воспринимается всеми воинами как должное, и его слова подымают моральный дух бойцов, сплачивают их в единое целое. Игорь это знает и умело этим пользуется, ведь фанатичный и воодушевленный на победу воин легко противостоит десятку врагов.
Рассматривая более широко этот вопрос, нельзя не затронуть тему арианства. Это христианское течение усваивалось на стадии военной демократии, потому что власть в это время ещё окончательно не оторвалась от общества, не противопоставила себя ему. Его зачинатель – пресвитер Арий[52] из города Александрии. Арианами были завоевавшие Италию готы, затем лангобарды. Арианства придерживались также вандалы, аланы, руги (русы) и другие племена, населявшие область Среднего Подунавья. Главная внешняя и отличительная черта арианства от традиционной церкви – место бога-сына по отношению к богу-отцу. Ортодоксальная церковь настаивала на единосущности лиц Троицы, в то время как ариане выдвигали принцип подобосущия; по учению Ария, Христос как творение бога-отца – существо, ниже его стоящее. Они отстаивали свободу воли каждого человека и способность его без участия церкви достичь «спасения» путём добрых дел. При таком понимании христианства в разветвлённой церковной иерархии вообще не было необходимости. Ариане также не знали церковной субординации. Община выбирала епископа, а совет епископов решал общие дела. Рассуждение об арианстве имеет самое прямое отношение к нашей теме потому, что Игорь и его воины, скорее всего, исповедовали арианство. Возможно, представители других течений в христианстве, не принимавшие их символ веры, считались у них неверными, которые в их представлении были последователями языческих обрядов, поэтому они с таким нетерпением относились к языческим мраморным статуям, а также к тем новым статуям апостолов, которым поклонялись католики (латины).
На то, что арианство господствовало в Древней Руси вплоть до XII века, указывал в конце XIX века П. Заболоцкий. Он сопоставил летописный символ веры с «исповеданием веры» Михаила Синкелла, помещённый в «Изборнике Святослава»[53], и пришел к выводу, что перед летописцем находился не греческий оригинал и не «Изборник». «…В таком важном произведении, как «исповедание веры», где каждое слово имеет значение, – заключал Заболоцкий, – разумеется, можно было бы ещё допустить неважные изменения в способе выражения сравнительно с оригиналом, но допустить такие характерные для известного направления искажения, как вместо различия бога отца от сына и духа – старейшинство бога отца, вместо единосущих сына и духа с отцом – подобосущие или наконец последовательный пропуск свидетельства об антипостастности (нерасчленённости) лиц пресвятой Троицы – всего этого нельзя допустить, как выражения лишь более или менее свободного отношения летописца к оригиналу»[54]. Это наблюдение Заболоцкого привлекло внимание и А. А. Шахматова, и Н. К. Никольского. Но первому оно ничего не дало, т. к. не укладывалось в его научную концепцию, а второму помогло провести параллель с летописным текстом сборника XII века[55]. Однако развивать дальше это направление он не стал потому, что не обнаружил связи с западнославянской культурной традицией, либо остерегался косых взглядов ревнителей византийского православия.
Войсковой круг
«СПАЛА КНЯЗЮ УМЪ ПОХОТИ, И ЖАЛОСТЬ ЕМУ ЗНАМЕНIЕ ЗАСТУПИ, ИСКУСИТИ ДОНУ, ВЕЛИКАГО»
Это выражение следует понимать в буквальном смысле, где под похотью понимаются низменные желания Игоря, которые серой пеленой упали на его светлые помыслы и довлеют над его чувствами. И несмотря ни на какие небесные предзнаменования они не могут служить ему преградой для достижения вожделенной цели, а именно усмирения и захвата богатого удельного княжества и включения его обратно в сферу своих жизненных интересов. Таким образом, фразу читаем как: «Упали князю на ум желания, и жалко ему, что знамение наступило, но искушает Дон (Эридан) Величавый». Так у римского поэта Публия Овидия в мифическом эпосе «Метаморфозы» этой реке дан эпитет «Величайший Эридан» – Maximus Eridanus[56]. С величием реки Эридан (По) всё понятно, она являлась одной из колыбелей цивилизации. Солнечный край, благодатная, тучная земля, горами защищённая от северных ветров. Это житница, там растут рис, пшеница, цитрусовые, всевозможные фрукты, виноград, маслины, миндаль, лавр. Там есть всё, что душа пожелает. А чего нет, то привезут по морю из далёких стран: пряности, шёлк, парча, индиго, ладан, янтарь, железо. Долина реки По – это земля обетованная, которая с древности манила к себе всё новых и новых завоевателей. Она притягивала их как магнит. Они точно знали, что там текут молочные реки в кисельных берегах. Вот как писал о своей стране итальянский поэт Винченце Филикайи в своем сонете «All Italia» (перевод Павла Катенина):
Италия! Италия! Зачем
Тебя судьба ущедрила красою?
Сей щедрый дар неразлучим с тобою,
И корень он твоим несчастьям всем.
Будь менее прекрасна ты собою
Иль более сильна владеть мечом,
Чтоб не пылал к тебе любви огнем,
Чтоб не губил пришлец тебя войною.
Не зрел бы я с Альпийских гор тогда
Сходящих войск и грозного соседа
В кровавом По пиющие стада;
Врагов твоих я не нашел бы следа,
И налагать не смели бы всегда
Нам равных уз разбитье и победа.
В этом контексте хочется спросить у традиционных толкователей «Слова»: а в чём величие причерноморского Дона на Тамани? Чем эта река в то время так прославилась, что к ней, по их мнению, идёт князь Игорь со своими грозными полками?
«ХОЧУ БО, РЕЧЕ, КОПIЕ ПРИЛОМИТИ КОНЕЦЬ ПОЛЯ ПОЛОВЕЦКАГО СЪ ВАМИ РУСИЦИ, ХОЩУ ГЛАВУ СВОЮ ПРИЛОЖИТИ, А ЛЮБО ИСПИТИ ШЕЛОМОМЬ ДОНУ»
«Хочу, – говорит, – копье преломить на конце поля половецкого». Этой фразой Игорь как бы очерчивает круг своих территориальных притязаний, т. е. он хочет вернуть обратно в сферу своего экономического и политического влияния всю Падонскую низменность и долину реки По (Эридан) с её многочисленными притоками, а также подчинить своей власти находящиеся на Северном побережье Адриатики торговые города и как в старые добрые времена собирать с них налоги (дань). «Конец поля половецкого» – это граница, рубеж, за которым кончаются его интересы. По моему убеждению, это южная граница современной области Италии Эмилии-Романьи. С незапамятных времён эта местность была пограничной между разными мирами: Римом и кельтами, Византией и лангобардами, она являлась важнейшим перекрёстком двух древних дорог (Виа Эмилия и Виа Ромеа), которые впоследствии и дали название этой провинции. На юго-востоке этой области, недалеко от Адриатики и состоялась грандиозная битва между русичами и половцами, местоположение которой наши историки традиционно ассоциируют с причерноморским Доном и Таманским полуостровом.
