Сигрид Унсет - Сага о Вигдис и Вига-Льоте. Серебряный молот. Тигры моря: Введение в викингологию
— Думаю, что говорили вы не обо мне, — сухо заметила Лейкни.
— Нет, не о тебе, — ответил ей Льот, — но кажется мне, что во время нашего разговора Одд думал прежде всего о тебе.
Лейкни подошла к кровати, села на край, посмотрела на Льота и сказала:
— Не верю, что ты сделал это, Льот.
Льот приподнялся и хотел было ответить Лейкни, но она положила руку ему на грудь и проговорила:
— Известно мне, что не по моей вине ты был так грустен и молчалив после возвращения своего из Норвегии, и не обо мне ты думал денно и нощно. Но не знаю я ничего о твоей печали или о том, что произошло между тобой и Оддом.
Льот ответил:
— Хотелось бы мне, Лейкни, чтобы была ты довольна своим замужеством. И всегда я старался удовлетворять твои желания. Но если уж и скрываю я что от всех, то значит, тяжело мне, и не стоит тебе расспрашивать меня больше.
Она хотела что-то сказать, но тут увидела в изножье кровати плащ, который Вигдис подарила Ветерлиде, схватила его и бросила на пол. И крикнула:
— В десять раз больше думаешь ты о той норвежской девушке, которая, как говорят, отвергла тебя, чем обо мне. Хотя всегда я старалась угодить тебе во всем.
Льот вскочил с постели и хотел поднять плащ, но Лейкни оказалась проворнее и успела первой схватить плащ и подбежала к очагу, чтобы бросить его в огонь. Льот захотел отобрать плащ, но Лейкни вцепилась в него обеими руками и не отпускала. Тогда он стиснул ей запястья с такой силой, что Лейкни вскрикнула, но плащ не выпустила, и Льоту пришлось стукнуть ее кулаком по рукам. Тогда Лейкни разжала пальцы, села на пол и заплакала. А Льот схватил плащ и отошел.
Лейкни вышла во двор и села на порог. Она все плакала, закрыв лицо руками, и даже не заметила, как к ней подошла мать.
Гудрун спросила, что с ней случилось, но Лейкни отвечала, что ничего. Но Атле вышел из дома и сказал:
— Она плачет, потому что ее муж сильно ударил ее — около очага.
— Это неправда, — быстро проговорила Лейкни, но Гудрун не послушала ее и пошла в дом. На полу в доме сидел Лютинг и плакал, потому что его отец слишком жестоко обошелся с его матерью. Гудрун пришла в ярость и крикнула Льоту:
— Мой первый муж, Эгиль, знал, что нельзя меня бить, потому что когда он ударил меня, я сбежала, а сам он умер, когда отказался вернуть мне мою усадьбу. И с тех пор ни Лютинг, ни Ветерлиде не поднимали на меня руку.
— Успокойся, мама, — стала успокаивать ее Лейкни, — и не бил меня вовсе Льот, а просто толкнул на пол, и сама я начала эту ссору.
Тут к ней вышел Льот — он не обращал внимания на Гудрун, но наклонился к жене и сказала:
— Плохо я с тобой обошелся, моя Лейкни, и права ты, когда говорила, что всегда старалась угодить мне во всем.
Лейкни вновь заплакала, закрыла лицо платком и убежала в дом.
Льот пошел за ней, и недолго они пробыли в доме, но когда вышли, Лейкни больше не плакала, а шла рядом с Льотом и выглядела счастливой.
На следующий день они уехали домой. Предполагалось, что они останутся подольше, и Гудрун хотела, чтобы дочь ее осталась на все лето, до самых родов, и было бы лучше — по многим причинам — Льоту сейчас побыть одному, без жены и сына. Но они оба — и Лейкни, и Льот — решили отправиться домой в Скомедал. Ветерлиде и Гудрун предложили взять на воспитание Лютинга, чтобы рос он вместе с их Атле, который был всего лишь на год старше. Льот и Лейкни согласились.
И они уехали домой.
И все по дороге было хорошо, но в последний день пути они спускались по склону горы. Работники ехали впереди, а Льот спешился и вел на поводу лошадь Лейкни. Его конь шел за ними следом. Была ненастная погода, и вскоре пошел снег, а ветер дул прямо в лицо. Лейкни сказала Льоту:
— Я думала все это время о том, что сказал ты мне в Холтаре. И если правда то, что больше всего тебя удручает отказ, который получил ты в тот раз, то должен ты утешиться тем, что мы сами предложили тебе взять меня в жены и что была эта удачная женитьба и люди много говорили об этом.
— Не удручает меня это, — ответил Льот, — но ты должна понять, что не нравится мне, когда сыновья Бейне и их люди напоминают мне о том случае.
— Не понимаю, — сказала она через некоторое время, — почему ты так бережешь этот плащ, если не думаешь ты больше о той, что сшила его?
— Он подходит мне, — отвечал Льот.
Снег залеплял им глаза и рот, и они долгое время ехали молча. Но когда снегопад стал утихать, Лейкни вновь спросила:
— Она была красивее меня, та норвежка?
— Нет, — ответил Льот и посмотрел прямо перед собой. — Многие бы сочли тебя красивее.
— Может, она была богаче? — не унималась Лейкни.
— Думается, что по богатству вы равны, — отвечал Льот.
— И тем не менее, она тебе милее меня, — с неудовольствием заметила Лейкни. — Чем же так прельстила она тебя?
— Думаю, тем, — усмехнулся Льот, — что задавала намного меньше вопросов, чем ты.
Тут Лейкни наклонилась вперед, чтобы посмотреть на Льота, — и замерла: лицо его было серее камня. И прошло долго времени, прежде чем они заговорили.
Когда они спустились в долину, снегопад совсем прекратился. Перед ними были торфяные болота.
Льот отдал поводья Лейкни и собирался уже сесть на своего коня, когда она осторожно сказала:
— Обещаю тебе, что никогда больше не заговорю об этом с тобой. Но прошу тебя напоследок — скажи мне ее имя.
Льот постоял, прислонившись к боку лошади, и долго ничего не говорил, а потом медленно произнес, не глядя на жену:
— Вигдис.
После этого он сел на лошадь. И они долго ехали рядом, ничего не говоря. Но Лейкни была грустна и молчалива, когда они наконец приехали домой. И была она такой до осени, пока не родила сына. Льот окропил сына водой и дал ему имя Гицур. После этого Лейкни стала больше походить на себя.
XXXIII
На следующую осень, когда они загоняли овец на зиму, обнаружилось, что не хватает нескольких ягнят. Льот со своим работником отправились в горы, чтобы найти пропажу.
На третий день работник вернулся домой с овцами один. Лейкни спросила, что стало с Льотом, и работник ответил, что он остался на сеттере починить дом.
Лейкни никак не могла успокоиться, все ходила и поглядывала на горы. Погода была хорошая, и солнце ярко освещало снежные шапки на вершинах.
Через некоторое, время она сказала, что сама поедет на сеттер — если уж Льот решил заняться починкой дома, то она хотела бы, чтобы он поправил кое-что еще, и будет лучше, если она сама скажет ему об этом.
Работники улыбнулись, слушая такие речи хозяйки, но Лейкни все продолжала говорить об этом и, наконец, твердо решила поехать на сеттер и не брать с собой никого, кроме старого трелля, который присматривал за ней с тех пор, как она была совсем маленькой, и который ходил за ней по пятам, словно собачонка.
Они приехали на сеттер до заката. Но Льота нигде не было видно. Хотя они и заметили, что он снял дерн со стены, а рядом лежала лопата и молоток. Они вошли в дом, и в очаге еще теплился огонь.
Дом на сеттере был построен из камня, а сверху покрыт дерном, как и многие другие дома в Исландии. Внутри дома вдоль стен шли скамьи, тоже сделанные из камня и дерна. Поперечная балка была столь широка, что на ней могли улечься на ночь двое. Там была постлана постель, которую от дыма и сквозняка из двери защищал полог из шкур.
Лейкни немного подождала Льота в доме. Но он не появлялся. Тогда она сказала рабу, что он может устроиться на ночь в хлеву. Вскоре стало холодно, но Лейкни не хотела зажигать огонь до прихода мужа, потому что немного оставалось у них дров. Она легла, накрылась шкурой и тут же заснула.
Ночью она проснулась — ей показалось, что в доме говорят. Она выглянула в щель между шкурами и увидела, что в очаге горит огонь. На длинной скамье, прямо напротив нее, сидел Льот. Но в доме был еще один человек, и когда он заговорил, она узнала в нем мужа своей матери.
Она слышала, как он сказал:
— Глупым мне кажется, что ночуешь ты один на сеттере, когда Сигурд сын Бейна и его родичи хотят отомстить тебе. И большим горем будет для Лейкни твоя смерть, да и сыновья твои еще слишком малы.
Льот сидел, прислонившись спиной к стене, и отвечал:
— Не думаю я, что из-за этих людей надо мне ездить с острасткой и не хочу я прятаться. И знаю я, что не они принесут мне смерть. И знаю я человека, который желает мне ужасной смерти, и его проклятие сбудется, а больше меня ничто не волнует.
— О чем ты говоришь? — удивился Ветерлиде. Но Льот ничего не ответил, а через некоторое время сказал:
— И будет лучше для Лейкни, если станет она вдовой сейчас, когда еще молода и может найти себе другого мужа.
— Тогда совсем ты ее не знаешь, — проговорил Ветерлиде, — ибо никогда не пойдет она больше замуж, потому что очень любит тебя.
