Гянджеви Низами - Пять поэм
Кончина Низами
(Эту главу пытались приписывать сыну Низами и считали составленной после его смерти; скорее всего, она написана самим автором для композиционного равновесия — сравни главы, где речи мудрецов о сотворении мира завершаются речью Низами.) В главе сказано, что Низами исполнилось шестьдесят три года и шесть месяцев…
Все сказав о мужах, озарявших своими
Поученьями всех, он ушел вслед за ними…
Он умолк. Ты сказал бы, что сон его нежил.
Он уснул, он как будто бы вовсе и не жил.
Обращение к мелику Изз-ад-дину Масуду сыну Арслана, и передача ему сыном Низами «Книги о счастье»
Традиционное восхваление второго адресата поэмы — правителя Мосула Масуда II. Далее Низами кратко говорит о содержании «Искендер-наме», о своей тяжкой болезни, близкой смерти и препоручает шаху своего сына и поэму.
Окончание «Книги о счастье»
В этой главе Низами говорит о том, что он желает своей поэме внимательного читателя, который смог бы понять всю ее глубину и оценить ее по достоинству. Он боится глупых читателей, боится «бросить жемчуг в кипенье бегущей волны». Далее следуют намеки, которые можно понять в том смысле, что уже написанную поэму у него отнял, очевидно, правитель Гянджи. Затем он снова жалуется на свой недуг (несмотря на болезнь, вдохновение не покидает поэта), говорит о близкой смерти, готовится к ней. Завершает главу еще одно славословие Масуду.
Примечания
После шести веков рукописной передачи текста поэм Низами на Востоке в середине ХIХ века в Иране и Индии появляются первые, страдающие многими недостатками, литографированные издания «Пятерицы». В это же время в Европе и России делаются первые попытки критически издать тексты отдельных поэм и их отрывков, выходят немногочисленные переводы Низами на европейские языки, работы о нем. Лишь в 30-е годы XX века в Иране выходит семитомное научно проверенное издание всего сохранившегося наследия Низами, подготовленное Вахидом Дастгирди, а в Праге издается прекрасно выполненный Я. Рыпкой и Г. Риттером критический текст «Семи красавиц».
В конце 30-х годов в СССР было принято решение провести в 1941 году всесоюзное торжественное празднование восьмисотлетнего юбилея Низами. Перед учеными Азербайджана, родины поэта, а также Ленинграда, где тогда находился крупный востоковедческий центр, была поставлена задача составить к юбилею полный критический текст персидского оригинала «Пятерицы» по старейшим и лучшим рукописям. Издание В. Дастгирди, при всех своих достоинствах, не удовлетворяло многим современным требованиям текстологии (выбор чтений там был в значительной степени произвольный, разночтения почти не давались и т. п.). Новое издание должно было заменить его. На базе нового издания намечалось подготовить словарь-конкорданс языка Низами, подобный словарю языка Пушкина и словарю языка Руставели. Работа была возглавлена Е. Э. Бертельсом и А. А. Али-заде. Е. Э. Бертельсом параллельно были подготовлены две монографии о Низами, изданные в 1940, 1949, 1956 и 1952 годах и занявшие значительное место среди вышедшей до и после юбилея литературы (работы Г. Араслы, М. Шагинян, А. Н. Болдырева, Ю. Н. Марра, К. И. Чайкина, И. С. Брагинского и др.). К весне 1941 года критический текст «Пятерицы» был готов, однако война помешала его опубликованию. Ко времени состоявшегося в 1947 году в Азербайджане юбилея Низами увидели свет две части «Искендер-наме». После смерти Е. Э. Бертельса (1957) А. А. Али-заде довел до конца издание «Сокровищницы тайн» (Баку, 1960), «Хосров и Ширин» (Баку, 1960), «Лейли и Меджнун» (1965). «Семь красавиц» не изданы по настоящее время ввиду наличия хорошего издания Я. Рынки и Г. Риттера.
Одновременно с подготовкой критического текста «Пятерицы» А. А. Ромаскевич, Е. Э. Бертельс и другие перевели подстрочно все поэмы Низами на русский язык по изданию В. Дастгирди. На основании этого подстрочника русские поэты начали создавать поэтические переводы, и готовые к тому времени части переводов увидели свет перед юбилеем (Низами, Пять поэм, М. 1946). В последующие годы вышли почти полные поэтические переводы на русский язык всех пяти поэм: «Сокровищница тайн», перевод К. А. Липскерова и С. В. Шервинского, М. 1959; «Хосров и Ширин», перевод К. А. Липскерова, М. 1953 (есть другие издания); «Лейли и Меджнун», перевод Павла Антокольского, М. 1957; «Семь красавиц», перевод Владимира Державина, М. 1959; «Искендер-наме», перевод К. А. Липскерова, М. 1955.
В основу настоящего издания положены перечисленные пять переводов. Все переводы полностью сверены с упомянутым критическим текстом под редакцией Е. Э. Бертельса и А. А. Али-заде. Улучшения текста оригинала, основанные на старейших и лучших рукописях поэм, по мере возможности учтены при редактировании. К сожалению, автора большей части перевода «Пятерицы» К. А. Липскерова уже давно нет в живых. В его переводы редакторы внесли все же отдельные мелкие уточнения.
В соответствии с требованиями этого популярного издания «Пятерица» Низами сокращена почти наполовину и опущенные главы заменены довольно подробным изложением их содержания. Включены в издание лучшие главы поэм, наиболее близкие и понятные по содержанию современному русскому читателю, по мере возможности, таким образом, чтобы сохранить связное изложение сюжетов. Философские вступительные главы «Сокровищницы тайн», содержащие наиболее полное изложение религиозно-философской концепции Низами, включены в том полностью, в остальных поэмах аналогичные главы опущены. Пропуски отдельных стихов и частей глав отмечены многоточиями. Это сокращенное издание должно дать русскому читателю общее представление о «Пятерице» Низами.
* * *Нет надобности много говорить о том, что поэтический перевод на русский язык Низами, поэта, относящегося к иному культурному кругу и отстоящего от нас на семь веков, представляет огромные трудности. Затруднения здесь не только в передаче национального, идеологического, психологического своеобразия, передаче языковых средств, идиоматики. Они возникают и при переводе прозы[347]. Основная трудность поэтического перевода Низами состоит в том, что его художественное мировоззрение, как и у каждого великого поэта, слито со словесной тканью произведения, Как сказал В. Брюсов, «стихи пишутся затем, чтобы сказать больше, чем можно в прозе». Низами, применяя обычную для средневековья религиозную фразеологию, так выражает эту же мысль в «Сокровищнице тайн»:
«Речи мудрецов не принадлежат ни к одному из известных языков; Под языком поэта лежит ключ к сокровищнице мысли, Пророк и поэт — ядро ореха, все прочие — скорлупа».
Великие идеи «Пятерицы» обрели плоть и кровь в гениальном творении поэта, они кристаллизовались по мере создания поэм, видение мира Низами воплощалось в смысловых словесных с о противопоставлениях. строение содержания, по мере его выражения, сливалось со строением словесной ткани. А эта словесная ткань, разумеется, не может иметь полного эквивалента в другом языке. Надо еще напомнить, что стиль Низами очень сложен, а. многие мысли он старался специально шифровать, чтобы они не стали известны непосвященным. Все эти препятствия кажутся просто непреодолимыми.
Преодолеть все эти трудности помогла русским поэтам, как и при любом переводе, избыточность языковых средств поэзии и общность ее человеческого содержания. Читатель оригинала поэм Низами, даже если он знает философию его времени, не сразу овладевает его «речью мудреца, не принадлежащей ни к одному из языков», его системой терминов и символов. Но по мере чтения их повторения в разных сочетаниях делают ясными намерения автора. Русские поэты постепенно овладели поэтическим языком Низами и научились посильно передавать его.
В традиции лучших русских поэтических переводов — следование не формальной точности, не формальному соответствию элементов стихосложения, а стремление к функциональной адекватности перевода. Шестистопный ямб давно уже передает у нас французский александрийский стих, а «русский гекзаметр» — гекзаметр греческий, хотя по языковой природе они совершенно различны. В системе соответствий жанров и размеров французской и русской, греческой и русской они выполняют аналогичные функции, и это гораздо важнее формального соответствия. Именно задача достижения функциональной адекватности формы была поставлена перед поэтами-переводчиками первым редактором переводов Низами Е. Э. Бертельсом. Положения, из которых он исходил, ясно изложены в предисловии к изданию «Пяти поэм» 1946 года. Далее цитируем это предисловие Е. Э. Бертельса.
«Сказать, что мы сейчас понимаем Низами до самого конца, еще невозможно. Вероятно, что во многих деталях мы еще заблуждаемся, не чувствуем ряда тончайших намеков. Но одно для нас несомненно: основная линия его творчества, его место в литературе народов Востока стали ясны. А это, в свою очередь, помогало распутывать и те бесчисленные трудности, которые вставали перед коллективом переводчиков в их напряженной, кропотливой работе. «Улучшать» произведения Низами мы не собирались, ибо они в этом не нуждаются. Мы хотели быть настолько точными, насколько это позволяет перевод на иной язык с совсем другой системой мышления. Мы хотели показать Низами таким, каким он был на самом деле.
