Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока
Обзор книги Сборник - Поэзия и проза Древнего Востока
Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 1
Поэзия и проза Древнего Востока
У истоков художественного слова
Общая редакция и вступительная статья И. Брагинского
В тёмных коридорах египетской пирамиды ученый при свете факела, упорно разбирая вырезанные на каменной стене иероглифы, окрашенные зеленой краской (у древних египтян — цвет жизни и возрождения), читает текст, составленный в пору господства фараонов V и VI династий (приблизительно 2700–2400 гг. до н. э.), один из знаменитых «Текстов пирамид»…
Почти пять тысяч лет отделяют нас от составителя текста. Но каким близким кажется нам обращенное к людям и страстно выраженное стремление человека снискать себе и другим бессмертие силою заклинания, магической мощью Слова:
И летит он, летящий далеко,
Он улетает от вас, о люди!
На земле его нет, он на небе.
Он пронзил небеса, словно цапля,
Он лобзал небеса, словно сокол,
Он вскочил к небесам саранчою.
На протяжении последнего столетия, — а иногда даже лишь последних десятилетий, — прочитаны и стали достоянием современной культуры основные древнейшие литературы мира: древнего Египта, древнего Двуречья (Шумера и Вавилонии), хеттско-хурритская и угарито-финикииская (ханаанейская), — ведущие свое начало с III–II тыс. до н. э. Но не менее чудесным покажется читателю соприкосновение и с более «молодыми» литературами Древнего Востока, берущими начало в II–I тыс. до н. э. и продолжающимися непрерывно до настоящего времени: древнекитайской (XII в. до н. э. — III в. н. э.), древнеиндийской (IX в. до н. э. — III в. н. э.), древнеиранской (IX в. до н. э. — IV в. н. э.) и древнееврейской (XII в. до н. э. — II в. н. э.).
Во всех литературах Древнего Востока (особенно, в более «молодых») можно явственно различить два этапа развития; более ранний — архаический и более поздний — завершающий. Всем литературам Древнего Востока свойственна также «многослойность»; наряду с «пластами», отражающими свою современность, в них существуют «пласты» — свидетели более ранних времен, содержащие некие, говоря условно, духовные «окаменелости».
Древнейшие слои могут быть, по крайней мере, двух родов. Во-первых, это — наследие предшествовавшей, долитературной, то есть изустной, эпохи, древнейшего народного творчества.(Не называем его «фольклором», ибо, на наш взгляд, этот термин неправомерен для древней эпохи, а может быть применен лишь ко времени, когда, в отличие от устного творчества, «фольклорного», существует сложившаяся письменная литература. ) Во-вторых — элементы, унаследованные от иной, предшествующей культуры (например, в литературе Вавилонии — шумерские элементы).
С древнейших времен существовали то более, то менее тесные связи между литературами Древнего Востока, причем наиболее тесные — в пределах одной географической зоны, одного историко-культурного региона. Таких регионов было три: ближневосточный (включавший литературы Передней Азии и Северной Африки), средневосточный (литературы Индии и Юго-Восточной Азии) и дальневосточный (литературы Китая и Восточной Азии).
Однако обратимся к самому началу, к тому, что было живою основой литературного творчества.
Признание устного, народного творчества источником письменной литературы подтверждается не только многочисленными свидетельствами самих текстов, но и собственными, похожими у всех древних литератур, высказываниями ее творцов. Проявляется это прежде всего в их почтительном, даже, культовом отношении к изреченному Слову, которое ставилось всегда выше слова письменного и — при господствовавшей в древности религиозной идеологии — признавалось обычно боговдохновенным. Это подтверждается также общераспространенным признанием писателями тех далеких времен, что источником их письменного творения являются слова «древних мудрецов», «древних повествований», «память народа», то именно, как и что рассказывалось «в старину».
Древние тексты донесли до нас многие тончайшие оттенки первобытного сознания, воплощенные в различных формах раннего народного творчества. Вначале оно носило синкретический характер, то есть было сложным единством слова, музыки, танца, и было непосредственно связано с практической деятельностью людей, с их трудом, с освоением ими окружающего мира природы.
Когда же речь высвобождается от непосредственного включения в трудовой процесс, то она становится истоком относительно самостоятельных словесно-мелодических произведений. Таковы, например, трудовые песни, которые в форме, отшлифованной веками их воспроизведения, дошли до нас почти во всех древневосточных литературах.
Словно перекликаются своими бесхитростными, сложенными в ритмах труда песнями, относящимися к II тыс. до н. э. египетские рыбаки:
Вернулась сеть обратно,Приносит нам улов,—
(Перевод Д. Редера)
и китайские сборщицы-жницы:
Рвем да рвем подорожник —
Приговариваем, рвем его.
Рвем да рвем подорожник —
Приговариваем, берем его,—
(Перевод Б. Друмевой)
и земледельцы древней Палестины:
Кладезь, излейся!
Пойте ему!
Кладезь! — повелители ископали его,
Добрые из народа изрыли его,
Посохами своими, своим жезлом!
(Перевод С. Аверинцева)
Трудовая песня при своем зарождении вовсе не имела непосредственно эстетического назначения. Она была теснейшим образом связана с древнейшей «производственной магией», с выраставшей из практической деятельности убежденностью в способности человеческого коллектива воздействовать на природу, овладевать ею посредством обрядового действа, сопровождаемого словом, песнью, танцем. Песня одухотворяла труд, вселяла в сердца людей глубокую веру в действенность обрядовой магии, в силу заклинаний. Именно владение ими и позволило впоследствии выделиться корпорации заклинателей, шаманов, этих, по существу, наидревнейших первобытных «поэтов», превратившихся затем, когда складывалась религиозная идеология, в жрецов, священнослужителей, в оракулов, провидцев.
Из трудовой песни-обряда выделялись различные виды обрядовых песен (сопровождавшие человеческую жизнь от колыбели до могилы, включая важнейшую сторону — воспроизводство самой жизни, любовное влечение, браки), складывались такие виды фольклора, как заклинания. Образец последних, к примеру, — древнеиндийская книга «Атхарваведа».
По мере того как первобытные племена Древнего Востока, овладевая природой, обретали наряду с совместной трудовой деятельностью и общий досуг, синкретическая обрядность, раз зародившаяся, становилась относительно самодовлеющей и заполняла этот досуг. В ней все более развивалось эстетическое начало: воспроизведение прекрасного и наслаждение им.
Древнейшие представления отражали первобытное восприятие многообразных явлений природы и ее потрясающей контрастности, а также все более усложнявшихся противоречий общественной жизни, что соответствовало наивно-диалектическому восприятию действительности. Этим представлениям свойственны, с одной стороны, пытливость и активность в борьбе с природы, а с другой — фантастический отлет мысли от действительности. Так рождалось мироощущение фетишизма и тотемизма (почитание животного прародителем племени), культа природы, представления о всеобщей одушевленности природы и всех ее предметов, вера в то, что каждому предмету свойствен некий внутренний воздействующий дух, именуемый этнографами (по тому, как он называется некоторыми первобытными племенами) «мана» или «оренда». Естественно, что все эти «духи» предметов и стихий делились на добрых и злых, хороших и дурных — в зависимости от их отношения к человеческому племени.
Так, небесная троица в древнеиранских «Гатах» («Авеста») окружена сонмом добрых духов (ахуры), которые являются по законам древнего мышления одновременно и деятелем, и самим действием. Они — духи стихий (земли, воды), они же воплощение их благотворного действия («благодетельная преданность», «здоровье»). Так, в гимне, посвященном Ардвисуре Анахите, она появляется то божеством воды и плодородия, а то отождествляется (не сравнивается, а именно отождествляется) непосредственно с водой и «стекает» с вершины на орошаемую землю; или просто рисуется как живая, прелестная женщина во плоти. Подобные переходы и перевоплощения происходят мгновенно. Особенно ярко описываются подобные перевоплощения в «Ведах».
Из культа природы рождались мифы, которые постепенно вырастали в стройные картины мира. Древневосточные литературы донесли до нас разнообразные системы мифов.
«Всякая мифология, — писал К. Маркс, — преодолевает, подчиняет и формирует силы природы в воображении и при помощи воображения». В центре мифа находится весьма высокая абстракция — божество. На божество переносятся многие из ранних представлений. Если они — тотемистического характера, то божество зооморфно, звероподобно, если на божество переносятся представления о природе, оно предстает в облике явлений природы: солнце, вода, ветер, земля, звезды п т. д.
