Автор неизвестен - Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро
Аой!
СXXХСпросил Роланд: «Чем так вы недовольны?»
А тот ответил: «Вы всему виною.
Быть смелым мало — быть разумным должно,
1725 И лучше меру знать, чем сумасбродить.
Французов погубила ваша гордость.
Мы королю уж не послужим больше.
Подай вы зов, поспел бы он на помощь
И не избегли б нехристи разгрома,
1730 Король Марсилий — плена или гроба.
Нам ваша дерзость жизни будет стоить,
Теперь вы Карлу больше не помощник.
Вовек он не найдет слуги такого.
Вы здесь умрете, Франции на горе,
1735 И наша дружба кончится сегодня:
До вечера мы дух испустим оба».
Аой!
Архиепископ спор услышал их,
Златые шпоры в скакуна вонзил,
Подъехал и с упреком говорит:
1740 «Роланд и Оливье, друзья мои,
Пусть вас господь от ссоры сохранит!
Никто уже не может нас спасти,
Но все‑таки должны вы затрубить.
Услышит Карл, неверным отомстит,
1745 Французы маврам не дадут уйти.
Сойдут они со скакунов своих,
Увидят нас, изрубленных в куски,
Оплачут нашу смерть от всей души,
Нас приторочат к мулам на вьюки
1750 И прах наш отвезут в монастыри,
Чтоб нас не съели свиньи или псы».
Роланд в ответ: «Умней не рассудить».
Аой!
Свой Олифан Роланд руками стиснул,
Поднес ко рту и затрубил с усильем.
1755 Высоки горы, звонок воздух чистый.
Протяжный звук разнесся миль на тридцать.
Французы слышат, слышит Карл Великий.
Он молвит: «Наши с маврами схватились».
Но уверяет Ганелон в противном:
1760 «Не будь то вы, я речь назвал бы лживой».
Аой!
В свой Олифан трубит Роланд с трудом.
Превозмогает он тоску и боль.
Стекает с губ его густая кровь,
С натуги лопнул у него висок.
1765 Разнесся зов на много миль кругом.
Услышали его в ущельях гор
И Карл, и все французы, и Немон.
«Я слышу Олифан, — сказал король. —
А раз Роланд трубит, там грянул бой».
1770 «Какой там бой! — ответил Ганелон. —
Вы — человек и старый и седой,
А, как ребенок, говорите вздор.
Все знают, что Роланд ваш — сумасброд.
Как только спесь ему прощает бог!
1775 Вас не спросясь, он взял когда‑то Нопль[108].
Сразились с ним арабы у ворот.
Он изрубил их всех до одного
И вымыть луг водой велел потом,
Чтоб не узнали вы о битве той.
1780 Теперь, наверно, зайца гонит он
Иль пэров потешает похвальбой.
Помериться с ним не дерзнет никто.
Вперед! Зачем задерживать бойцов?
До Франции идти им далеко».
Аой!
1785 Уста покрыты у Роланда кровью,
Висок с натуги непомерной лопнул.
Трубит он в Олифан с тоской и болью.
Карл и французы слушают в тревоге.
«Как долог зов!» — король Немону молвит.
1790 А тот в ответ: «Беда стряслась с бароном.
Я вам клянусь, дерутся там жестоко.
Изменник тот, кто задержать вас хочет.
Доспех наденьте, клич свой ратный бросьте,
Ведите нас племяннику на помощь.
1795 Вы слышали, как он о ней вас просит».
Король велел трубить во все рога.
Рать спешилась, в доспехи облеклась.
Все при кольчугах, шишаках, мечах,
Булатных копьях, расписных щитах.
1800 Значок копейный бел, иль желт, иль ал.
На скакунов опять садится рать.
Бароны шпорят, по ущельям мчат,
У каждого одно лишь на устах:
«Когда б в живых Роланда нам застать,
1805 Узнал бы враг, как мощен наш удар».
Увы, на помощь не поспеет Карл.
Садится солнце, но горит светло.
Блестит в лучах оружие бойцов,
Пылает и слепит глаза огонь —
1810 Так много там сверкает шишаков,
Цветных значков и расписных щитов.
Мчит император, ярым гневом полн,
Французы скачут в горести большой.
Скорбят они, сдержать не могут слез,
1815 Боятся, что унес Роланда бой.
Взять Ганелона приказал король.
Велел, чтобы стерег его Бегон,
Начальник всех придворных поваров:
«Глаз не спускай с него: изменник он.
1820 Арабам предан им племянник мой».
Отвел на кухню Ганелона тот.
До сотни поваров туда сошлось.
Рвет каждый графу бороду рукой,
Четырежды бьет кулаком в лицо,
1825 Злодея лупит палкой иль кнутом.
За шею был прикован Ганелон,
На цепь посажен, как медведь лесной,
На клячу взгроможден и сдан в обоз,
Где до суда так и везли его.
Аой!
1830 Высоки горы, мрачен склон и крут,
Ущельями потоки вниз бегут.
Со всех сторон несутся звуки труб:
Ответ французы Олифану шлют.
Мчит император, гневен и угрюм,
1835 От горя у баронов рвется грудь,
Ручьями слезы по лицу текут.
Все молятся всевышнему творцу,
Чтоб охранил Роланда он в бою,
Пока они на помощь не придут.
1840 Увы, молитвой не поможешь тут.
Им не поспеть на выручку к нему.
Аой!
В великом гневе мчится император,
Поверх кольчуги — борода седая[109].
Коней бароны шпорят, понукают,
1845 Рыдают от печали и досады,
Что рядом не сражаются с Роландом,
Который бой дает испанским маврам;
Конец его бойцам, коль графа ранят.
Увы, всего их шестьдесят осталось.
1850 Но мир не видел воинов, им равных.
Аой!
Взглянул на склоны мрачные Роланд.
Везде французы мертвые лежат.
По‑рыцарски их всех оплакал граф:
«Да упокоит бог, бароны, вас,
1855 Да впустит ваши души в светлый рай
И даст возлечь вам на святых цветах[110].
Мир доблестней вассалов не видал.
Служили вы мне долгие года,
Со мною покорили много стран.
1860 Вас вырастил, себе на горе, Карл.
Французский край, прекрасная страна,
Ты тяжкую утрату понесла!
Бароны, ваша смерть — моя вина:
Ведь я не уберег вас и не спас.
1865 Пускай господь за муки вам воздаст.
Брат Оливье, я с вами — до конца:
Коль не убьют, умру с тоски по вам.
Мой побратим, нам снова в бой пора».
Опять Роланд по полю боя мчит,
1870 Как истинный вассал, мечом разит:
Фальдрона из Пюи перерубил —
И двадцать с лишним нехристей убил,
Никто еще так яростно не мстил.
Быстрее, чем олень от псов бежит,
1875 Арабы рассыпаются пред ним.
«Вот истинный барон! — Турпен кричит. —
Быть рыцарю и следует таким.
Кто взял оружье и в седле сидит,
1880 Тот должен быть и смел, и полон сил.
Тот и гроша не стоит, кто труслив.
Пускай себе идет в монастыри,
Замаливает там грехи других».
Роланд в ответ: «Вперед! Смелей руби!»
Вновь мавров бить французы принялись,
1885 Но падает немало их самих.
Кого в бою не плен, а гибель ждет,
Тот даром жизнь свою не отдает.
Французы бьются яростнее львов.
Вот мчит Марсилий, как лихой барон.
1890 Под ним скакун по имени Ганьон[111],
Он на Бевона[112] устремил его.
Бевон держал, как лен, Дижон и Бон[113].
Мавр щит и бронь пробил ему копьем,
Француза вышиб из седла легко.
1895 Убиты им Иворий и Ивон[114],
Жерар из Руссильона им пронзен.
По счастью, был Роланд недалеко.
Он молвил: «Да сразит тебя господь!
Ты, сарацин, убил моих бойцов,
1900 Но без расплаты с поля не уйдешь.
Знакомство ты сведешь с моим мечом».
Ударил граф, как истинный барон, —
Простился с кистью правою король.
На Журфалея грянул граф потом,
1905 Марсилиеву сыну череп снес.
Взывают мавры: «Магомет, наш бог,
Отмсти же Карлу за твоих сынов!
Злодеев сущих здесь оставил он —
Умрут, но не отступят ни за что».
1910 Вопит вся рать: «Бежим отсюда прочь!»
Ушло арабов с поля тысяч сто,
Как ни зови, назад их не вернешь.
Аой!
Король бежал, но мало пользы в этом:
Здесь альгалиф, Марсильев дядя‑нехристь.
1915 Гармалью, Карфаген, Альфрер[115] он держит,
Проклятой Эфиопией владеет.
Ведет он племя черное в сражень —
Широконосых, большеухих негров.
Их будет там полсотни тысяч целых.
1920 На бой они летят в великом гневе,
Бросают клич язычников победный.
Воскликнул граф Роланд: «Бароны, верьте,
Здесь мученический конец мы встретим.
Трус — тот, кто жизнь уступит за бесценок.
1925 В бой, рыцари! Мечом разите метко,
Не на живот, а на смерть с мавром бейтесь,
Чтоб милой Франции не обесчестить.
Сеньер наш Карл придет на это место —
Увидит, что побита тьма неверных,
1930 А наших трупов раз в пятнадцать меньше,
Благословит за это нас посмертно».
Аой!
Граф на безбожных негров посмотрел
И видит, что они чернил черней.
Лишь цвет зубов у басурманов бел.
1935 Роланд сказал: «Бароны, верьте мне,
Мы все до одного поляжем здесь.
Французы, бейте нехристей смелей».
«Трус, кто отстанет!» — молвил Оливье
И ринулся врагам наперерез.
1940 Арабы видят, что французов — горсть,
Твердят друг другу в радости большой:
«Не прав пред нашим богом их король».
Мчит альгалифа в битву рыжий конь,
Златою шпорой колет мавр его.
1945 Он в спину Оливье разит копьем.
Кольчугу графа взрезало оно,
Навылет через грудь его прошло.
Смеется альгалиф: «Удар хорош!
Напрасно Карл оставил вас меж гор:
1950 Он этим лишь нанес себе урон.
Тебя убив, я отомстил за все».
Увидел Оливье — подходит смерть.
Сжал он свой вороненый Альтеклер,
Ударил мавра им по голове.
1955 Шлем драгоценный лопнул на враге,
До челюстей рассек араба меч.
Граф альгалифа на землю поверг
И молвил: «Будь ты проклят, подлый лжец!
Что Карл разбит — не скажешь ты вовек
1960 И перед дамой иль женой своей
Не станешь хвастать у себя в стране,
Что повредить нам хоть на грош сумел —
Мне иль другим, кто бился с вами здесь».
И Оливье позвал: «Роланд, ко мне!»
Аой!
1965 Увидел Оливье, что смерть пришла,
Спешит неверным отомстить сполна.
В ряды арабов он коня вогнал,
Щиты и копья рубит пополам,
Пронзает руки, груди и бока.
1970 Взглянуть бы вам, как крошит он врага,
Как валит мертвеца на мертвеца,
Сказали б вы: «Отважней нет бойца!»
Граф громко возглашает: «Монжуа!» —
Тот клич, с которым в битву мчится Карл.
1975 Зовет Роланда он: «Ко мне, собрат!
Побудьте подле друга в смертный час.
Расстаться суждено сегодня нам».
Аой!
Роланд бросает взгляд на побратима.
Тот бледен и уже синеет ликом.
1980 Из ран на теле кровь ручьем струится,
Всю мураву вокруг она смочила.
Граф молвит: «Как помочь, о вседержитель?
Собрат, отвага ваша вас сгубила.
Таких, как вы, не будет больше в мире.
1985 Ах, край французский, милая отчизна,
Тебя утрата горькая постигнет.
Потерпит наш король ущерб великий».
И чувств от горя граф в седле лишился.
Аой!
Когда бы вам их видеть привелось!
1990 Один — чуть жив, лишился чувств — другой.
Граф Оливье ослаб, теряет кровь.
Так стало у него в глазах темно,
Что он узнать не может никого.
К нему подъехал побратим его,
1995 А он по голове Роланда бьет,
Шлем золотой рассек на нем мечом,
Но сталь, по счастью, не задела лоб.
Роланда вмиг удар в себя привел,
Спросил у побратима кротко он:
2000 «Намеренно ль вы подняли клинок?
Ведь я Роланд, что к вам любовью полн.
За что же вы мне платите враждой?»
А тот в ответ: «Не видит вас мой взор,
Хоть я и слышу звуки ваших слов.
2005 Прошу простить, коль рану вам нанес».
Роланд к нему: «Я цел, свидетель бог,
И вас простить я перед ним готов».
Они друг другу отдали поклон,
Любовно распростились пред концом.
2010 Увидел Оливье, что смерть подходит.
Запали у него глаза глубоко,
Слух отказал ему и зренье тоже.
Сошел со скакуна и наземь лег он,
В грехах, свершенных им, признался богу.
2015 Вот руки он сложил и к небу поднял,
Впустить его в ворота рая просит,
За милый край родной, за Карла молит
И за Роланда, друга дорогого.
Остановилось сердце в нем, он дрогнул
2020 И на траве во весь свой рост простерся.
Скончался граф и богу душу отдал.
Его собрат над ним рыдает горько.
Еще никто так не терзался скорбью.
Увидел граф Роланд, что друг убит,
2025 Что головой к востоку он лежит,
Стал сокрушаться горестно над ним:
«Ты храбростью своей себя сгубил.
Ты был мне братом много лет и зим,
Друг другу не чинили мы обид.
2030 Коль дух ты испустил — и мне не жить».
Так граф промолвил и без чувств поник
На скакуне, чье имя Вельянтиф.
Но в стремена он ноги пропустил
И потому с коня не рухнул вниз.
Аой!
2035 Едва Роланд в сознание пришел,
Оправился и сил набрался вновь,
Как он увидел, что проигран бой:
Все войско христиан костьми легло,
Жив лишь Турпен и с ним Готье де л'Он.
2040 Готье сошел к своим в долину с гор.
Он пораженье нехристям нанес,
Но потерял и всех своих бойцов.
Вернуться одному ему пришлось.
Зовет Роланда на подмогу он:
2045 «О, где ты, граф, отважный мой сеньер?
С тобою не боюсь я никого.
Я — тот, кем Маэльгю был покорен,
Готье, чьим дядей был седой Дроон[116].
По доблести я — сотоварищ твой.
2050 Пробит мой щит, изломано копье,
Изрублена в куски мечами бронь,
И тело пронзено мое насквозь,
Но я арабам отплатил с лихвой».
Услышал граф — Готье зовет его,
2055 Дал шпоры, поспешил Готье помочь.
Вскипел Роланд от гнева и тоски,
В ряды врубился, стал врага косить,
Поверг на землю двадцать сарацин,
Шесть их — Готье и пять — Турпен убил.
2060 Все войско нечестивое вопит:
«Друзья, уйти злодеям не дадим!
Позор тому, кто убоится их,
Бесчестие тому, кто их щадит!»
Со всех сторон несутся гам и крик,
2065 Кольцом обстали рыцарей враги.
Аой!
Отважен и бесстрашен граф Роланд,
Готье де л'Он — боец ему под стать,
Архиепископ — опытен и храбр.
Прикрыть в бою собрата каждый рад.
2070 Втроем они врубились в строй врага.
Сошла арабов тысяча с седла,
А сорок тысяч на конях сидят:
Боятся, видно, бой французам дать
И не подходят на длину меча,
2075 Лишь копья мечут в них издалека.
Готье убили с первого броска,
Затем был ранен в голову прелат.
Проломлен щит его, пробит шишак,
Рассечена броня и пронзена,
2080 Четыре пики разом в ней торчат.
Убили под Турпеном скакуна.
Увы, архиепископ наземь пал!
Аой!
Турпен увидел — тяжко ранен он:
Четыре пики вонзены в него,
2085 Но тут же встал, как истинный барон,
Взглянул вокруг, к Роланду подошел
И молвил: «Я еще не побежден.
Живым не сдастся в плен вассал честной».
Взял он Альмас, меч вороненый свой,
2090 И тысячу ударов им нанес.
Воочью видел после наш король —
Четыреста арабов там легло:
Кто тяжко ранен, кто пронзен насквозь,
А кто и распростился с головой.
2095 Так молвит жеста, пишет муж святой,
Барон Эгидий, зревший этот бой.
Хранится в Лане летопись его[117],
И лишь невежда не слыхал о том.
Безжалостно Роланд разит врага,
2100 Но он в поту, в жару и жив едва.
От боли у него темно в глазах:
Трубя, виски с натуги он порвал.
Он хочет знать, вернется ль Карл назад,
Трубит из сил последних в Олифан.
2105 Король услышал, скакуна сдержал
И говорит: «В горах беда стряслась.
Племянник мой покинет нынче нас.
Трубит он слабо, — значит, смерть пришла.
Коней пришпорьте, чтоб не опоздать.
2110 Пусть затрубят все наши трубы враз».
Труб у французов тысяч шестьдесят,
Им вторит дол, и отзвук шлет гора.
Смолкает смех у мавров на устах.
«Подходит Карл!» — язычники вопят.
Аой!
2115 Язычники вопят: «Король подходит!
Иль не слыхать вам труб французских голос?
Беда нам будет, если Карл вернется.
Покуда жив Роланд, войну не кончить,
Он всех нас из Испании прогонит».
2120 И вот на графа мчатся в шлемах добрых
Четыре сотни сарацин отборных.
Их натиск рьян, удары их жестоки.
Роланда ждет нелегкая работа.
Аой!
Увидел граф, что враг к нему спешит,
2125 Стал снова лют, опять набрался сил.
Не сдастся он — не взять его живым.
На Вельянтифе резвом граф сидит,
Коня златою шпорой горячит.
Врывается он в гущу сарацин,
2130 Турпен‑архиепископ рядом с ним.
Кричат они друг другу: «Бей, руби!
Уже слыхать французский рог вдали.
Подходит Карл, наш мощный властелин».
Не жаловал и не терпел Роланд
2135 Ни труса, ни лжеца, ни гордеца,
Ни рыцаря, коль он плохой вассал.
«Сеньер, — отцу Турпену молвил граф, —
Хоть пеши вы, а я не сбит с седла,
Мы с вами вместе будем до конца,
2140 Разделим скорбь и радость пополам.
Я ни на что не променяю вас.
Запомнят сарацины навсегда,
Как бьет Альмас и рубит Дюрандаль!»
Турпен в ответ: «Тому, кто дрогнул, — срам!
2145 Вернется Карл и отомстит за нас».
Вопят враги: «Будь проклят этот день!
На горе нам мы родились на свет.
Лишились мы сеньеров наших здесь.
Могучий Карл сюда спешит уже.
2150 Рев труб французских слышен вдалеке.
Клич «Монжуа!» летит ему вослед.
В бесстрашии Роланду равных нет,
С ним ни один не сладит человек.
Метай в него копье — и прочь скорей!»
2155 Град пик и дротов в графа полетел.
Пустили мавры рой пернатых стрел.
Щит рыцаря пронизан ими весь.
Пробит и рассечен на нем доспех.
Хоть сам Роланд ни разу не задет,
2160 Но Вельянтиф поранен в тридцать мест,
На землю он упал и околел.
Язычники бегут что силы есть.
Остался граф Роланд один и пеш.
Аой!
Полны арабы гнева и стыда.
2165 Бегут они в Испанию назад,
Не может их преследовать Роланд:
Конь Вельянтиф под ним в сраженье пал.
Отныне пешим должен биться граф.
Турпену помощь он спешит подать!
2170 Шлем золотой он развязал сперва,
Затем кольчугу расстегнул и снял,
Разрезал на куски его кафтан
И раны накрепко перевязал.
Потом к своей груди его прижал,
2175 Отнес туда, где гуще мурава,
Стал перед ним смиренно речь держать.
«Сеньер, дозвольте мне покинуть вас.
Собратья наши мертвыми лежат,
Но бросить их не к чести было б нам.
2180 Пойду я мертвых по полю искать.
У ваших ног на луг сложу их в ряд».
Турпен в ответ: «Несите их сюда.
Господь велик, оставил поле враг!»
Роланд обходит груды мертвецов.
2185 Осматривает дол и горный склон.
Отысканы им Беранже, Атон,
Затем Жерен, Жерье, собрат его,
Спесивец Ансеис и дук Самсон,
Жерар из Руссильона, пэр седой.
2190 Унес он их останки чередом,
К Турпену с ними возвратился вновь,
У ног его сложил тела бойцов.
Не мог сдержать архиепископ слез,
Благословил соратников рукой
2195 И молвил: «Вас сгубил злосчастный бой.
Да упокоит ваши души бог
В раю небесном меж святых цветов.
И я умру — уже недолог срок.
Мне Карла увидать не суждено».
2200 Вновь по полю Роланд побрел один,
Увидел: побратим его лежит.
Он поднял Оливье, прижал к груди,
Отнес к Турпену, наземь опустил.
С другими рядом положил на щит.
2205 Прелат крестом всех пэров осенил.
А граф Роланд еще сильней скорбит.
Он молвит: «Оливье, мой побратим,
Тебя маркграф Ренье на свет родил,
Был он долин Рунерских[118] властелин.
2210 Щит расколоть, копье переломить,
Спесивцу дать урок и страх внушить,
Наставить тех, кто честен и не лжив,
Злодея покарать и поразить
Не мог никто на свете так, как ты».
2215 Увидел граф, что пэров больше нет,
Что умер друг любимый Оливье,
Скорбит и льет он слезы из очей,
Весь побледнел, меняется в лице.
Потом от скорби ослабел вконец,
2220 Без памяти простерся на земле.
«Беда! Умрет барон», — сказал Турпен.
Турпен увидел — чувств лишился граф.
Ни разу так прелат не горевал.
Рукою он нащупал Олифан.
2225 Со склона ключ сбегает в Ронсеваль.
Решил Турпен напиться графу дать.
Встает он, чтоб добраться до ключа.
Но стоит каждый шаг ему труда:
Немало крови потерял прелат.
2230 Шатаясь, он прошел один арпан[119],
Сознание утратил и упал,
В мучениях предсмертных ждет конца.
Меж тем Роланд пришел в сознанье вновь,
Встал на ноги, но скорбь томит его.
2235 На горы и на дол он бросил взор.
Спят на траве все пэры вечным сном,
А подле них лежит Турпен‑барон,
Архиепископ и слуга Христов.
Покаялся в грехах свершенных он
2240 И обе руки к небесам простер,
Моля, чтоб в рай впустил его господь…
Почил Турпен[120], кого любил король.
Служил он Карлу словом и мечом,
Разить неверных был всегда готов.
2245 Да ниспошлет ему прощенье бог!
Аой!
Увидел граф — Турпен повержен наземь,
Из тела внутренности выпадают,
Сочится мозг, течет на лоб из раны,
А на груди, промеж ключиц прелата,
2250 Белеют руки, сложены крест‑накрест.
Блюдя родной обычай, граф восплакал:
«О рыцарь славный и рожденьем знатный,
Да смилуется царь небес над вами.
Вам со времен апостолов нет равных
2255 В служенье нашей вере христианской,
В умении заблудшего наставить.
Пусть вашу душу бог от мук избавит,
Пред нею распахнет ворота рая».
Почуял граф, что смерть его близка,
2260 Что мозг ушами начал вытекать.
За пэров молит бога он сперва,
А после, Гавриила за себя.
Чтоб не покрыл его посмертно срам,
Схватил он Олифан и Дюрандаль
2265 И углубился в землю басурман
Намного дальше, чем летит стрела.
Два дерева там вниз глядят с холма,
Четыре глыбы мраморных лежат.
Граф на траву, недвижимый, упал,
2270 Лишился чувств, встречает смертный час.
Хребет высок, и высоки деревья.
Четыре глыбы мраморные блещут.
Граф на траве простерся без движенья.
Давно следит за ним один неверный.
2275 Прикинулся он мертвым, лег на землю,
Испачкал кровью и лицо и тело.
К Роланду он кидается поспешно.
Смел этот нехристь и могуч сложеньем,
Объят смертельной злобою и спесью.
2280 Он молвит, тронув графские доспехи:
«Племянник Карла побежден в сраженье.
Сей меч со мной в Аравию уедет».
Роланд открыл глаза при этой речи.
Почуял граф, что нет при нем меча,
2285 Открыл глаза, арабу так сказал:
«Сдается мне, что родом ты не наш».
Взял он свой неразлучный Олифан,
Ударил мавра в золотой шишак,
Пробил и шлем и голову врага,
2290 На землю вышиб из орбит глаза,
Труп нехристя свалил к своим ногам
И молвил: «Ты рехнулся, подлый мавр!
Тебе ли руку на Роланда класть?
У всех ты прослывешь за дурака.
2295 Жаль, расколол свой рог я об тебя,
С него отбил все злато и хрусталь».
Почуял граф, что смерть его настигла,
Встал на ноги, собрал остаток силы,
Идет, хотя в лице и ни кровинки.
2300 Пред темной глыбой он остановился,
По ней ударил десять раз сердито.
О камень меч звенит, но не щербится.
Граф молвит: «Богоматерь, помоги мне,
Пора нам, Дюрандаль, с тобой проститься.
2305 Мне больше ты уже не пригодишься.
С тобой мы многих недругов побили,
С тобой большие земли покорили.
Там Карл седобородый правит ныне.
Владеть тобой не должен враг трусливый:
2310 Носил тебя вассал неустрашимый,
Такого край наш больше не увидит».
Бьет граф теперь мечом по глыбе красной.
Сталь не щербится — лишь звенит о камень.
Он видит, что с клинком ему не сладить,
2315 И начинает тихо сокрушаться:
«Мой светлый Дюрандаль, мой меч булатный,
Как ты на солнце блещешь и сверкаешь!
Ты в Морианском доле дан был Карлу —
Тебя вручил ему господний ангел,
2320 Чтоб ты достался лучшему вассалу,
И Карл меня тобою препоясал.
С тобой я покорил Анжу с Бретанью,
С тобою Мэн и Пуату я занял;
С тобой громил я вольный край нормандский;
2325 С тобой смирил Прованс, и Аквитанью,
И всю Романью, и страну ломбардцев;
С тобою бил фламандцев и баварцев;
С тобой ходил к полякам и болгарам;
С тобой Царьград принудил Карлу сдаться;
2330 С тобой привел к повиновенью саксов,
Ирландцев, и валлийцев, и шотландцев,
И данниками Карла сделал англов[121];
С тобою вместе покорил все страны,
Где ныне Карл седобородый правит.
2335 С тобой расстаться больно мне и жалко[122].
Умру, но не отдам тебя арабам.
Спаси нас, боже, от такого срама!»
Бьет граф Роланд теперь по глыбе серой.
Немало от нее кусков отсек он;
2340 Сталь не щербится — лишь звенит, как прежде,
Меч, невредим, отскакивает кверху.
Граф видит — все усилья бесполезны
И тихо восклицает в сокрушенье:
«О Дюрандаль булатный, меч мой светлый,
2345 В чью рукоять святыни встарь я вделал:
В ней кровь Василья, зуб Петра нетленный,
Власы Дениса, божья человека,
Обрывок риз Марии‑приснодевы.
Да не послужит сталь твоя неверным.
2350 Пусть лишь христианин тобой владеет,
Пусть трус тебя вовеки не наденет!
С тобой я покорил большие земли.
Наш Карл пышнобородый — их владетель.
Он ими правит с пользою и честью».
2355 Почуял граф — приходит смерть ему.
Холодный пот струится по челу.
Идет он под тенистую сосну,
Ложится на зеленую траву,
Свой меч и рог кладет себе на грудь.
2360 К Испании лицо он повернул,
Чтоб было видно Карлу‑королю,
Когда он с войском снова будет тут,
Что граф погиб, но победил в бою.
В грехах Роланд покаялся творцу,
2365 Ему в залог перчатку протянул.
Аой!
Почуял граф, что кончен век его.
К Испании он обратил лицо,
Ударил в грудь себя одной рукой:
«Да ниспошлет прощение мне бог,
2370 Мне, кто грешил и в малом и в большом
Со дня, когда я был на свет рожден,
По этот, для меня последний, бой».
Граф правую перчатку ввысь вознес[123],
Шлет ангелов за ним с небес господь.
Аой!
2375 Граф под сосною на холме лежит.
К Испании лицо он обратил,
Стал вспоминать о подвигах своих,
О землях, что когда‑то покорил,
О милой Франции и о родных,
2380 О Карле, ибо тот его вскормил.
Он плачет — слезы удержать нет сил,
Но помнит о спасении души,
Вновь просит отпустить ему грехи:
«Царю небес, от века чуждый лжи,
2385 Кто Лазаря из мертвых воскресил[124],
Кем был от львов избавлен Даниил[125],
Помилуй мою душу и спаси,
Прости мне прегрешения мои».
Он правую перчатку поднял ввысь.
2390 Приял ее архангел Гавриил.
Граф головою на плечо поник
И, руки на груди сложив, почил.
К нему слетели с неба херувим,
И на водах спаситель Михаил,
2395 И Гавриил‑архангел в помощь им.
В рай душу графа понесли они.
Роланд скончался, он в раю теперь.
Карл в Ронсеваль вернулся наконец.
Там ни тропинки, ни местечка нет,
2400 Где б не лежал убитый на земле
Французский иль языческий боец.
«Где ты, племянник? — молвит Карл в тоске. —
Где вы, архиепископ, Оливье,
Жерен и побратим его Жерье?
2405 Где вы, Атон и смелый Беранже,
Иворий и Ивон, что милы мне?
Где ты, гасконский рыцарь Анжелье?
Где дук Самсон и Ансеис‑гордец?
Старик Жерар из Руссильона где?[126]
2410 Где пэры, коих я оставил здесь?»
Увы! Ни звука королю в ответ.
Карл восклицает: «Всеблагой творец,
Зачем я не был с ними в этот день!»
Рвет бороду, сдержать не может гнев.
2415 Рыдает он, и с ним бароны все.
Без чувств там двадцать тысяч человек.
Седой Немон скорбит всего сильней.
Нет рыцаря и нет барона там,
Чтоб в грудь себя не бил и не рыдал.
2420 Горюют все о братьях и сынах,
О родичах, сеньерах и друзьях.
Без чувств от горя многие лежат.
Один Немон переборол печаль
И говорит, как истинный вассал:
2425 «Вон там, в двух лье, не более, от нас,
Дорогу тучей пыль заволокла.
То восвояси нехристи спешат.
Вдогон поскачем, отомстим врагам».
Король в ответ: «Злодеи быстро мчат.
2430 Создатель, помоги их покарать.
Цвет Франции погиб — то их вина».
Отона с Жебоэном он призвал,
Милона и Тибо им в помощь дал:
«Останьтесь дол и горы охранять
2435 И тех, кто здесь сподобился конца,
Чтоб их ни лев, ни волк не растерзал,
Чтоб мертвецов никто не обобрал,
Чтоб не коснулась их ничья рука,
Пока не возвратимся мы назад».
2440 Ответили бароны на приказ:
«Исполним все, сеньер и государь».
Им тысячу бойцов оставил Карл.
Аой!
Карл приказал полкам трубить поход.
В погоню он свои войска повел.
2445 Арабы убегают от него,
Торопятся французы им вдогон.
Но видит Карл — темнеет небосвод.
На луг зеленый он с коня сошел,
Пал на траву лицом, мольбу вознес,
2450 Чтоб солнце в небе задержал господь,
День удлинил и отодвинул ночь.
И вот услышал ангела король —
Тот ангел говорил с ним не впервой:
«Скачи, король, — продлится свет дневной.
2455 Цвет Франции погиб — то видит бог.
Злодеям ныне ты воздашь за все».
Карл ободрился, вновь вскочил в седло.
Аой!
Бог ради Карла чудо совершил
И солнце в небесах остановил[127].
2460 Французы гонят вражие полки.
Карл в Вальтенебре[128] нехристей настиг
И к Сарагосе сарацин теснит.
Его бароны бьют и рубят их,
Им отрезают к бегству все пути.
2465 Арабы видят: Эбро[129] впереди.
Быстрей и глубже не найти реки,
И нет на ней ни судна, ни ладьи.
Воззвали к Тервагану беглецы,
Попрыгали в поток, но не спаслись:
2470 Доспехи увлекли на дно одних —
Те утонули раньше остальных;
Других сперва снесло теченьем вниз;
Кто разом захлебнулся — тот счастлив.
Простились с жизнью в муках все враги.
2475 Скорбят французы: «Граф Роланд погиб!»
Аой!
Увидел Карл, что истребил врага:
Кто от воды погиб, кто от меча.
Несметная добыча им взята.
Сошел король прославленный с седла,
2480 На землю пал и восхвалил творца.
Когда он встал, уже погас закат.
Карл молвил: «Здесь мы сделаем привал.
Вернуться в Ронсеваль мешает мрак.
Да и коням не худо отдых дать.
2485 Их разнуздать и расседлать пора.
Пускай всю ночь пасутся на лугах».
Французы говорят: «Король наш прав».
Аой!
Остановился наш король на отдых.
Разбили стан французы в чистом поле,
2490 Со скакунов усталых сняли седла,
Уздечки золотые сняли тоже —
Пускай идут пастись на луг зеленый,
Коль не нашлось для них иного корма.
Уснули прямо на земле бароны,
2495 Забыли даже выставить дозорных.
Вот на лугу лег император спать.
Его копье большое — в головах.
В доспехах он остался до утра.
Броня на нем, блестяща и бела,
2500 Сверкает золотой его шишак,
Меч Жуайёз[130] свисает вдоль бедра, —
Он за день цвет меняет тридцать раз.
Кто не слыхал про острие копья,
Пронзившее распятого Христа?
2505 Теперь тем острием владеет Карл.
Его он вправил в рукоять меча.
В честь столь большой святыни свой булат
Он Жуайёзом — «Радостным» — назвал[131].
Тот меч французам памятен всегда:
2510 Недаром клич их бранный — «Монжуа!»[132],
Недаром их никто не побеждал.
Сияет месяц, и прозрачна ночь.
Горюет о племяннике король,
И графа Оливье жалеет он,
2515 И пэров, и других своих бойцов,
Чьи трупы полнят ронсевальский дол.
Рыдает он, сдержать не может слез,
И молится, чтоб их простил господь.
Но утомил тяжелый день его.
2520 Он обессилел и впадает в сон.
Лежат французы на поле пластом.
Свалились даже скакуны их с ног:
Траву жуют, а встать не могут вновь.
Да, тот учен, кто выучен бедой!
2525 Уснул король — смертельно он устал.
Но Гавриила бог к нему послал,
Чтоб тот его оберегал от зла.
Архангел встал у Карла в головах
И в вещем сне явил его очам
2530 Бой, что должны французы будут дать,
А это — грозный и тревожный знак.
Взор император поднял к небесам:
Лютуют там морозы, ветры, град,
Свирепствуют там бури и гроза.
2535 Там молнии огнем слепят глаза
И прыщут на французские войска.
Сжигает пламя древки пик дотла,
Шипы златые плавит на щитах,
Копье ломает у бойца в руках,
2540 Коробит сталь брони и шишака.
С французами стряслась к тому ж беда:
Кидаются на них медведь и барс,
Шлет змей, драконов, василисков ад,
И тридцать тысяч хищных грифов мчат —
2545 Хотят баронов Карла растерзать.
Карл слышит крик: «На помощь, государь!»
Скорбит король: ему вассалов жаль.
На выручку он силится бежать,
Но видит пред собой большого льва.
2550 Из леса зверь выходит, зол и яр,
На короля бросается, рыча.
С чудовищем вступает в битву Карл.
Не знает он, чем кончится борьба,
Но крепко спит, открыть не может глаз[133].
2555 Карл новый сон узрел за первым вслед.
Он в Ахене своем, пред ним медведь:
На цепь двойную им посажен зверь,
А тридцать подбегают от Арденн
И говорят на языке людей:
2560 «Снимите, государь, с медведя цепь.
Не по закону взят он вами в плен.
Мы родича не отдадим на смерть».
Но из дворца проворный пес приспел,
Схватился с самым сильным из зверей
2565 И покатился с ним по мураве.
Жестокий бой меж ними закипел,
Но Карл не знает, кто одержит верх.
Все это ангел дал ему узреть,
Но спит король — проснуться мочи нет[134].
2570 Марсилий возвратился в Сарагосу.
В тени оливы с лошади сошел он,
Свой меч, шишак и панцирь слугам отдал,
Обезображен, на траве простерся.
Лишился правой он руки по локоть,
2575 Лежит без чувств, теряет крови много.
Вопит его супруга Брамимонда,
Над ним рыдает и от скорби стонет.
Вопят с ней двадцать тысяч царедворцев,
Клянут владыку Франции жестоко.
2580 Стоял там Аполлен, их идол, в гроте.
Они к нему бегут, его поносят:
«За что ты, злобный бог, нас опозорил
И короля на поруганье бросил?
Ты верных слуг вознаграждаешь плохо».
2585 Они сорвали с идола корону,
Потом его подвесили к колонне,
Потом свалили и топтали долго,
Пока он не распался на кусочки.
Карбункул с Тервагана ими сорван,
2590 А Магомет повален в ров глубокий.
Его там псы грызут и свиньи гложут.
Король Марсилий вновь пришел в сознанье.
Снести себя велит он слугам в спальню,
Где свод и стены роспись украшает.
2595 Его супруга Брамимонда плачет,
Рвет волосы, зовет себя несчастной,
В отчаянии громко восклицает:
«О Сарагоса, стольный град арабов,
Твой славный властелин тобой утрачен!
2600 Изменники и трусы боги наши:
Покинут ими он на поле брани.
Спасти нас лишь эмир[135] отныне властен.
Позор ему, коль он за нас не встанет,
Не сломит этих христиан бесстрашных.
2605 Пышнобородый Карл, их император,
Всегда был сумасброден и отважен:
От битвы сроду он не уклонялся.
Жаль, что убить его — не в силах наших».
Великий император и король[136]
2610 Семь долгих лет в Испании провел,
В ней взял все города, все замки снес,
Марсилия поверг в испуг большой.
Войны еще не минул первый год,
Как в Вавилон[137] Марсилий шлет послов.
2615 Там был эмиром Балиган седой.
Вергилия с Гомером старше он[138].
Писал король, чтоб спас эмир его,
А если тот на помощь не придет,
Он отречется от своих богов,
2620 И перейдет в святой Христов закон,
И с Карлом дело кончит мировой.
Войска эмир собрать не сразу смог, —
Ведь сорок стран он держит под рукой.
Он долго снаряжал могучий флот —
2625 Галер и барж огромное число.
Александрия[139] — порт его морской.
Там выждал он прибытья всех судов.
Лишь в мае, первой летнею порой,
Он отплыл во главе своих полков.
2630 Языческие полчища несметны.
Гребут они, по ветру парус держат.
На мачтах и на самых верхних реях
Карбункулы и фонари алеют[140],
Залито море их слепящим светом,
2635 И в полночь вид его великолепен.
Вот впереди встает испанский берег.
От судовых огней он весь зарделся.
К Марсилию о том пришло известье.
Аой!
Флот Балигана не встает на отдых,
2640Из моря входит разом в пресноводье,
Минует и Марбризу и Марброзу[141],
По Эбро вверх плывет без остановки.
Карбункулам и фонарям нет счета.
Озарена слепящим светом полночь.
2645 К утру суда достигли Сарагосы.
Аой!
Сияет день, и солнце взор слепит.
На берег сходит Балиган с ладьи.
Направо от него — Эспанели.
Семнадцать королей идут за ним,
2650 А герцогов и графов счесть нет сил.
Под лавром, на густой траве, в тени
Ковер парчовый, цветом бел, лежит.
Слоновой кости трон на нем стоит.
Воссел на трон языческий эмир.
2655 Вкруг трона встать велит он остальным.
Все слушают, а он им говорит:
«Вот что скажу я, ленники мои!
Отныне Карл, французов властелин,
Куска не съест, коль мы не разрешим.
2660 Испанию войной он разорил.
Во Францию ему приду я мстить.
Не дам ему вздохнуть, покуда жив.
Коль не захочет сдаться, он погиб».
И снял перчатку с правой он руки.
2665 Эмир сказал — и слово сдержит он:
За все блага, что создал в мире бог,
На Ахен не отменит он поход.
Соратники одобрили его.
К себе двоих баронов он зовет:
2670 Один был Кларифан, Кларьен[142] — другой.
«На свет родил вас Мальтрайен‑король.
Он встарь бывал не раз моим послом.
Скачите в Сарагосу во всю мочь,
Марсилию скажите: прибыл флот,
2675 С французами схватиться я готов,
Коль с ними встречусь, будет бой жесток.
Я дам мою перчатку вам с собой,
Ему наденьте на руку ее[143],
Вручите жезл вот этот золотой.
2680 Пусть утвердиться он в правах придет,
И на французов гряну я войной.
Коль Карл передо мною не падет,
Коль не отринет он Христов закон,
Корону я с него сшибу мечом».
2685 Арабы молвят: «Мудр у нас сеньер».
«Бароны, в путь! — воскликнул Балиган. —
Жезл и перчатку я вручаю вам»[144].
Послы в ответ: «Мы едем, государь».
Они поспешно в Сарагосу мчат,
2690 Минуют десять врат и три моста,
По улицам летят меж горожан,
Но в верхний город въехали едва,
Как слышат стон и вопли у дворца.
Там собралась язы
