Анна Рэдклифф - Роман в лесу
— Я давно боялась этого, сэр, — сказала Аделина напряженно покойным голосом. — Вы должны сказать что-то еще более ужасное, и я вновь прошу вас объясниться.
Он должен ждать от маркиза де Монталя всего, чего угодно, — сказал Луи. — Увы, зачем я говорю — ждать? Приговор уже произнесен — он должен умереть.
Смертельная бледность разлилась по лицу Аделины, когда она услышала это подтверждение своих страхов; словно окаменев, она пыталась вдохнуть и не могла — казалось, она задыхается. Испуганный ее состоянием и боясь, что она вот-вот потеряет сознание, Луи хотел поддержать ее, но она знаком его отстранила, однако не могла выговорить ни слова. Тогда он позвал на помощь, и Ла Люк и Клара вместе с мсье Вернеем, поняв, что Аделине дурно, бросились к ней.
Услышав их голоса, она подняла глаза и как будто пришла в себя, но тут же, тяжело переведя дыхание, разрыдалась. Ла Люк обрадовался ее слезам, сказал даже: «Поплачьте, Аделина»; слезы и в самом деле принесли ей некоторое облегчение, и она, как только смогла заговорить, сказала, что хочет перейти в гостиную Ла Люка. Луи проводил ее туда; как только ей стало лучше, он откланялся, но Ла Люк попросил его остаться.
— Вы, вероятно, родственник юной леди, — сказал он, — и привезли новости об отце ее.
— Не совсем так, сэр, — ответил Луи запнувшись.
— Этот джентльмен, — сказала Аделина, собравшись наконец с мыслями, — сын мсье Ла Мотта, о котором я вам говорила.
Казалось, Луи было неприятно, что его представили, как сына человека, который вел себя столь недостойно по отношению к Аделине; она тотчас почувствовала, что причинила ему боль, и постаралась смягчить ее, добавив, что Ла Мотт спас ее от неминуемой опасности и в течение нескольких месяцев предоставлял ей кров. Аделина всей душой жаждала узнать подробности о положении Теодора, но не могла набраться мужества, чтобы вернуться к этой теме в присутствии Ла Люка; все же она решилась спросить, в городе ли расквартирован полк Луи.
Луи ответил, что его полк стоит в Васо, французском городке на границе с Испанией, и что он только что пересек часть Лионского залива и держит путь в Савойю, куда должен выехать рано утром.
— Мы недавно оттуда, — сказала Аделина. — Разрешите спросить, в какую часть Савойи вы направляетесь?
— В Лелонкур, — ответил он.
— В Лелонкур? — удивленно переспросила Аделина.
— Я совсем не знаю этих мест, — продолжал Луи, — но еду туда по просьбе моего друга. А вам Лелонкур, кажется, знаком?
— Знаком, — сказала Аделина.
— Тогда вам может быть известно, что там живет мсье Ла Люк, и догадаетесь о цели моего путешествия.
— О Боже! Возможно ли? — воскликнула Аделина. — Возможно ли, что Теодор Пейру родственник мсье Ла Люка?!
— Теодор! Вы что-то сказали о моем сыне? — с удивлением и тревогой спросил Ла Люк.
— Ваш сын! — дрожащим голосом проговорила Аделина. — Ваш сын!
Удивление и боль, выразившиеся на ее лице, еще больше встревожили несчастного отца, и он повторил свой вопроС. Но Аделина была совершенно не в состоянии отвечать ему; Луи также был в полном отчаянии, столь неожиданно оказавшись перед отцом своего многострадального друга, и сознание, что его долг — сообщить ему о судьбе сына, на какое-то время лишило его дара речи; Ла Люк и Клара, страх которых все возрастал с каждой минутой ужасного этого молчания, без конца повторяли свои вопросы.
Наконец мысль о страданиях, предстоявших доброму Ла Люку, превозмогла все иные помыслы Аделины, и она напрягла все силы ума, чтобы попытаться смягчить ту весть, которую должен сообщить Луи. Она увела Клару в другую комнату и здесь набралась решимости со всей возможной бережностью рассказать Кларе о положении ее брата, скрыв только то, что ей уже было известно: приговор вынесен. В рассказе нельзя было не упомянуть об их привязанности друг к другу, и Клара в любимой подруге узнала безвинную причину гибели брата. Аделина также узнала, по какой причине даже не догадывалась о родстве Теодора и Ла Люка: Клара рассказала, что Теодор принял имя Пейру вместе с имением, год назад доставшимся ему по наследству от родственника его матери под этим условием. Теодора предназначали церкви, но он склонен был к более активной жизни, чем допускали церковные установления, и, приняв наследство, он поступил на службу к французскому королю.
Во время коротких и внезапно прерванных свиданий, выпавших на их долю в Ко, Теодор лишь упоминал о своей семье, но, внезапно разлученный с Адели-ной, ничего не рассказал о ней, так что она не знала ни как зовут его отца, ни места, где он проживает.
Святость и глубокая затаенность горя, не позволившие Аделине ни разу упомянуть о его предмете даже Кларе, сыграли с ней злую шутку.
Горе Клары, когда она узнала о положении брата, было безгранично; Аделина, лишь огромным усилием воли овладевшая своими чувствами настолько, чтобы принять известие внешне спокойно, сейчас была просто сокрушена совокупными своими и Клары страданиями. В то время как они в слезах топили сердечную муку, не менее душераздирающая сцена происходила между Ла Люком и Луи, понявшим, что он обязан рассказать отцу друга, хотя осторожно и не сразу, о всей глубине постигшего его несчастья. Поэтому он сказал Ла Люку, что Теодор, хотя поначалу был обвинен в том, что покинул свой пост, теперь обвиняется в нападении на своего командира, маркиза де Монталя, который привез свидетелей, чтобы доказать, что его жизнь тем самым подвергалась опасности; с бешеной яростью требуя наказания, он в конце концов добился приговора, в котором закон отказать не мог, но который вызвал возмущение всех офицеров полка.
Луи добавил, что приговор должен быть приведен в исполнение менее чем через две недели и что Теодор, в отчаянии, от того, что не получил от отца ответа на свои письма, и желая во что бы то ни стало еще раз повидать его, но зная также, что времени терять нельзя, попросил Луи отправиться в Лелонкур и рассказать все отцу.
Ла Люк принял рассказ о положении сына с таким отчаянием, в котором не было места ни слезам, ни жалобам. Он осведомился, где находится Теодор, попросил проводить его к нему, поблагодарил Луи за его доброту и приказал немедленно заложить почтовых лошадей.
Карета скоро была готова, и несчастный отец, печально распрощавшись с мсье Вернеем и передав благодарность мсье Морону, выехал вместе с семьей туда, где томился в тюрьме его сын. Путешествие прошло в молчании; каждый по отдельности, заботясь о своих спутниках, старался удержаться от проявлений горя, но на большее не был способен. Ла Люк выглядел спокойным и умиротворенным; казалось, он то и дело предавался молитве; но борьба между смирением и самообладанием временами отчетливо видна была по лицу его, несмотря на все его усилия.
ГЛАВА XIX
И яд бесчестья на конце стрелы[118].
Теперь мы вернемся к маркизу де Монталю, который, убедившись, что Ла Мотт надежно упрятан в Д-ской тюрьме, и узнав, что процесс будет не тотчас, вернулся на свою виллу в Фонтенвильском лесу, где надеялся получить сведения об Аделине. Поначалу он намеревался последовать за своими слугами в Лион, но затем решил несколько дней подождать писем и почти не сомневался, что Аделина, погоня за которой была послана почти сразу, будет схвачена, может быть, еще прежде, чем она доберется до этого города. Он был жестоко обманут в своих ожиданиях: слуги уведомили его, что, хотя они преследовали Аделину до самого Лиона, проследить ее дальнейший путь или обнаружить в городе им не удалось. Вероятно, она обязана была удачей тому, что продолжила свое бегство по Роне, так как людям маркиза, по-видимому, не пришло в голову искать ее вдоль реки.
Вскоре потребовалось присутствие маркиза в Васо, где заседал тогда военный трибунал; он отправился туда в еще большей ярости из-за последнего разочарования и добился осуждения Теодора. Приговор был оплакан всеми, так как Теодора очень любили в полку, а поскольку причина личной ненависти к нему маркиза была известна, все сердца были на стороне Теодора.
Луи де ла Мотт, оказавшийся в это время со своим полком в Васо, услышал не слишком внятный рассказ об этой истории и, догадываясь, что арестант был тем самым молодым шевалье, которого он видел с маркизом в аббатстве, решил, отчасти из сострадания, отчасти в надежде узнать что-либо о своих родителях, навестить его. Сочувствие и симпатия, проявленные Луи, а также рвение, с каким он заботился об узнике, тронули Теодора и породили ответное дружеское расположение. Луи часто навещал его и делал все, чем доброта способна облегчить страдания несчастного, так что их взаимная симпатия и доверие все возрастали.
Наконец Теодор поведал Луи главную причину своей тревоги, и Луи с невыразимой печалью узнал, что та, кого столь жестоко преследовал маркиз, была Аделина, ради которой Теодор должен был теперь умереть. Вскоре он понял также, что Теодор был его счастливым соперником, но благородно скрыл уколы ревности, пробужденной этим открытием, и твердо решил, что не позволит недостойному чувству отвратить его от долга гуманности и дружбы. Он взволнованно спросил, где теперь Аделина.
