Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

Любовь, я зло твое кляну,
Затем что я в твоем плену;
И сторожат Посул и Страх
Меня, зачахшую в слезах;
И Полночь бархатной рукой
Очам не даст благой покой;
И делят скорбную юдоль
Со мной подруги, Грусть и Боль;
И, чтобы время извести,
Дано мне лишь стихи плести.
Полынь — мой Хлеб, и Желчь — мой Мед,
И День ослеп, и Сон нейдет;
И обнимаю я досель
Одну пустынную постель;
И шутовская кутерьма
Надежд меня свела с ума,
Как ты, Фаон, — так знай же наперед;
Сафо жила тобой и для тебя умрет.

Сюда, Циклопы, что ж, блеснем
Лемносским древним ремеслом;
Пускай, как птица,
Стрела стремится,
Разя в зеницу
Буяна и тупицу.
Взлетит златая с упоеньем,
Серебряная с вожделеньем,
Зато свинцовой
Удел суровый —
Добить шута,
Чья суета

В красотке вызвала презренье,
И смерть он кличет как спасенье.
Наш труд окончен, что ж, пора
Спешить к тебе, Игра, Игра!

У Дафны златом кудри вьются,
В очах две звездочки смеются,
От ручки веет белоснежной
Теплом и нежностью нездешней,
К ее челу летят Хариты,
Румяней роз ее ланиты,
Уста алей и слаще вишен,
А дивный голос так возвышен,
Что движет сферы неба песней:
На свете Дафны нет прелестней.
Я гимны пел, спеша за нею,
Но лавром стала дочь Пенея.

Пленился Пан младой Сирингой,
Но дева сделалась тростинкой;
От той тростинки происходит
Свирель, чьи звуки превосходят
Кифару с лютней, и смущенно
Смолкает лира Аполлона.
Свирелью звонкою разбужен
Народ, лицом круглей жемчужин;
Пастух со скотницей охочи
Известь на пляску дни и ночи.
Коль славен Пан, когда стремится
Дыханьем оживить цевницу!
Затих докучный гуд волынки,
Зане губами Пан к тростинке
Прильнул, напевом мир чаруя,
И с милой слился в поцелуе.

Ей на лобзанья Купидон
Проигрывал за коном кон:
Он проиграл колчан и лук,
Венеры голубей и цуг
Своих веселых воробьев,
Но дальше был играть готов;
Поставил уст своих коралл
И цвет ланит — и проиграл.
Засим поставил свет чела —
Его Кампаспа отняла.
Глаза поставил наконец —
И Купидон теперь слепец.
Любовь! Так поступив с тобой,
Что сделает она со мной?

О, стань возлюбленной моей,
Живи со мной среди полей!
Всем наслаждаться будем мы,
Чем славны долы и холмы.

Увидишь ты со мной тогда,
Как пастухи пасут стада
У мелких речек, возле скал,
Где слышен птичий мадригал.

Постель из роз тебе сложу,
Букетов тысячу свяжу,
Сплету передник из травы
С узором миртовой листвы;

Тончайшей шерсти на наряд
Тебе овечки подарят;
Дам башмачки тебе зимой,
К ним — по застежке золотой;

Еще тебе я приберег
С янтарной пряжкой поясок;
Коль мило то душе твоей,
То стань возлюбленной моей.

Тебе в погожие деньки
Споют и спляшут пастушки;
Коль есть отрада в жизни сей,
То стань возлюбленной моей.

Коль юность вечно бы цвела,
Тогда, пожалуй, я б могла
С тобою жить среди полей
И стать возлюбленной твоей.

Но в хлев погонит Хрон стада,
Когда начнутся холода,
И смолкнет Филомелы глас,
И всем настанет жалоб час.

Поля поблекнут и холмы
По приказанию зимы,
В словах весны — сладчайший мед,
А осень сердцу желчь несет.

Наряды, башмачки, цветы,
Что щедро посулил мне ты,
Порвутся, сносятся, сгниют —
В них блажь сильна, а разум худ.

С янтарной пряжкой поясок,
Что для меня ты приберег,
Не убедит меня, ей-ей,
Любезной сделаться твоей.

Не знай любовь забот и зла,
Тогда, пожалуй, я б могла
С тобой делить утехи дней
И стать возлюбленной твоей.

Шлю душу, гостью тела,
В неблагодарный путь:
Иди по свету смело,
Всегда правдива будь.
Умру я. Мне служи:
Мир обличи во лжи.

Скажи, что двор сияет —
Свечением гнилым;
Что церковь прославляет
Добро, а служит злым;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что потентаты,
Владетели страны,
Любимы ради платы,
Чужим трудом сильны;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что господа,
Кто правят государством,
Одним берут всегда:
Тщеславьем и коварством;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи разгульным мотам,
Что им не след кичиться:
Хвалы своим щедротам
Хотят они добиться;
А крикнут; «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи: закон — глумленье,
А послушанье — страх,
А время — лишь движенье,
И плоть — всего лишь прах;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что честь забвенна,
Что дружба быстротечна,
Что красота мгновенна,
Что страсть недолговечна;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что медицине
Уменья не хватило;
Скажи, что мудрость ныне
Совсем перемудрила;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что мзде послушно
Двуличное усердье;
Скажи, что равнодушно
К страданьям милосердье;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что счастье слепо,
Что нет в природе сил,
Что искренность нелепа,
Что ум позорно хил;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи: парадны школы,
Но в них науки ложны;
Скажи: деревни голы,
А города безбожны;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Скажи, что разноречье
Нейдет искусству впрок,
Что сердце человечье
Давно пленил порок;
А крикнут: «Докажи!» —
Их обличи во лжи.

Когда ж в конце концов
Все скажешь без боязни —
Хоть смысл подобных слов
Заслуживает казни,—
Пусть каждый точит нож,
Но душу не убьешь!

Все радости прошли, как лживый сон,
Веселья дни исчерпаны до дна,
Любовь обманута, ум притуплён:
Все минет, остается скорбь одна.
Один бреду неведомой тропой,
Утехи в море унесла волна,
Дух гаснет, жизнь — в руках судьбы слепой:
Все минет, остается скорбь одна.
Как заблудившийся в чужой стране,
Зову я смерть, чтоб шла скорей она,
Уходит лето, не бывать весне:
Все минет, остается скорбь одна,—
И к цели до прихода зимних дней
Довесть меня велит забота ей.

Здесь погребен воитель,
Что меч не обнажал;
Здесь погребен придворный,
Что слова не держал;
Здесь погребен граф Лейстер —
В правленье был он плох,
Его боялись люди
И ненавидел бог.

Анахорет, в глуши, покинув свет,
Я жажду дни сомнений провести
Со скорбью, неподвластной бегу лет,
Где лишь любовь меня могла б найти.
Вкушая брашна тягот и забот,
Упьюсь слезами из моих очей;
В неодолимой мгле мне свет прольет
Огонь сгорающей души моей.
Печали плащ мне тело облачит,
Надежда сгубленная — посох мой,
Влеченье долгое и поздний стыд
Мне образуют жесткий одр ночной.
И пусть Отчаянье стоит у врат
И впустит Смерть, коль Страсть и Рок велят.

Пусть плоть, в стенах заточена,
Не чует ран, ей нанесенных злом,
Зато душа, свободы лишена,
Прикована к пленявшему в былом,
Лишь бледный лик унынья виден ей.
Был прежде этот каземат
Любого обиталища милей,
Но время и превратности сулят
Иного стража мне и стол иной.
Свет красоты и огнь любви меня
Живили, но сокрытому стеной
Ни пищи нет, ни света, ни огня.

Отчаянье замкнуло мне врата.
Стенам кричу — в них смерть и пустота.

Что жизнь? Комедия страстей,
А наши радости — антракты в ней.
Во чреве матери мы, как в гримерной,
Готовимся для пьесы смехотворной.
Нам небо — строгий зритель: с вышины
Ему все наши промахи видны.
В финале от жестокого светила,
Как занавес, укроет нас могила.
Так мы спешим на отдых, а потом
Всерьез, не лицедействуя, умрем.