Франко Саккетти - Новеллы
Тогда епископ сказал: «А если ты веришь во все, то варишь, следовательно, и в дьявола; этого для меня как раз достаточно, чтобы сжечь тебя как патарена».
Когда Альберто, почти обезумев, стал молить о пощаде, епископ сказал ему: «Знаешь ли ты „Отче наш?"».
Альберто ответил ему: «Да, мессер».
– «Прочитай его сейчас же», – приказал инквизитор.
Альберто начал читать, не согласуя прилагательных с существительными, дошел, запинаясь, до того трудного места, где говорится: da nobis hodie;[32] но дальше он никак не мог справиться со словами. Услышав это, инквизитор сказал ему: «Альберто, я понял тебя: ведь патарен не может произносить святых вещей. Ступай и возвращайся завтра ко мне; я буду судить тебя по заслугам».
Альберто ответил на это: «Я вернусь к вам; но я прошу вас, ради бога, снисхождения».
Инквизитор сказал тогда: «Ступай и делай то, что я тебе велю».
Альберто ушел, и на пути к своему дому встретил мессера Гуччо Толомеи, который шел по его делу к инквизитору. Видя, что Альберто возвращается, мессер Гуччо спросил: «Альберто, дело твое обстоит, вероятно, хорошо, раз ты возвращаешься».
Альберто ответил ему: «Ей-богу, совсем нет; епископ говорит, что я – патарен; он велел прийти к нему снова завтра утром, и тут же чуть не покончил со мной из-за этой блудницы донны Бисодии, о которой написано в „Отче наш". Поэтому, ради бога, прошу вас, пойдите к нему и попросите его: пусть он окажет мне снисхождение».
Мессер Гуччо сказал на это: «Я иду туда, и постараюсь сделать все, что могу, чтобы спасти тебя».
И мессер Гуччо направился к инквизитору, а когда он рассказал ему историю с донной Бисодией, то оба они прохохотали целых два часа. Когда же инквизитор, прежде чем мессер Гуччо ушел от него, послал за названным Альберто, и тот в большом страхе вернулся к нему, он дал ему понять, что если бы не мессер Гуччо, то он сжег бы его на костре; ведь он вполне заслужил этого, ибо впал снова в еще худшее заблуждение, назвав святую женщину, а именно донну Бисодию, без которой нельзя служить обедню, блудницей. Пусть же он идет и ведет себя так, чтобы епископу не приходилось более посылать за ним.
Альберто, попросив помиловать его, сказал, что не будет говорить этого никогда, и совершенно опечаленный после пережитого страха, вернулся домой с мессером Гуччо. Этот мессер Гуччо, проведший дело, как ему того хотелось, долго забавлялся своей проделкой впоследствии и без Альберто, и в его присутствии.
Велика изобретательность людей благородного происхождения, когда им хочется потешиться над людьми странными и простодушными; но самым лучшим примером ее является случай, который произошел волею судьбы с Альберто, приведенным в смущение донной Бисодией. И Даже очень возможно, что будь Альберто человеком состоятельным, инквизитор сделал бы ему такой намек, что он откупился бы всеми своими деньгами, лишь бы не быть сожженным или замученным.
Новелла 12
Раз уж я принялся за Альберто из Сьены, то расскажу о нем еще одну забавную историйку, которая, будь изложенное в ней совершено сознательно, могла бы послужить украшением любого мудреца. Полагаю, однако, что он действовал в данном случае скорее по простоте душевной. Имея нужду съездить в свое имение, находившееся за пределами Сьены, Альберто попросил у своего соседа лошадь. Усевшись на нее, он направился к городским воротам, как вдруг, уже достигнув их, лошадь начала пятиться назад, словно испугавшись ворот, или озадаченная чем-то, или забрав себе в голову, что ей не следует удаляться за пределы своего города. Несмотря на то, что Альберто понукал ее изо всех сил, он никак не мог заставить ее двинуться вперед. Когда же лошадь начала беситься, он страшно перепугался, счел за лучшее сойти с нее и, взяв за поводья, повернуть обратно, чтобы отвести в дом того, кто ему ее предоставил. Но в эту минуту лошадь тронулась не шагом, а рысью, и так быстро, что заставила пуститься рысью и Альберто.
Таким образом он добрался до городской площади. Находившиеся там сьенцы, обратив внимание на то, что он ведет лошадь за поводья, закричали ему громко: «Эй Альберто, чья это лошадь? Эй, Альберто, куда ведешь ты эту лошадь?»
Спрашивавшим «чья это лошадь?» он отвечал: «Моя собственная», а спрашивавшим «куда он ее ведет?» отвечал: «Это она ведет меня».
И такими ответами он озадачивал на некоторое время сьенцев, пока они не поняли смысла того, что он говорил. В конце концов, Альберто вернул лошадь соседу, сказав: «Получай свою лошадь, раз она не хочет, чтобы я ехал в усадьбу сегодня». Так и остался Альберто дома и не поехал в тот день в усадьбу.
Я думаю, что он поступил в этом случае весьма мудро, ибо есть много таких, которые говорят: я выйду из испытания победителем. Если кому-нибудь приходится обуздать или заставить слушаться своего собственного жеребенка, то, может быть, с такими словами и можно согласиться; но если речь идет о том, чтобы справиться с чужим конем, то, тот, кто берется за такое дело, не заставит повиноваться коня, а скорее подвергнется опасности сам.
Новелла 13
Этот Альберто и в третьем случае, рассказ о котором следует ниже, не представляется мне чересчур глупым. Когда сьенцы во время войны, которую они вели с перуджийцами, собрались вступить в бой и упомянутый Альберто, основательно вооруженный, находился на коне в их рядах, он вдруг спешился, поставил коня перед собой, а сам стал позади него. Все находившиеся там, увидев Альберто стоящим в таком положении, стали говорить: «Что ты делаешь, Альберто? Садись на коня, потому что мы сейчас вступим в бой».
Альберто отвечал им: «Я хочу стоять так, потому что, если конь мой падет мертвым, я получу вознаграждение за понесенный убыток; если же я паду сам, то за такой убыток заплачено не будет».
После этого люди, как это угодно было богу, вступили в бой, причем сьенцы потерпели поражение. Так как названный Альберто, будучи пешим, находился далеко позади других, то лошадь его была захвачена; сам же он бежал. Когда ночь застала его на дороге среди леса и ветер шумел в листве деревьев, ему казалось, что тысяча всадников гонится за ним. Зацепившись за терновый куст, он сказал, полагая, что его хватают враги: «Ах, я несчастный! Сдаюсь, не убивайте меня!» И, таким образом, в великом страхе и большой тревоге провел он всю эту ночь; утром же на рассвете он очутился возле Сьены.
Когда он добрался до Сьены, то, хотя людям было не до него, однако кое-кто спросил его: «Альберто, как твои дела? Ты идешь пешком? А где же твой конь?»
Он отвечал на это: «Конь мой пропал: он поступил так, как поступила на днях та лошадь, которая не хотела выехать за ворота города».
Однако дело все же кончилось для Альберто плохо, так как, когда он потребовал возмещения понесенного им убытка, ему было сказано, что он не был на коне, как полагалось; так никогда он и не смог получить уплаты за понесенный убыток.
Мудрым оказался бы план Альберто, окажись он осуществимым, ведь он избавил бы его от убытка; он получил бы деньги и сам вернулся бы целым и невредимым в Сьену. Из этого примера можно видеть, как ценится род человеческий; ибо для каждого животного устанавливается своя цена, но только не для человека; в отношении человека не требуется возмещения убытка, хотя по благородству своему он значительно превосходит все другие создания; потому-то и не существует цены, которая могла бы покрыть его стоимость. Еще более верно это на войне; и еще вернее в отношении бедного человека, нежели в отношении богатого. Если богатого берут в плен, то уводят ради его денег и его самого, и его коня; если же бедный взят на коне, то человека отпускают, а коня уводят. И все это происходит только потому, что весь мир развращен деньгами и ради них каждый готов на все.
Новелла 14
Я не хочу опустить четвертую новеллу об Альберто, из тех, что я слышал, хотя речь о нем идет и во многих других.
У названного Альберто была мачеха, очень молодая, дородная и крепкая, и он, как часто бывает, никак не мог жить с нею в мире. И так как он часто жаловался на это некоторым своим приятелям, то они дали ему такой совет: «Альберто, если ты не найдешь способа побаловаться с ней, то не надейся никогда иметь от нее что-либо, кроме ссор и неприятностей».
Альберто спросил тогда: «Вы думаете?»
Товарищи его отвечали: «Мы в этом твердо уверены».
Альберто заметил: «Это было бы слишком большим грехом! Ведь если бы я это сделал и слух об этом дошел до инквизитора, он накрыл бы меня и казнил».
