Алексей Парин - Чудесный рог: Народные баллады

Глядит королева из окна,
Следит за юношей она,
Вот подан знак —
Прийти без промедленья.

Явился юноша тайком.
«Прекрасной госпоже во всем
Покорствуя,
Жду робко повеленья».

Ему владычица в ответ:
«Ты присягал мне с юных лет
На жизнь и смерть,—
Будь верен обещанью.

Свое желанье слей с моим,
Друг другу радость подарим —
Не будь глухим
К заветному признанью».

Он в тех словах прозреть не мог
Сближенья страстного залог,
Покорно он
Ее предался воле.

Его душа раскрыта ей,
Приди — и телом моим владей,
Душой своей
Уж не владел он боле.

Когда ж в покое рассвело,
Она нахмурила чело:
«От твоего
Я насладилась тела.

Ступай, не мешкай, клонит сон».
В свои одежды впрыгнул он,
Ведь он не знал,
Что смерть ему приспела.

Его рука в ее руке,
И вот стоит он на доске,
Вдруг дернут шнур —
Доска под ним упала.

Обхвачен яростной водой,
Погиб избранник молодой,
А женщина
Коварно хохотала.

Нет от нее путей иных,
Так заманила восьмерых,
И каждого
Губила, обнимая.

Девятый вслед за ними пал,
Но, видно, счет был ей все мал,
Десятому
Готова участь злая.

То был ученейший из всех,
Ее он понял тайный грех,
Он знал, — его
Минует наважденье.

Он сквозь волшебное стекло
В ней разглядел добро и зло,
Сдружился с ней,
Готовя тайно мщенье.

Он сердце ее зажал в ладонь,
Он в сердце ей вдохнул огонь,
Владычицу
Влечет к нему желанье.

Тогда изрек он приговор:
«Девятерых прозрел мой взор.
О женщина,
Я слышу предвещанье.

Вода клокочет подо мной,
Твоя постель — кораблик злой,
Нырнет на дно —
И к девяти сойду я.

Ты лживый парус подняла,
Меня десятым нарекла,
Убийца ты —
Убьешь меня, целуя!»

Та речь владычицу гневит,
Она связать его велит:
«Пажи мои!
Столкнуть его с вершины!»

Спокойный взор его суров,
Ему не страшен шум валов;
Вот поднят он
Над пропастью пучины.

Вдруг все веревки сбросил он
И прыгнул, ветром унесен,
И вдаль поплыл,
Беспечно в бездне рея.

Несясь, как оперенный дрот,
Он рассекает гребни вод.
«Моя любовь —
Ценой за жизнь злодея!»

Желанья дрогнули в ответ,
И каждый вскинул арбалет,
Но стрелы — в птиц
Обращены над морем.

Над ним порхают средь валов.
Вновь королевы слышен зов:
«Еще с тобой
Мы волшебством поспорим!»

«Владычица! — он крикнул ей,—
Вам девять мстят рукой моей,
И девять стрел
Вселил я в птиц заклятых.

Уходит в лес тропа моя,
Там птицеловом стану я —
И петь о вас
Я обучу пернатых».

Тут к лесу мчится он, крылат,
Ему дивятся стар и млад,
Владычица
Поникла, бледнолица.

В шатер зеленый входит он,
Пичужек стаей окружен.
На зов ловца
Летит любая птица.

Тут взмыл он в воздух голубой,
И вкруг него — пернатый рой,
К зубцам бойниц
Взлетел он, быстр и весел.

«Владычица девятерых
Любила — и убила их»,—
На каждый клюв
Он грамотку привесил.

Кружатся птицы над страной,
Руками ловит их любой,
Так весть стыда
Всю землю облетела.

Одна пичужка — всех пестрей,
Для королевы — радость в ней,
Зовет — а та
К ней на голову села.

Записочку коварно ей
Бросает в ямку меж грудей,
Тут свой позор
Читает королева.

Записку страшную потом
Рвет на кусочки алым ртом,
Дрожит, полна
Отчаянья и гнева.

Когда же всем был явлен стыд,
Ей сам искусник предстоит:
«Меня зовут
Альбертус, королева.

Альберт Великий пред тобой,
Я чтим повсюду, как святой,
Моей рукой
За все тебе отмстится.

Десятый я — кто всех мудрей,
Кто избежал твоих сетей».
Кричит она:
«О, лучше б не родиться!»

«О, лучше б не родиться мне!» —
Кричит она, как бы во сне,
Отчаянье
Ей душу тайно гложет.

Перед Альбертусом тогда
Поникла с трепетом стыда,
Тот обещал —
Смиренье ей поможет.

Тоски, раскаянья полна,
Одежды раздрала она
И облеклась
В покров келейно-серый.

Альбертус, выслушав ее,
Соизволенье дал свое —
Грех искупить
Раскаяньем и верой.

К ее теснейшей из темниц
Слетались с пеньем девять птиц,
Осьмнадцать лет
Их, плача, прокормила.

Когда ж вся мука излилась,
Те птицы, в ангелов вселясь,
Прияли дух,
А плоть взяла могила.

Улитка встретилась трем портным,
Ого, улитка встретилась трем портным,
Медведицей примнилась им,
                 Ого, ого, ого!

Немало они тут всполошились,
Ого, немало они тут всполошились,
Они от улитки за тын схоронились,
                 Ого, ого, ого!

Промолвил один: «Ты первый иди»,
Ого, промолвил один: «Ты первый иди»
Промолвил другой: «Ты иди впереди»,
                 Ого, ого, ого!

И третий не отстал от них,
Ого, и третий не отстал от них:
«Она сожрет нас всех троих»,
                 Ого, ого, ого!

Тут рядышком пошли все трое,
Ого, тут рядышком пошли все трое,
Да взяли с собой ружье большое,
                 Ого, ого, ого!

И, снаряжаясь в смертный бой,
Ого, снаряжаясь в смертный бой,
Порядком трусил каждый портной,
                 Ого, ого, ого!

А когда на приступ они пошли,
Ого, когда на приступ они пошли,
Такую речь меж собой повели,
                 Ого, ого, ого!

Хотя б он вылез, чертов зверь,
Ого, хотя б он вылез, чертов зверь,
Его не возьмет и пуля теперь,
                 Ого, ого, ого!

Улитка высунула рог,
Ого, улитка высунула рог,—
Троих портных проняла тут дрожь,
                 Ого, ого, ого!

Она отомкнула свое жилье,
Ого, она отомкнула свое жилье,—
Портные бросили ружье,
                 Ого, ого, ого!

Улитка выползла из жилья,
Ого, улитка выползла из жилья,—
Портные зарылись в кучу тряпья,
                 Ого, ого, ого!

Про птичек про медвяных
Я песенку спою,
Что на цветных полянах
Сбирают дань свою.
Они в пирах веселых
Кружатся день-деньской.
Я вам спою о пчелах
Над ширью луговой.

Зима томит в оковах
Народец нежный дев,
Пока снегов суровых
Минуют дрожь и гнев.
Когда ж вернутся птицы,
Когда весной пахнет,—
Сберутся медуницы
В цветочный свой поход.

Они летят с гуденьем,
Их жало — словно меч,
Но пеньем и круженьем
Не мнят беды навлечь.
Цветочным тем набегом
Все буйство исчерпав,
Они стремятся к негам
Дерев и тихих трав.

Из замка воскового
Пергамент золотой
От взора скрыт людского;
Художников порой
Пленяет он невольно:
Все кельи — как одна,
Растет многоугольно
Медовая страна.

Они живут в покое,
Корыстность им чужда,
Ткут братство трудовое
В жару и в холода;
Они в полях находят
Цветочный росный сок
И радостно возводят
Свой сахарный домок.