Автор неизвестен - Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов
Фридрих фон Хаузен. Миниатюра из Большой Гейдельбергской рукописи
РЕЙНМАР
Мою любовь я не забуду,
Узрев далекие края.
Ей верен я везде и всюду,
Тому порукой — честь моя.
И подтверждают песнь моя и слово,
Что счастия не нужно мне другого.
Влюблен в одну и ту же,
Боюсь я лишь разлуки с ней.
Разлука! В мире нет напастей хуже.
Дождется радости своей
Тот, кто страстями наделен.
А если все как у людей
И славой ты не вдохновлен,
Тогда и радость — горькая досада.
Избрать себе возлюбленную надо.
Ничуть я не горюю,
Когда ворчит завистник злобный.
Перенести легко беду такую.
И тот, кто чист, и тот, кто свят,
Злых языков не избежит.
Завистники меня корят:
Чего, мол, человек блажит?
Души своей ни от кого не скрою!
Пока не властно чувство над тобою,
Жизнь для тебя — темница.
Ты мертв, пока не понял ты,
Что сердцу твоему нужна царица.
«Вновь едут рыцари сюда.
Когда им только иадоест?
А у меня своя беда:
Скоропалительный отъезд
Того, кто мне милее всех,
Любезного героя,
Чей ослепительный успех
Завистливому не дает покоя».
Служил я, не жалея сил,
И послужить готов я впредь.
Кто госпожу, как я, любил?
Все был готов я претерпеть.
Но дали ей дурной совет,
Чтоб гневом испытала
Того, кто верен столько лет.
И началась тогда моя опала.
«Утешить я его должна,
За все страданья наградив.
Отныне буду с ним нежна,
Чтобы остался рыцарь жив.
Свое достоинство храня,
От милого не скрою:
Когда гостит он у меня,
Сам император, кажется, со мною».
Сдается мне, что никогда
Не ведать мне удачи.
Так не везет мне, что беда.
Пропал я, не иначе.
Хоть весть о том, что я любим,
Принять я рад на веру,
Как жить мне с пламенем таким?
Ведь госпожа любить привыкла в меру.
«Людей послушать я готова,
Но как они мне досаждают!
Один совет умней другого.
Веселье строго осуждают:
«На что это похоже?»
А загрущу,— так нет! грустить негоже;
Чужим умом бы я жила,
Да что-то умных не видать,
И жизнь мне тяжела.
Он служит мне зимой и летом.
Когда бы мудрый кто-нибудь
Помочь решился мне советом!
В чужое сердце заглянуть —
Вот что сейчас мне нужно.
Ах! Я перед обманом безоружна!
Поверив ласковым словам,
Не только тело,— всю себя
Любимому отдам!»
Я сразу понял госпожу.
Она меня не поняла.
Что ей на это я скажу?
Мне жизнь такая не мила.
Я весел только с виду.
Я затаил в душе моей обиду.
Своею жалобой беззвучной
Соперников не обвиняет
Вздыхатель злополучный.
Но не предам свою мечту,
Которая велит: «Служи!»
Я службой вновь приобрету
Расположенье госпожи.
Пусть милая бранится,
Лишь ей принадлежит моя десница.
Пусть буду в битве я сражен!
Без боя уступать грешно
Таких прекрасных жен.
Хотел бы знать я, каково
Тому, кто любит и любим.
Вся жизнь — блаженство для него.
Не расстается счастье с ним.
Вот если бы узнать мне точно:
Такая верность вправду ли бессрочна
И добрый слух о ней не лжив?
Дай бог изведать это мне,
Пока я, грешный, жив!
Я знаю: робость мне мешает
Взаимность вымолить у ней.
Такой мне страх она внушает,
Что я провел немало дней,
Не смея вымолвить ни слова
В предчувствии отказа рокового.
Награда не для робких душ!
И ни один ей до сих пор
Не приглянулся муж.
Увы! Дерзнув заговорить,
Я не был бы самим собой.
Нет, не по мне такая прыть!
Как мне вступить в подобный бой?
И все же в бой вступить мне надо.
Пусть не победа, пусть пощада.
Плен лучше моего томленья:
Когда страдать судил господь,
Где плен, там избавленье.
Чужим не верю голосам:
Мол, погибаешь ты, любя!
Что мне до них, когда я сам
Счастливым чувствую себя?
Мне хорошо. Пускай глумятся
И всячески мне досадить стремятся,
Я все готов перестрадать.
Подольше бы не проходила
Такая благодать.
А как на сердце тяжело,
Когда нельзя побыть мне с нею!
Вот это зло и вправду зло,
Но я его преодолею.
Хитрит напрасно мой хулитель.
Во мне навек моей любви обитель.
Я так любовью одержим,
Что не пристало госпоже
Считать меня чужим.
Утратить разум от любви,
Из-за любви пойти на гибель —
Уроном это не зови,
По-моему, все это прибыль.
Я всем пожертвую охотно,
Жилось бы только милой беззаботно.
Где красота, там доброта.
Навеки всем светилам свет,
Любимая чиста.
Наш судия неколебимый —
Бог — красоты не пожалел,
Чтобы обрел в лице любимой
Я свой целительный удел.
На чувство чувством отвечая,
Иного счастья на земле не чая,
Завистникам наперекор,
Я целый мир отдать готов
За этот нежный взор.
Что мне за дело до рассвета!
Мне безразлично, день или не день.
Не мне сияет солнце это.
Глаза подернула скорбная тень.
Пусть веселятся все, кому не лень.
Теперь мне все едино:
Куда себя ни день,
Кручииа да кручина.
Поют напрасно птицы мне.
До певчих ли мне птиц теперь,
Когда зиме не рад я и не рад весне.
Другой хоть убежден, что дома
Жена в печаль о нем погружена.
Мне чувство это незнакомо.
По мне не плачет ни одна жена.
Играет скуки ради мной она.
Гнетет она мне сердце,
Чтобы не знать мне сна,
И на моем бы месте,
Подобных не взыскуя благ,
Разумней кончить спор пустой.
Однако я на это не решусь никак.
За что, любовь, меня ты бьешь?
Все радости другим ты отдала.
Несправедлив такой дележ.
И так я разорен тобой дотла.
Дурные ты затеяла дела.
Я ничего поныне
Не видел, кроме зла.
Нет радостей в помине.
Куда деваться от забот?
Того гляди, пройдет вся жизнь.
Мой день желанный, как он редко настает!
Нет, не открою никому,
Какая скорбь во мне за годом год.
Как я отчаянье уйму,
Когда настанет мой конец вот-вот?
Чего добился я ценой трудов?
Она не хочет верить,
Что для нее готов
Я сделать все на свете.
Одни страдаю без вины.
Дай ты мне, господи, дожить
До нежных милостей, которым нет цепы!
«Ах! Что же делать мне, злосчастной?
За радости расплачиваюсь днесь.
Томлюсь, увы! тоской всечасной.
Я знаю, был мне рыцарь предай весь.
II «за» и «против» ты попробуй взвесь!
Насколько же мне легче,
Когда мой рыцарь здесь!
Без этого привета
Заболеваю я всерьез.
Он жизнь мою с собой унес,
И без него мои глаза красны от слез».
Чуя радость впереди,
Сердце дрогнуло в груди.
Так дорога мне легка,
Будто мысль под облака
Вольной птицей взмыла,
Поспешая к милой.
Только бы она была,
Как и прежде, весела!
Дай нам, боже, новых встреч,
Чтобы мне ее развлечь,
Чтобы, как вначале,
Нам забыть печали
И, пускай забота зла,
Мы не горевали.
Ночь была, как день, светла.
В гости мы тоску не звали.
Ночью вместе, днем вдвоем.
Загрустишь едва ли!
Я знал всегда, что ей смешно,
Когда я говорю о горестях любовных,
И видит бог, что сам давно
Я болен от моих признаний многословных.
А в сердце у меня она,
Жена, которая со мною холодна.
Вот уже целый год я предан ей, и что ж!
Она не смотрит на меня,
Заслуг нисколько не ценя.
Без радостей так пропадешь!
Больше меня никто не пел.
Таков уж горький мой удел: я не у дел.
И вот пою, пока я цел,
Хотя из-за нее с ума сойти успел.
Когда же я сподоблюсь рая
И моя радость посетит меня, играя?
Меня, печального, утешить бы не грех.
Пора моей прекрасной даме
Моими говорить словами.
Не ведаю других утех.
Увы! День ото дня старею,
Не становясь ничуть умнее, вот беда!
Кто хворью заражен моею,
Тому готов помочь советом я всегда.
Дал я себе дурной совет!
Принес я сам себе непоправимый вред.
Умереннее быть мне надо бы в речах.
Я столько ей наговорил,
Что стал красавице не мил.
А молча я совсем зачах.
Когда себе я не помог,
Мои возвышенные нежные слова
Пойдут пускай другому впрок,
Чтобы другой в любви добился торжества.
Вы только не смущайте ту,
Которую поныне я всем сердцем чту.
Кто совратит ее, тот мой заклятый враг.
Без госпожи я пропаду.
Я чувствую себя в аду
Без этих несравненных благ.
Служить не стал бы я и дня,
Когда бы не надеялся на то, что вдруг
Всем предпочтет она меня,
Своею красотой мой исцелив недуг.
Вот и служу я, терпеливый.
Надеюсь я, что ждет меня конец счастливый.
А если вправду так смешны мои мечты,
Я состоять при ней готов,
Как самый верный из шутов.
Пускай берет меня в шуты!
Как хорошо тому, кто был
По милости судеб для счастия рожден!
Пусть человек такой уныл,
Он будет завтра же за все вознагражден.
Блаженствует он день за днем в своем раю.
Счастливец! Где ему понять печаль мою!
Не знать мне на моем веку
Подобных сладостных даров.
Любовь мне принесла тоску,
И приговор судьбы суров.
Наслушавшись напевов грустных,
Счастливец высмеет, конечно, скорбь мою.
Что толку в жалобах искусных?
Не зная радостей, как я о них спою?
Хитросплетения моим напевам чужды.
Измыслив с горя чудеса, солгу без нужды.
Служу я столько лет подряд!
Когда меня вознаградят?
Улыбка эта или взгляд —
Уже награда из наград.
К чему свобода, если я
Не ведаю и не желаю радостей других?
В любви — вся прелесть бытия.
Такой уж на меня нашел безумный стих.
В сердцах решился бы оставить вдруг ее,
Да прекратится в тот же день мое житье.
И дальше буду жить в заботе.
Она умрет, и я умру.
Живу не по своей охоте.
Нет, своеволье не к добру!
Умилосердится она
И страждущего вновь любовью исцелит.
За все вознаградит сполна.
Все делать буду я, как мне она велит.
Увещевать меня, увы! напрасный труд!
Тут все надежды, все мечты, все счастье тут.
А если мне не повезет,
Не ей, не миру, не судьбе
Я предъявлю печальный счет:
Себе, лишь самому себе.
И я взыскую благ мирских,
Как всякий человек, желанием влеком.
При виде совершенств таких
Воспеть их должен я всем грешным существом.
Других красавиц радует хвала.
Она к моей хвале глуха была.
Кому угодно клятву дам:
Греховный скользкий путь не по ее стопам.
Я вижу сам!
Я госпожою не любим.
Доволен я и тем, что я ее люблю.
Обетам верен я своим
И никогда мою любовь не оскорблю.
Вдруг, чудом, после всех моих обид
Ее любовь меня вознаградит?
Не стану проклинать я тех,
Кто будто бы имел у госпожи успех.
Как вам не грех!
Дает неверность мне совет:
«Уехать лучите бы тебе! Неужто впрямь
На ней сошелся клипом свет?»
Попробуй ты свою любовь переупрямь!
Должно быть, не хватает мне ума.
Не сбросить мне блаженного ярма.
С рождения мой приговор
Служить ей преданно, хоть всем наперекор,
Как до сих пор.
Пусть проживу я много лет,—
Из них у госпожи не пропадет ни мига.
Так предан я, что силы нет,
Вздохнув, поколебать, когда не сбросить иго.
И все-таки служить я очень рад
В предчувствии — нет! в чаянье — наград.
Неужто пел я безуспешно,
Что жизнь моя из-за нее так безутешна
Во тьме кромешной?
Вдруг милость я приобрету?
Вдруг окажусь я у любви моей в чести?
Прильнув к возлюбленному рту,
Я поцелуй с собой сумею унести.
Награду эту свято сохраню.
А если вновь себя я уроню,
Я искуплю мою вину
И знак отличия, томясь в моем плену,
Назад верну.
Жену напрасно укорив,
Сам пострадаешь ты от собственных угроз.
Когда тебя страшит разрыв
И явной нет вины, к чему пустой допрос?
Если я хочу осилить правдой ложь людскую,
Непоправимых бед сам для себя, глупец, взыскую.
Не доверяй чужим наветам
И не расспрашивай о том,
Что держал бы сам ты под секретом.
Зачем терзает все больней
Она меня, вместо того чтоб наградить?
Ведь не следил же я за ней,
Чтоб застарелых ран моих не бередить.
Не был весел я с тех пор, как видел этот лик.
От сердца шло все то, что мой произносил язык.
Такие муки претерпев,
Другие могут подивиться
Лишь тому, что мой бессилен гнев.
Зачем служил я слишком верно?
Такую верность бы другая оценила.
А мне живется так же скверно,
И на свою судьбу я жалуюсь уныло.
С юных лет воспитан я жестокой красотою.
Каким я жил, таким умру. Я лучшего не стою.
И рвет и мечет человек.
Был он любим, потом к другим
От него любовь ушла навек.
Меня знакомый этот путь
Уводит от любви в печаль, пока я жив.
Как с этого пути свернуть,
Из горести в любовь дорогу проложив?
И хотя рассудок мой меня предостерег,
Я пропустил мимо ушей мучительный урок.
Когда любовь не знает бед,
Не знает радостей она.
Бледность ей к лицу в расцвете лет.
Преуспеваю лишь в одном.
Пока живу, в моем искусстве кто . мне равен?
Таким владею мастерством,
Что вдохновением на целый мир я славен.
Так несу я скорбь мою, что скорбь моя прекрасна.
Над ней не властен ясный день, и ночь над ней но властна.
Так перед милой кроток я,
Что даже ненависти рад.
Радуюсь, хоть вовсе нет житья.
Боль после радостей острей,
И радость после боли слаще во сто крат.
Кто жаждет радости своей,
Пусть будет своему страданью тоже рад.
Нужно жаловаться скромно, как нам велит обычай,
Чтоб слишком громкою тоской не нарушать приличий.
Возрадуется только тот,
Кто все на свете претерпел.
Вот мое лекарство от невзгод!
Заслуга у меня еще и та,
Что я, тоскуя и скорбя,
Не осквернил упреками уста,
Но запятнал я сам себя.
Нот в мире рыцаря другого,
Который более, чем я, достоин ласкового слова.
Любым соблазнам вопреки,
Других не замечая, служишь
Всю жизнь до гробовой доски.
Доверившись пристрастному суду,
Чего я, полоумный, жду?
По доброй воле я терплю беду
И только жалуюсь в бреду.
Исполню я все, что угодно.
Моя владычица меня казнить и миловать свободна.
На помощь некого позвать.
Я повторяю: «Будь что будет!
Своей судьбы не миновать».
Как хорошо мне длинным летним днем!
Как он мне сердце веселит
В томительном парении моем,
Мой ослепительный зенит!
Не верю я в звезду иную.
Мою державную любовь я перед всеми короную.
И в песнях этих безответных
Не перечислить мне вовек
Всех совершенств ее несметных.
Не знал я и не знаю, кто бы мог
На госпожу глядеть спокойно.
Чем жизнь была бы без таких тревог?
Моя печаль меня достойна.
За счастием страданье вскоре.
Покинул многих женщин я, и, как на грех, такое горе!
Подобных не стерпев обид,
Был вынужден я прочь уйти,
Ошеломлен, пленен, убит.
Так тяжелы воспоминанья мне!
Я сам себя проклясть готов
За то, что с госпожой наедине
Не находил я нужных слов.
Так был я счастлив с нею рядом,
Что, кажется, не тосковал ни по каким другим наградам,
В своем блаженстве глух и нем.
Кто на нее хоть раз посмотрит,
Теряет голову совсем.
И для меня дурные дни настали.
Когда приходится мне худо,
Пристойность не поможет мне в печали.
Привык я уповать на чудо.
Так дни меня скрутили злые,
Что узнают меня с трудом товарищи мои былые.
И в чаянье лучших времен
Веселым баловнем судьбы
Я притворяться принужден.
Не оставляют милостью того,
Кто весел и доволен вечно.
От горестей страдает мастерство,
И песнь моя небезупречна.
Служу, служу, а пользы мало.
Вознаграждают не меня.
Так было с самого начала.
Что делать, не возьму я в толк.
Я пел в угоду госпоже
И госпоже в угоду смолк.
Поют не от хорошей жизни,
И потому друзьям наскучил мой напев.
Однообразной укоризне
Весь век я предаюсь, в любви не преуспев.
Так, не ведая покоя с давних пор,
Терплю безвинно, видит бог, опалу и позор.
Любимою гоним,
Места я себе не нахожу.
Ничуть но рад я женщинам другим.
Пускай судачит злая спесь:
Мол, на словах влюблен, притворством знаменит.
В моей любви я, грешный, весь.
Лжец клеветою самого себя чернит.
В жизни я не ведал никаких утех:
Гонимому не суждено завоевать успех.
Останусь ни при чем!
Хоть бы милая вознаградила
Одним-единственным счастливым днем!
Благословенна ты, жена!
Пречистым именем любуются уста.
Другие меркнут имена,
Когда сияет нам такая чистота.
Умолкает посрамленная хвала.
Не знает горя тот, кого другим ты предпочла.
Томиться мне доколе?
Вдохновлен тобою целый мир.
Неужто нет мне в этом счастье доли?
Два помысла в моей груди
Ведут без устали борьбу между собой.
Один взывает: «Снизойди!
Умерь свой дивный блеск, совпав с моей судьбой!
А другой взывает: «Ярче засверкай,
Любому рыцарю суля недостижимый рай!»
Пусть мне страдать и впредь!
Я ценой паденья твоего
Тобою не хотел бы завладеть.
Когда служил я столько лет
И претерпел такое множество обид,
Что делать, если счастья нет,
Как быть мне, если я любимою забыт?
Если обвинят меня в притворстве снова,
Клеветнику дадут отпор и песнь моя, и слово.
Других не знаю слов,
Кроме тех, что в сердце у меня.
Моя судьба — мой неумолчный зов.
Блаженная моя печаль
Вблизи моей любимой так помолодела,
Что мне трудов моих не жаль,
Хотя впустую все: и помысел и дело,
И нет страданиям конца,
И остается только ждать желанного гонца.
Жизнь за нее отдать я не премину.
Когда мне впредь не преуспеть,
Согласен хоть сейчас я на кончину.
Наверно, знают все на свете,
Что я из-за любви терплю такое горе.
Не откажите мне в совете!
Пока я жив, побыть бы у нее в фаворе!
Я жалуюсь лишь потому,
Что я перед любимой прав и вряд ли я пойму,
Зачем непостоянные в почете.
Дай бог влюбиться вам в нее!
Тогда меня скорее вы поймете.
Что посоветует мне друг?
Как мне сподобиться желанного успеха?
Не чтит она моих заслуг,
Как будто бы любовь и жизнь моя для смеха.
Я поневоле убежден
В том, что до гробовой доски не буду награжден.
Владычице внушая омерзенье,
Узнал я не со слов чужих,
Что значит стыд, что значит невезенье.
Язвительная болтовня
Меня, затравленного, мучает годами.
Вопрос преследует меня:
«Скажи нам, сколько лет прекрасной этой даме?
Не так уж, видно, молода
Красавица, которой ты пожертвовал года».
И за какое только прегрешенье
По милости любви моей
Терпеть я должен это поношенье?
Нет, значу я не так уж мало
Для госпожи моей, но каково притворство!
Смягчиться бы ей для начала,
И верх над ней потом возьмет мое упорство.
Ценой неимоверных мук
Ей доказать бы я хотел, что я надежный друг.
Пусть не дано достигнуть мне блаженства.
Как разлюбить, как позабыть
Пленительные эти совершенства?
Когда бы только знать мне точно,
Чего желает своенравная царица!
По долгу службы беспорочной
Душой и телом рад бы я преобразиться.
Уж я ли не на все готов?
Прилечь бы с нею, наконец услышав нежный зов!
Понравится — так вечно будем вместе,
А не понравится — ну что ж!
Докучный грех схороним честь по чести.
«Весна вернулась,— говорят,—
И все, что сердцу мило.
Время жить на свете веселей.
Пускай меня за грусть корят —
Судьба меня лишила
Радости единственной моей.
Тяжко мне весеннею порой.
Тот, кто ни разу не грустил, мой друг — в земле сырой,
Моих желаний господин.
Нет, никогда не ведал свет
Столь тягостных утрат!
На целый мир был он один.
Мне, бедной, мысль была сладка
О том, что вечно в нем
Счастью моему цвести дано.
Теперь грызет меня тоска
И по ночам и днем.
На земле мне жутко и темно.
Зеркала лишился белый свет.
Где радость глаз моих? Загублена в расцвете лет.
И нечем жить моей весне.
Сказали «мертв» — и до сих пор
Бушует в сердце кровь,
Захлестывая душу мне.
Зимой и летом, день и ночь
Печалюсь я с тех пор,
Как скончался мой любимый друг.
Никто не в силах мне помочь.
Осиротел мой взор.
Истерзал мне сердце злой недуг.
Горько плакать буду весь мой век.
Тот, кто меня утешить мог, веселый человек,
Оттуда не придет назад.
Таков господень приговор.
Достойнее гостей
У райских не бывало врат».
Говорить бы смело
Мне с красавицей моей:
«Жизнь мне надоела.
Мученика пожалей!»
День за днем служу в надежде
На будущую благодать.
Возрадуется тот, кто был печален прежде.
Привлеченный вестью
О такой прекрасной даме,
Что владеет с честью
Несравненными дарами,
Убедиться мог я сам:
Соперницам удастся вряд ли
Хоть малость повредить подобным чудесам.
И любовь и счастье —
Все, что мне на свете мило,—
У нее во власти.
Только бы вознаградила!
Мой рассвет, моя заря
Навеки в сердце у меня.
Другим на зависть царствует, животворя.
Редко, к сожаленью,
Она слышит мои речи.
Моему моленью
Слишком боязно при встрече.
Молча перед ней стою,
Как будто все слова забыл.
Вместо меня кто выскажет любовь мою?
Разве не пристало
Мне спросить у госпожи:
«Милость? Гнев? Опала?
Откровенно мне скажи,
Чтобы свой удел я знал».
Кто на такой вопрос решится,
По-моему, достоин всяческих похвал.
Что влюбленному страдальцу мой совет,
Когда меня замучила тоска!
Только тот, кто занемог от горших бед,
Меня бы принял за весельчака.
Дивная и злая власть!
Я жалуюсь, я негодую,
Но даже в бешенстве не смею женщин клясть.
Слишком редко доводилось быть мне с ней.
Роптать мне постоянство не велит.
Пусть на сердце год за годом все грустней,
Пусть нет лекарства от моих обид,
Говорю от всей души:
Прекрасных дам грешно порочить!
Нет, я не злоязычник. Дамы хороши.
Жалобы смешны, напрасны укоризны.
Лишь верной службой даму тронуть можно.
Эти гордые прелестницы капризны.
На сердце у меня всегда тревожно.
Награждать бы нужно тех,
Кто верен и красноречив,
Как я, не ведающий никаких утех.
В чем бы ни был я пред нею виноват,
Подобной кары я не заслужил.
Никогда не получаю я наград,
Хоть голову бы я свою сложил.
Кто страдал подобно мне!
Едва размыкаю тоску,
Меня заставит госпожа страдать вдвойне.
Жалуюсь, глупец, под гибельным ударом,
А госпожу мою винить не смею.
В сердце я ношу владычицу задаром,
Пожертвовав надеждою моею.
Не воздам ей злом за зло.
Иначе жить я не могу.
От постоянства моего мне тяжело.
Ею жил я столько лет.
Денек бы мною пожила она!
Волосы меняют цвет.
Вот вся моя награда — седина.
Жалуюсь я, поседев.
На милость не пора ли ей сменить неправый гнев?
Я бы службой пренебрег,
С ней распростившись, был бы я таков.
Жизнь мне без нее не впрок.
Не сбросить мне вовек моих оков.
Слабость я свою кляну.
Женою побежденный, оказался я в плену.
Разорив мой дом дотла,
Смиренных чувств моих не пощадив,
Злая мигом отняла
Мой разум, честь мою, все, чем я жив.
Пусть попробует в ответ
Сказать, что это я не прав, что доказательств пот!
«От проклятий толку мало.
Не смеет он задеть меня всерьез.
Мне бояться не пристало
Упреков, обвинений и угроз.
Красоту не побороть.
Сильнее всяких войск моя пленительная плоть».
Если ветреница мнит,
Что я возненавижу страсть мою,
Этих не стерпев обид,—
То в сердце я надежду затаю,
Для служения рожденный.
Перестрадав свое, утешусь я, вознагражденный.
Госпожу я заклинаю столько лет:
«Смилуйся ты надо мной!»
Ей до жалобных молений дела нет.
Я готов любой ценой
Самый трудный выполнить приказ.
Кто бы в мире меня спас
От моих влюбленных ненасытных глаз!
Если бы нашелся умный человек!
Он бы мне в беде помог.
Неужели мне томиться весь мой век?
Как ответ ее жесток!
Госпоже служить я дам обет.
Самому себе во вред
Клятвам верен я, пускай надежды нет!
Уличен людьми в обмане гнусном,
Я сгорел бы со стыда!
Жалобе моей, моим напевам грустным
Кто поверил бы тогда!
Сам себя судить я буду строже.
Сам я знаю: лгать негоже.
От подобного греха избави боже!
Вряд ли в мире есть любовь сильней моей.
Преданнее нет сердец!
Кто сказать посмеет: «Мне она милей!» —
Тот расчетливый хитрец.
Видит бог, как мне всегда была
Госпожа моя мила.
Что весь мир! Была бы госпожа цела!
В ней моя награда, слава и почет.
Лишь любовью рыцарь жив!
Что, если моя любимая умрет,
Радости меня лишив?
Ей понять бы надо в свой черед,
Что меня тоска берет.
Острой болью прерван гордый мой полет.
Много суетных утех.
Истинная радость, как всегда, на миг.
И, конечно, смех — не смех
Для того, кто в жизни счастья не достиг.
Прежде был я весел день и ночь,
До забав я был охоч.
Веселиться мне теперь невмочь.
Стражду по своей вине.
Сам себя признал я перед ней виновным.
Госпожа сказала мне,
Что, мол, нет конца моим делам греховным.
У нее в глазах такой укор,
Что я сам не свой с тех пор.
Слишком строг подобный приговор!
Сколько лет я ей служил!
Госпожа не хочет знать заслуг моих.
Сколько песен я сложил!
Госпоже моей как будто не до них.
Я ли не был праведен и смел!
Жизни я не пожалел.
Видите, как сладок мой удел!
Все напрасно: стыд и гнев.
Я схожу с ума. Не писан мне закон.
Госпожу мою узрев,
Я, непостоянный, был навек пленен.
В мире не проложено дорог,
По которым бы я мог
Убежать от злых моих тревог.
Навсегда любовь со мной.
Я любовь мою чужому не отдам.
Нет, не для меня покой.
Буду жить, как жил я, с горем пополам.
Видит бог, мне в мире ни одна
Так не нравилась жена.
Лишь бы мне она была верна!
«Слово каждое бесценно
В долгожданной песне, в доброй вести.
Отвечай мне откровенно:
Хорошо ему на новом месте?»
«Госпожа, он весел был.
По вашей милости в нем тот же самый пыл!»
«Если так, я очень рада.
Поумнел он, значит, если так!
Мне вздыхателей не надо.
Нравится мне больше весельчак».
«Госпожа! Покорный вам,
Перечить вашим не посмеет он словам».
«Лишь по моему приказу
Рыцарь петь поклялся или нет?»
«Госпожа! Пока ни разу
Не нарушен тягостный обет.
Или он уже нарушен?»
«Боюсь, не слишком ли мой рыцарь мне послушен!
Что бы я ни повелела,
Говорят, я петь ему мешаю.
Ну какое людям дело?
Радости, мол, я весь мир лишаю.
В толк я, право, не возьму,—
О, горе мне! — какой приказ мне дать ему!
Нет, не женским красноречьем,
Женской красотой пленился друг.
Ран сердечных не залечим!
От непостоянства столько мук!
С ним порвать бы наконец.
Ах! Постоянство — цепь для страждущих сердец!»
Хорошо мне, только бы чуть-чуть
Больше радостей и меньше бед!
Если бы вольготней мне вздохнуть,
Был бы мой напев получше спет.
Среди всех моих забот
Удручен я тем, что жалоба моя
Ей никак до сердца не дойдет.
Ближние мои ко мне жестоки:
Нет, мол, новизны в подобном плаче!
Ох уж эти праздные упреки!
Мне ли говорить и петь иначе!
Пел бы я всех веселей,
Если бы, как прежде, маленький посланец
Появился к ночи у дверей.
Если жил счастливый человек,
Значит, я был счастлив, только я!
Почему блаженство не навек?
Впал в немилость я, и нет житья.
И со мною счастье в ссоре.
Наслаждаться бы до самого утра!
Не с кем наслаждаться, вот в чем горе!
Осужденный радостью моей
Жить среди мучительных тревог,
Не жалел я песен и речей.
Лучше слов найти никто не мог.
Песня правдою красна!
Никогда со мною не сравнится лжец,
Чьим словам красивым грош цена.
Сам я положил начало бедам.
Ничего скрывать я не привык.
Ходит клеветник за мною следом,
Ядовитый у него язык.
Рыщут всюду шептуны.
Виноват ли я, что лучшие слова
У врага в устах искажены?
Или мне теперь жестоко мстит
Бывший друг, чью радость я украл?
Я не причинял друзьям обид.
Бог меня тогда бы покарал.
Не друзья и не родня,—
Вскоре пожалеют о моей кончине
Те, кому теперь не до меня.
«Ты, гонец мой дорогой!
Посмотри, как он живет.
Если, незнаком с тоской,
Знать не знает он забот,
Говори ему тогда,
Что я не знаю горя тоже,
Мол, разлука не беда.
На вопрос, как мне живется,
Отвечай, что превосходно.
Сердце, мол, к нему не рвется.
Мне спокойно, мне свободно.
Скрой ты от него одно:
Он для меня как ясный день.
Сердцу без него темно.
Ты любовь мою не выдай.
Разузнай сначала точно:
Хоть с печалью, хоть с обидой,
Он живет ли беспорочно,
Он мне верен или нет?
И если верен милый рыцарь,
Намекни на мой секрет.
Если он задумал сам
Возвратиться наконец
(Я тебе добром воздам
За такую весть, гонец),
Ты скажи ему, что нужно
Воздержаннее быть в речах.
Добродетель безоружна.
Он любовью смерть зовет.
Этот холод, этот жар,
Этот пламень, этот лед
Хуже самых страшных кар.
Не любовь — сплошная жуть!
Наверно, лучше ненавидеть,
Чем любить кого-нибудь.
Ах, как женщина слаба!
Заболталась я совсем!
Взвесь, гонец, мои слова.
Будь, гонец, как рыба нем.
Все разведай ты сначала.
Быть может, лучше скрыть навеки
То, что я тебе сказала!»
И в моей тоске я восхищен:
Снова жизнь мою надежда осветила.
Радость глаз моих и мой закон,
На других она смотреть мне запретила.
Даже если мне во вред
Слишком тягостный запрет,
Сурово
Царственное слово,
В ответ не скажешь: «Нет!»
Разве что глупец какой-нибудь
Злоключеньям позавидует моим.
На любовь подобную дерзнуть,
Убедиться, что нисколько не любим
И что все мольбы впустую!
Обездоленный, тоскую.
Однако
Свет милее мрака.
Не полюблю другую.
Кто бы мог в таких печалях жить?
Почему я не могу любить, как все?
И зачем поклялся я служить
Самой чистой, самой солнечной красе?
Как мне быть, когда жесток
Натиск бедствий и тревог?
Мне худо.
Верю только в чудо,
Чтобы господь помог.
Боль мою за милость я приму,
Предпочтением подобным дорожа.
Значит, не ко всем, а к одному
Благосклонной остается госпожа.
Кто сказать посмеет мне:
«Будем угождать жене
Совместно!»
Кто любил бесчестно,
Тот согрешил вдвойне.
Я как будто сокол прирученный.
Чует сокол солнечную высоту
И, своей свободой увлеченный,
Корм привычный забывает на лету.
Говорит любовь: «Лети!»
Нет обратного пути.
Утраты
Позабыл крылатый.
Блажен я во плоти.
С госпожой моей не довелось
До сих пор поговорить мне но душам,
Я боюсь, что наши души врозь.
Что мне дальше предпринять, не знаю сам.
Упованьем окрыленный,
За наградой отдаленной,
Годами
Повинуясь даме,
Охотится влюбленный.
Хорошо мне в помыслах моих.
Наяву, а может быть, не наяву
Я живу счастливее других.
Кто завидует чужому торжеству,
Перед богом грешен тот.
Благо тем, кто счастья ждет,
Как прежде,
В сладостной надежде,
Годам теряя счет!
Приемлю честный божий крест
Всем помышлением своим.
Пускай святых взыскует мест
Мой разум, словно пилигрим.
Пусть мысль моя отныне служит богу,
Не смея забредать на грешную дорогу.
В далекий отправляюсь путь,
Другим оставив злую боль,
Которой мучила меня
Сия плачевная юдоль.
С меня довольно здешних благ,
И неуспеха, и успеха!
Тому, кто сам себе не враг,
Земные радости — помеха.
Всевышнего почтить бы мне хвалою,
А я смущен своею песнею былою:
«Пока живешь на белом свете,
Всех радостей отведай всласть!»
Святая дева, богоматерь!
Не дай мне снова в скверну впасть!
На мысли налагать запрет
Мне, к сожаленью, не дано.
Границ для помышленья нет.
Повсюду странствует оно.
Друзьям привет, но лишь на расстоянье,
Чтобы мое не ослабело покаянье.
Врагов своих готов простить я,
Однако даже и сейчас
Друзей коварных я боюсь.
От них страдал я столько раз!
Простимся, радость! Счастлив тот,
Кто не был обделен тобой,
Тот, кто вкусил твоих щедрот.
И у меня был день такой,
И ночь была. Чего же сердцу надо?
Как больно мне тебя забыть, моя отрада!
Заказаны мне все дороги,
Которые ведут к тебе.
Иным велениям внимаю.
Не властен я к своей судьбе.
«Все печали достаются мне одной
И не дают житья,
Сердце бедное пугая.
Разделить нельзя тоску с другой женой.
Страдая, как и я,
Что сказала бы другая?
На меня в обиде тот,
Кто мне всех дороже.
Чтобы соблюсти себя,
Нужно быть с любимым строже.
Как зато мне было весело сначала!
Мой рыцарь лучше всех.
Я чернить его не вправе.
Сколько нежных слов я от него слыхала!
Расстаться с милым — грех!
Господи меня избави!
Чтобы не поддаться вдруг
Сладкому недугу,
Я велела замолчать
Очарованному другу.
Был в запальчивости отдай мой приказ,
И рыцарь на чужбине
Сохнет, мается в кручине,
Смолк, смиренный, и не кажет больше г
Хоть не к лицу мужчине
Женской потакать гордыне,
Уступая ей во всем.
Лучше бы мольбами
Донимал меня поныне.
Слышать их приятно даме.
Как мне больно, как отрадно вспоминать!
Нет, сердцу моему
Не забыть счастливой встречи!
Не хотела я любимого прогнать.
Я знаю, почему
Смолкли пламенные речи.
Он любви моей желал.
А любовь — не скрою —
С детских лет казалась мне
Самой страшною игрою.
В мире я не знаю рыцаря другого,
Чья речь бы мне была
Год за годом так любезна.
Обольстить меня едва ли может слово.
Сладчайшая хвала
Тут, пожалуй, бесполезна.
Пусть поет мой милый рыцарь!
Песня мной любима.
Только бы при встрече с ним
Я была неколебима!»
От этих бед печаль жива
В моем напеве заунывном.
В моих ладах день ото дня
Отчаянье мое слышней.
Мне свой привет послав сперва,
Зачем же в гневе беспрерывном
Теперь наказывать меня?
Не согрешил я перед ней.
Я знаю, как она добра.
Давно меня спасать пора.
Отрадно будет нам обоим,
Когда в согласии беспечном
Друг другу душу мы откроем.
Моя сердечная тоска
Всегда терзает плоть мою.
Все чувства хором подтвердят,
Что нет мучительнее хвори.
Смерть сердцу моему близка.
Ни от кого не потаю:
Один меня снедает яд —
Всепоглощающее горе.
Лишь тот, кого не покидали
Моим подобные печали,
Кого сломил подобный гнет,
Лишь тот поверит в скорбь мою,
Лишь тот мою тоску поймет.
Но нет! Чужим я не открою
Причину горести моей.
Пусть больно мне, пускай тревожно,
Чужим не до моих тревог.
Делиться не хочу тоскою.
Кручину от моих друзей
Скрывать, однако, невозможно.
Советом кто бы мне помог?
Лишь сердце мне дает совет:
«Храни заветный свой секрет!»
Придется мне молчать и впредь.
Оберегая честь ее,
Собою нужно мне владеть.
Не суждено самой весне
Пробиться к сердцу моему,
Когда в молчании суровом
Любовь меня на гибель шлет.
Мне так темно, так больно мне,
Что сам себя я не пойму.
Растаять бы моим оковам
На солнце, как весенний лед!
Моей отчаянной мечты
Не могут вылечить цветы.
Любовь меня свела с ума,
И я не слышу певчих птиц.
На сердце вечная зима.
Если я вздумаю хвастать победой,
Песенный мой дар я навсегда утрачу.
Скажут мне люди: ты спорна изведай,
А потом уж воспевай свою удачу!
Пусть счастливец весело поет!
Слишком глуп я. Лгать мне в песнях не расчет.
Старую мою тоску не скрою.
Не старится моя тоска
С тех пор, как стала жизнь моя одной сплошной тескою.
Пускай смеется надо мной невежда.
Как бы меня женщины ни привечали,
Где постоянство, там всегда надежда.
Утолит моя любовь мои печали.
Суетную радость я презрел.
Без. награды будет жалок мой удел.
Каждая, конечно, бы хотела,
Чтобы служили ей, как я
Единственной моей служу, покорен ей всецело.
Когда ей жалобы так надоели
И не нужно ей моих л
