KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Старинная литература » Европейская старинная литература » Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

Коллектив авторов - Европейские поэты Возрождения

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Коллектив авторов, "Европейские поэты Возрождения" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

MAPИH КАБОГА

ПЕСНЬ О ДИНАРЕ

Слушай речи эти, молодой и старый,
Как сейчас на свете властвуют динары.
Дьявол в преисподней так вершит делами,
Что динар сегодня — господин над нами.
Где динар — забыто сразу там о боге,
Правда там открыто брошена под ноги.
Ныне ум и мудрость не в цене, заметьте,
Потому что глупость царствует на свете.
Жалкая бездарность с хитростью бесчестной
Верность, благодарность гонят повсеместно.
Где к добру стремленье? Нет его в помине.
Дружба, уваженье — не найти их ныне.
С каждым новым утром — новые страданья,
Преданным и мудрым — разочарованье.
Ты слывешь ученым. Но коль ты в заплатах,
Будь хоть Соломоном, — нуль ты для богатых.
Муцием будь, Гаем, бей врагов победно,
Храбрый почитаем… если он не бедный.
Кто сейчас полезен, тех не вспоминают.
А кто бесполезен — лаврами венчают.
О любви мечтаешь ты к земной богине,
Но ты нищ и знаешь: не полюбят ныне.
Люди в отношенье к беднякам едины:
Бедным лишь презренье и не лица — спины.
И друзья не знают ныне дружбы чистой,—
Кто дружить желает дружбой бескорыстной?
И любовь и верность позабыты, видно:
Всюду лишь неверность и обмап бесстыдный.
Суд забыли честный, мир забыли сладкий,
Ныне повсеместно видим беспорядки.
Богатей ничтожный ныне всем владеет,
Думает — все можно, коль мошну имеет.
Будь ты глуп отменно, — если ты с деньгами,
Мудрый ты, почтенный, господин меж нами.
В лавках беспощадно грабят и воруют
И того, кто жадный, щедрым именуют.
Этим — уваженье, судьи к ним не строги,
А тебе — презренье, умный, но убогий.
Голос бедных страстный отклика не знает,
Бедного всевластный только презирает.
А осел шумливый, золотом набитый,
Глупый и спесивый, — всеми чтим открыто.
Деньги порождают зло на этом свете,
Все сейчас страдают, кто попал в их сети.

ПРОТИВ ЗНАТИ РАГУЗЫ

Страна вершин суровых и бесплодных.
Живет здесь варвар, злобен и жесток,—
Толпа глупцов, толпа лжецов негодных,
Где каждый добрых помыслов далек.
Ты, злейший враг деяний благородных,
Недаром этот край тебя привлек,
В котором летом — пекло, ад — зимою,
Где все богаты бедностью одною.

Здесь влезли псы в нарядные одежды,
Здесь, щеголяя в дорогих мехах,
Зажгли в себе тщеславные надежды
Мужланы наяву — князья в мечтах,
Почтенный вор, ученые невежды
И храбрецы, чей так отважен страх.
Светлейшие, вы даже в масках лживых
Останетесь гуртом овец паршивых!

Вы знатными кичитесь именами,
Но кто труслив и лжив, не знатен тот.
Вы знатными себя назвали сами,
Но подлостью любой из вас живет.
Кто с низменными не сумел страстями
Проститься, тот ничтожеством умрет.
Бревну какая польза в славословье?
(И это проглотите на здоровье.)

Вот благородства вашего основа;
Всех угнетать и жить чужим трудом,
Сдирать три шкуры с должника любого,
Лишь в доме хорохориться своем,
Иметь надменность — ничего другого,
И каждого считать себе врагом,
И, с голодом воюя, жить без хлеба,
К врагам своим причислив даже небо.

Читаешь ты с трудом и текст печатный,
А сделался советником, дурак,
Тебе латынь с volgare[2] непонятны,
Но ты уверен, что учен и так,
Что доктор ты, юрист, астролог знатный,
Что геометрия тебе — пустяк.
Как Демосфен красноречив порою.
Ты хвастаешь своею пустотою.

Не возразит никто, тебе внимая,
И не из уважения к тебе,
А потому, что, нрав твой алчный зная,
Никто не пожелает зла себе.
Готов бедняк сквозь землю провалиться,
Коль встретится ему такая птица:
Отдав поклон, бежит простолюдин,
Тебя завидев, Лютер и Кальвин.

В твоей груди и месть и яд сокрыты,
Но ты отчета небу не даешь
За слезы вдов: мужья тобой убиты,
А в ком тебе нужда, так тот хорош;
Для достиженья самой грязной цели
Ты называешь честным подлеца
(Закон еретика Макиавелли),
А всех других тиранишь без конца.

Ты бровь дугою изгибаешь, словно
Законодатель славный из Афин,
Но ты своей не помнишь родословной,
Так я тебе открою, чей ты сын:
Был варваром отец твой, иноверцем
С клыками острыми, с жестоким сердцем.
Как ты, он благородный был синьор,
Который крал всю жизнь и сдох, как вор.

Ты скажешь: «Я, трудиться не умея,
Открыл торговлю — польза для людей».
Наверно, у подобного злодея
Советником какой-то иудей.
Свершенные тобою преступленья
Суд божий вывесть могут из терпенья,
Тогда придется, хочешь или нет,
За все грехи тебе держать ответ.

Зато теперь в судебном заседанье,
Per fas et nefas[3] слушая дела,
Кричишь: «Я умный, я имею званье!..»
По мне, произошел ты от осла.
Прочтя подчас из умных книг цитатку,
Ты хочешь ею скрыть ума нехватку.
Учись! Иначе, на свою беду,
В котел кипящий попадешь в аду.

Спроси тебя — не сможешь дать ответа,
Владеешь ли ты ремеслом каким.
Знакомого случайно встретив где-то,
Браниться тотчас начинаешь с ним —
Таков, безбожник, твой обычай скверный.
И здесь любой закон — слуга твой верный,
Ты все пороки воплощаешь сам,
Собой ты оскверняешь даже храм.

О знатности своей подумай снова:
Вся жизнь твоя проходит в грабежах.
Избавься от тщеславия пустого,
Родившегося на чужих слезах,
Доверься добродетели, тупица,
Тогда твой темный разум прояснится,
Сверни скорей с преступного пути,
Учти — иначе душу не спасти.

Стыдись кричать: «Я заслужил признанье…
Сенатор я, блюду законов свод!»
Ты глуп настолько, что не в состоянье
Пересчитать свой собственный доход.
Ты сам не знаешь, в чем твое призванье,
И вот в чужой забрался огород,
Без роздыха твердя как заведенный:
«Я знатный, следовательно, ученый».

Зависит все от вашего хотенья,
Про всех у вас подарок припасен:
Богатым — милость, бедным — притесненья,
Для слабых — брань, для сильных — льстивый тон.
Любой из вас готов на преступленья,
Едва заслышит где монеты звон.
Но вновь к словам вернусь, вам неприятным:
Никто из вас вовек не станет знатным!

Крестьянином был Цицерон ученый,
Был знатен Катилины римский род,
Но Катилина умер осужденный,
А Цицерон снискал себе почет.
Пример берите с римлян, пустозвоны:
В ком светел ум, безмерно знатен тот.
А вы, расхваставшись, забыли сами,
Что ваша знатность выдумана вами.

МАРИН ДРЖИЧ

* * *

Пусть блещут мгновенья улыбкой твоею!
Мои песнопенья бессильны пред нею:
едва ли сумею воспеть я, как надор,
атласную шею, твой стан, о отрада,
роскошность наряда, как луч, золотого,
распахнутость взгляда, пленительность слова —
ах, сердце, мне снова ты жжешь, о царица,
оно ль не готово тебе покориться?
Пускай же темница надежды напрасной
в мечтах озарится звездой твоей ясной —
алтарной, прекрасной, которой не стою;
ревнивой душою исплачусь, любя,
а душу открою, чтоб славить тебя.

ИСПЕЙ ЭТУ РАДОСТЬ

Увы, наша младость с годами увянет,
И с нею и радость в минувшее канет.
И сад твой цветущий, и май твой бесслезный,
И душу мне жгущий твой взор двоезвездный,
И лик — лик богини, как сорванный цвет,
Уж гибнут и ныне… И вот мой совет:
Весны нашей чудо прекрасно, но кратко, —
Так пей же, покуда оно еще сладко,
Вдохни это счастье, испей эту радость,
Любовью и страстью возвысь свою младость!
Как дождик весенний, пройдут эти дни —
Лишь боль сожалений оставят они.

НИКОЛА ДИМИТРОВИЧ

НИКОЛЕ НАЛЕ

Строка, ты крылата, лети же к Николе,
Сожрал с ним когда-то немало я соли,
Лети же с приветом над славной Рагузой,
Любезной поэтам, взлелеянной музой.
Порой мы в такие уносимся дали,
Которых иные во сне не видали.
В далеких державах скитаюсь я ныне.
Дворцов величавых полно на чужбине.
Мне столько изведать пришлось в этих странах —
Всего не поведать и в книгах пространных.
Сегодня в стране я неведомой, новой,
Здесь рожи чернее икры осетровой;
Здесь силу и старый подчас сохраняет,
Посмотришь — кантары шутя поднимает;
Здесь молодец ражий за трапезу сядет —
С подобной поклажей и лошадь не сладит;
Когда не хватает для выпивки денег,
Свой скарб пропивает мгновенно мошенник;
За выпивкой пищи глотает он горы —
Обжора почище любого обжоры.
В тех землях святыми считают безумных,
Толпятся за ними на торжищах шумных,
Они здесь персоны всех выше на свете,
Здесь бьют им поклоны и старцы и дети.
Диковин немало в земле этой странной:
Врата из металла, а ключ — деревянный,
Здесь люди норою к учтивости глухи:
Облают свиньею и отпрыском шлюхи.
Тебя лиходеи побьют между делом,
Беги поскорее — останешься целым.
Без чести, без сердца живут образины,
Любой иноверца предаст за майдины.
Тебя супостаты обманут открыто,
Здесь деньги лишь святы, а совесть забыта.
Налешкович славный, все это не диво:
Ведь силою главной здесь стала нажива.
Здесь можно порою нажиться не худо,
С набитой мошною уехать отсюда.
Венеция стала сильна и богата —
Не здесь ли стяжала Венеция злато?
Она посещает давно эти страны
И вдаль посылает галер караваны,
И грузит их, Нико, она не холстами —
Торгует гвоздикой, корицей, шелками.
Мы, друг мой, робеем в торговле недаром —
Совсем не владеем купеческим даром:
Тростник поставляем и лен басурманам,
Барыш уступаем купцам чужестранным.
Когда бы мы были немного лукавей,
Мы их бы затмили в богатстве и славе,
И мы б торговали тогда не впустую…
А впрочем, мой Нале, о чем я толкую!
Тебя бы о жизни хотел расспросить я:
Какие в отчизне случились событья?
Слыхал я: от мору страна пострадала,
Погибло в ту пору сограждан немало.
Пускай наградит их наш бог-вседержитель
И примет забытых в господню обитель!
А коли с чумою ты справился черной,
С болезнью любою ты сладишь бесспорно.
Ты силой отмечен и ладно сколочен,
Как тис долговечен, и кряжист, и прочен.
Ведь четверть ягненка съедал ты, бывало,
В придачу цыпленка, жаркого немало,
С друзьями гуляя под сенью Парнаса,
Вином запивая горячее мясо.
Обижен судьбою, я горько заплачу,
Коль дружбу с тобою навеки утрачу.
Кто рифмой не хуже владеет, чем Матко,
И пишет к тому же так нежно и сладко?
Тревожусь о Матке: он в Стон перебрался —
В краю лихорадки живым бы остался!
Но тягостней муки, когда умираем,
Скорбя от разлуки с отеческим краем,
Плывешь на чужбину — и солнце не светит;
А Матко кончину с улыбкою встретит,
Он мир ие покинет, останется здесь он,
Поскольку не сгинет краса его песен;
Поет для влюбленных он песни поныне,
Как пел Арион их, плывя на дельфине.
Хоть дома бывают болезни жестоки,
От них умирают и здесь, на востоке.
Мне страны такие еще не встречались,
Где жизни людские два раза кончались;
Два раза кончаться захочет ли каждый —
Со светом прощаться приятно ли дважды?
Нас гибель — о, боже! — одна ожидает,
Кто раньше, кто позже сей мир покидает.
О Нико мой милый, ты знаешь прекрасно:
Избегнуть могилы живое не властно.
Я жив, и при этом здоров я покуда;
Здесь гибельно летом, а нынче нехудо:
Зимой расцветают поля и долины,
Плоды созревают, бобы и маслины,
Пройди по базарам: капусты, салату
Дадут, коль не даром, — за малую плату.
Ни глада, ни стужи здесь нет и в помине,
А в поле к тому же привольно скотине,
Баранина всюду жирна неизменно,
И льется в сосуды молочная пена, —
В три гроша монету достань наудачу —
Получишь наседку и яйца в придачу,
И мелочи тоже на рынке достаток:
Динар — не дороже — голубок десяток.
Здесь сыра головки, там бочки сметаны,
На пыльной циновке огромные жбаны,
Здесь столько съестного всегда продается,
Лишь сала свиного купить не придется,
Огромнейшей рыбы цена — полдинара,
Вовек не уйти бы с такого базара!
Хлебов здесь пятнадцать за грош покупаем,
Два наших сравнятся с таким караваем.
Здесь сладостна даже вода из колодца —
В Рагузе не слаже вино продастся.
Всего не изложишь. Рассказ покороче
И то ты не сможешь дослушать до ночи.
Не край здесь, а чудо, с ним рай не сравнится;
Кто станет отсюда в могилу стремиться?
Я точку на этом поставлю, пожалуй,
Не медли с ответом, бродягу побалуй,
Матьело я тоже поклон посылаю.
(Он жив ли, о боже!) На этом кончаю.

Сей Александров град основан Македонцем,
Здесь, Нале, твой собрат живет под жарким солнцем,
Здесь в тысячу пятьсот пятьдесят третий год
С тех пор, когда господь явил Христа приход,
В день теплый января на солнечном востоке,
С тобою говоря, писал я эти строки.

ДИНКО РАНИНА

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*