Даниэл Дефо - Дневник Чумного Года
Примерно такие же планы были и у наших путешественников, только они были лучше экипированы и хотели идти дальше на север; первая же компания не собиралась отходить от Лондона далее, чем на один день пути, так чтобы каждые три-четыре дня иметь сведения о том, что происходит в столице.
Однако тут наши путешественники оказались неожиданно для себя в затруднительном положении; дело было в лошади: ведь для того, чтобы она несла на себе поклажу, они должны были держаться дороги, в то время как другая компания шла как придется — через поля, независимо от того, была ли там дорога, тропинка или вовсе ничего; не было у них необходимости и проходить через города или приближаться к ним, разве что для того, чтобы закупить там провизию, а это им удавалось с большим трудом, о чем еще пойдет речь в свое время.
Наши же беглецы должны были держаться дороги, в противном случае они наносили бы местности большой урон: ломали бы изгороди и калитки, топтали бы огороженные поля; а этого им вовсе не хотелось делать.
В то же время они были не прочь присоединиться к той компании и разделить их участь; посоветовавшись, они отвергли свой первоначальный план идти на север и решили всем вместе отправиться в Эссекс; так что поутру они сложили палатку, нагрузили лошадь и двинулись в путь все вместе.
Непросто было им переправиться на другой берег: лодочник у переправы боялся их везти, но после некоторых переговоров на расстоянии он согласился оставить им лодку в стороне от переправы, чтобы они могли ею воспользоваться; когда они переправились, он указал им, где оставить лодку, и сказал, что у него есть другая, на которой он приедет за этой, однако сделал это он, кажется, по прошествии не менее восьми дней.[232]
Здесь, дав перевозчику деньги вперед, они пополнили запас провизии и питья: он принес все в лодку и оставил там; но, как я сказал, не раньше чем получил деньги вперед. Наши же путешественники тем временем ломали голову: как переправить лошадь на другой берег — ведь лодка была слишком мала для нее; в конце концов им пришлось снять с лошади всю поклажу и заставить ее переплыть реку.
Переправившись через реку, путешественники пошли к лесу, но, когда они достигли Уолтэмстоу,[233] жители этого городка, в отличие от других мест, не пропустили их. Констебль и состоящие при нем сторожа заговорили с ними, держась на почтительном расстоянии. Пришлось давать все те же объяснения, но это не помогло, так как две-три компании уже проходили здесь, а потом несколько человек в городе заболело, после чего к чужакам стали так дурно относиться в этой местности (хотя и вполне заслуженно), что около Брентвуда[234] несколько человек умерло в полях — от болезни или просто от нужды и отчаяния, никто не знал.
Так что было вполне понятно, почему жители Уолтэмстоу стали так осторожничать и решили не принимать никого, о ком не знали точно, что они здоровы. Но когда Ричард-плотник и тот человек, который вел с ним переговоры, сказали, что это еще не повод перекрывать дороги и запрещать людям проходить через город, коль они просто хотят пройти по улицам и ничего больше не просят; и что, ежели жители боятся, они могут зайти в дома и запереть двери, — повторяю, когда они все это сказали, слушатели не выказали ни радушия, ни враждебности, а просто продолжали заниматься своим делом.
Констебль и его приспешники все упрямствовали и ни о чем не хотели слышать; так что тем двоим, кто вел переговоры, пришлось вернуться к товарищам и держать совет, как быть дальше. Положение в целом сложилось неутешительное, и долгое время они не могли решить, что им делать; наконец Джон, солдат и пекарь, подумав, сказал:
— Ладно, поручите дальнейшие переговоры мне.
До тех пор он в переговорах не участвовал. Он поручил Ричарду-плотнику нарезать жердей и придать им, насколько возможно, форму ружей; и вскорости у него уже было пять-шесть прекрасных мушкетов, которые издали вполне можно было принять за настоящие; вокруг той части, где затвор, он приказал обмотать их всяким тряпьем, как делают солдаты в сырую погоду, чтобы предохранить затвор от ржавчины; остальное же, насколько возможно, заляпать глиной и грязью; остальные должны были все это время сидеть под деревьями по двое и по трое на большом расстоянии друг от друга и разводить костры.
Тем временем он и еще двое-трое людей разбили палатку в переулочке, неподалеку от заграждения, которым жители города перекрыли проход, и поставили перед ней часового с настоящим ружьем, единственным, какое у них было; часовой расхаживал взад-вперед перед палаткой с ружьем на плече, и жители города могли прекрасно это видеть. Неподалеку, к калитке изгороди, он привязал лошадь, а по другую сторону палатки развел огонь, так что горожане могли видеть пламя и дым, но не знали, что там происходит у костра.
После того как горожане увидели все это и решили, что пришельцев очень много, их стало более смущать не то, что они пройдут через город, а что они останутся здесь; кроме того, решив, что у тех есть лошади и ружья, так как они видели одну лошадь и одно ружье у палатки, а также людей в отдалении, за изгородью, разгуливавших с мушкетами через плечо (или тем, что они приняли за мушкеты), — повторяю, можете представить себе, как, увидев все это, они переполошились, напугались и, похоже, пошли к мировому судье узнать, что им делать. Какой совет дал им судья, я не знаю,[235] но ближе к вечеру жители городка подошли к заграждению, о котором я уже говорил, и окликнули часового у калитки.
— Что вам нужно? — спросил Джон {Похоже, Джон находился в палатке, но, услышав окрик, он вышел, взял ружье на плечо и говорил с ними так, будто он часовой, поставленный более высоким начальством. (Примеч. авт.)}.
— Так что же вы собираетесь делать? — спросил констебль.
— Делать? — пробурчал Джон. — А что вы хотите, чтобы мы делали?
Констебль. Почему вы не уходите? Зачем вы здесь расположились?
Джон. А почему вы остановили нас на дороге Его Величества и хотите запретить нам продолжать наш путь?
Констебль. Мы не обязаны давать вам объяснения, хотя и сказали уже, что это из-за чумы.
Джон. А мы вам сказали, что все мы здоровы и не источаем заразы, хотя и не были обязаны это делать; и все равно вы не разрешаете нам пройти.
Констебль. Мы имеем право задержать вас; забота о собственной безопасности обязывает нас это сделать. Кроме того, это не королевская, а платная дорога,[236] вы же видите, тут ворота, и, пропуская людей, мы взымаем дорожный сбор.
Джон. Мы имеем такое же право заботиться о собственной безопасности, как и вы; и вам должно быть понятно, что мы уходим, чтобы спасти свою жизнь, поэтому, останавливая нас, вы поступаете несправедливо и совсем не по-христиански.
Констебль. Вы можете вернуться, откуда пришли, мы вам не запрещаем.
Джон. Нет уж, там нас поджидает враг пострашнее вас, а не то мы никогда сюда бы не явились.
Констебль. Что ж, тогда вы можете идти в любом другом направлении.
Джон. Нет-нет. Вы, надеюсь, понимаете, что мы можем наплевать на вас и на всех жителей вашего прихода и пройти через город, когда пожелаем; но раз уж вы остановили нас здесь, пусть будет по-вашему. Видите, мы разбили лагерь и собираемся здесь жить. Надеюсь, вы станете снабжать нас едой.
Констебль. Снабжать едой! Что вы хотите этим сказать?
Джон. Ну, не собираетесь же вы морить нас голодом! Раз вы остановили нас здесь, вы должны нас содержать.
Констебль. Ну, если вы будете на нашем попечении, то содержать вас будут плохо.
Джон. Если вы намереваетесь держать нас впроголодь, мы сами обеспечим себе лучший прием.
Констебль. Не хотите же вы сказать, что будете квартировать у нас силой?
Джон. Пока что мы не прибегали к насилию. Почему вы заставляете нас сделать это? Я старый солдат и не привык голодать, а если вы надеетесь, что мы уйдем обратно из-за отсутствия провизии, то вы ошибаетесь.
Констебль. Если вы угрожаете, то мы постараемся собрать силы не меньшие, чем у вас. Я подниму на вас всю округу.
Джон. Это вы, а не мы, угрожаете. И, раз уж вы напрашиваетесь на неприятности, то пеняйте сами на себя — вы прямо сейчас их и получите; через несколько минут мы войдем в город {Это испугало констебля и его подручных, и они сразу сменили тон. (Примеч. авт.)}.
Констебль. Так чего вы хотите?
Джон. Прежде всего мы ничего не хотим, кроме свободного прохода через город; мы не нанесем вам никакого урона, ни малейшего вреда. Мы не воры, а несчастные люди, спасающиеся от ужасов чумы, которая в Лондоне пожирает тысячи жизней еженедельно. Удивляюсь, как вы можете быть столь немилосердны!
Констебль. К этому нас обязывает забота о собственной безопасности.
