Джордано Бруно - О героическом энтузиазме
Марикондо. И изображение и надпись имеют некоторое родство с предыдущими надписью и изображением), как это можно легко понять, если немного подумать. Однако прочитаем стихи:
[46]Когда герои, боги и народы
Крепят меня надеждою моей,
И страх, и боль, и грозные невзгоды,
И смерть, и плоть, и натиски страстей —
Ничто, коль ввысь мной выстраданы ходы
И ясны мне тропы моих путей,—
Сотрет сомнений и печалей годы
Услада радостных и светлых дней.
Но мыслями, желаньями своими
Когда б на деле увлекался я —
Хоть пылкими, но зыбкими, пустыми,—
Приятных бредней, слав и слав струя
Без дум, без дел была б с полуживыми,
Родясь, прожив, почив — в стенах жилья.
Надежда где моя?
Блеснула бы, зажгла и охватила,—
Тогда б со мною — счастье, слава, сила!
Из рассмотренного и сказанного нами в предыдущих речах можно понять чувство, которое наиболее ясно показывает, что значение низких дел уменьшается и отпадает там, где более высокие силы отважно «направлены на более яркие и героические объекты. И сила созерцания» такова (по замечанию Ямвлиха), что иной раз случается, что не только душа освобождается от более низких действований, но даже в самом деле покидает тело. Это я понимаю только в тех формах, которые объяснены в книге «О тридцати печатях». Там установлен ряд способов сдержанности; из них одни недостойно, а другие героически действуют так, что уже не воспринимаешь боязни смерти, не переживаешь боли тела, не испытываешь нужды в чувственных удовольствиях; и от этого надежда, радость и чары высшего духа обретают такую устремленность, что погашают все страдания, которые могли бы произойти от какого-либо сомнения, горя и печали.
Чезарино. Но что такое есть то, ради чего требуется, чтобы поэт стремился к мыслям, называемым им самим столь сомнительными, пустыми, осуществлял бы свои желания, называемые им же такими пылкими, и слушал бы свои доводы, называемые им такими зыбкими?
Марикондо. Он имеет в виду объект, рассматриваемый им в то время, когда этот объект находится перед ним; ведь видеть божество — значит быть видимым им» как видеть солнце означает вместе с тем и то, что ты ему виден. Подобным) же образом быть услышанным божеством — значит, вместе с тем), слушать его и пользоваться его покровительством, то есть стоять перед ним. Следовательно, из одной и той же неподвижной мысли происходят мысли неопределенные и определенные, желания пылкие и удовлетворяемые, доводы выслушиваемые и отвергаемые, соответственно тому, как человек будет — достойно или же недостойно — стоять перед ним: с разумностью ли и с уважением ли в действиях. Ведь одного и того же кормчего считают причиной либо потопления, либо же благополучия корабля, поскольку он на нем находился или же отсутствовал, за исключением того случая, когда кормчий собственными своими недостатками или же достоинствами губит или спасает корабль; но божественная сила, которая есть все во всем или предоставляет, или устраняет себя только путем обращения к ней другой силы, или же путем отклонения ее последнею.
Марикондо. Мне кажется, что у этого рисунка есть связь и продолжение в следующем, где изображены две звезды в виде двух лучезарных глаз, и тут же стоит девиз: Смерть и жизнь.
Чезарино. А ну-ка прочтите стихи!
Марикондо. Сейчас прочту:
[47]Вглядись: Амур в черты мои вписал
Всю повесть бедственных моих терзаний;
Но нет его гордыне обузданий, —
Богиня, я страдаю, как страдал.
За красотою век, достойных хвал,
Ты скрыл лучи, которых нет желанней,
Задернул небо мраком плотных тканей,
Одни лишь тени шлешь за валом) вал.
Моей любви безмерная тревога,
Быть может, красоте твоей равна.
Божественная», сжалься, ради бога,
Не дли тех мук, что я испил до дна!
Пускай твой блеск не жжет меня так строго,
Мне кара слишком горькая дана;
И если жизнь моя нужна,
Мне милостивый взор раскрой широко;
А если смерть — пронзи мне оком око!
Здесь лицом, отражающим) историю его страданий, является душа, поскольку она готова к восприятию высших даров, в отношении которых она обладает возможностью и готовностью, но лишена полноты совершенства и действия и ждет божественной росы. Поэтому хорошо было сказано: Душа моя стремится к тебе, как земля, жаждущая влаги. И в другом месте: Открываю уста мои и вздыхаю: ибо заповедей твоих жажду. Затем»: о гордыне, которая не обуздана, сказано метафорически, по аналогии (как иногда говорят о боге: ревность его, гнев, сон); ею обозначается трудность, которую она создает для желающих увидеть хотя бы ее плечи, то есть дать познать себя посредством последующих дел и результатов. Так она закрывает светочи веками, не проясняет мутного неба человеческой мысли, не убирает прочь тени с загадок и подобий.
Кроме того, душа Энтузиаста (поскольку она не верит, что всего того, чего нет, не может быть) просит божественный свет, чтобы — ради его красоты, которая» не должна быть от всех скрытой (во всяком случае, соответственно способности того, кто на нее смотрит) и ради се [души] любви, которая, быть может, равна его красоте (равной она считает красоту, поскольку может ее сделать для себя познаваемой), — чтобы он, божественный свет, поддался состраданию, то есть чтобы сделался постижимым, как те, которые из сопротивляющихся и уклоняющихся делаются ласковыми и благосклонными, и чтобы помянутый свет, не продлевая зла, происходящего из-за его отсутствия, и не позволяя, чтобы его блеск, который делает его столь взыскуемым, казался больше, чемі ее любовь, к которой он приобщается, и чтобы он признавал, что все ее совершенства не только равны таковым его, но что они даже тождественны.
Наконец душа снова просит его, чтобы он чрезмерно не печалил ее лишениями, потому что он может убить ее светом» своих взглядов и ими же дать ей жизнь, а вместе с тем не осуждал бы ее на смерть тем, что эти желанные светочи скрыты веками.
Чезарино. Не хочет ли он сказать, что эта сміерть влюбленных, происходящая от величайшей радости, называемой кабаллистами смертью от лобзания, вместе с тем является вечной жизнью, которую человек может получить в обладание на это время, а в результате — навеки?
Марикондо. Именно так.
Чезарино. Пришло время рассмотреть следующий рисунок, сходный с ближайшими из предложенных выше и связанный с ними известной последовательностью. Здесь виден орел, устремляющийся, раскинув крылья, в небеса; однако я не знаю, как и насколько его задерживает вес камня», привязанного к его ноге. Следует девиз<: Ему препятствует неуверенность. А это несомненно означает массу, число, чернь сил души, для обозначения которой взята строка:
Делится так, в колебанье, народ на различные мненья.
Вся эта чернь в общем разделена на две партии, хотя наличествуют еще и другие, подчиненные тем двум, из которых одни приглашают к вершине ума и блеску справедливости, другие соблазняются, влекутся» и тяготеют некоторым образомі книзу, к свинству чувственности и к удовлетворению природных желаний. Поэтому стихи и говорят:
[48]Стремлюсь к добру — встречаю преткновенье;
Уходит солнце, чуть лишь сближусь с ним;
Когда ж я с ним, то не с собой самим;
Порву ль с собой — вкушаю с ним сближенье;
За миг покоя — долгое мученье;
Чуть встречу радость — уж тоской томим;
Взгляну ль на небо — становлюсь слепым;
Ищу ль богатство — чую оскуденье.
Мне горько счастье, боль сладка — и вот,
Идя ко дну, ум в небеса взлетает,
Необходимость держит, цель ведет,
Судьба гнетет, стремленье ввысь бросает,
Желанье шпорит, страх уздой берет,
Тревога мчит, опасность замедляет.
Цель, случай ли — кто знает? —
Даст мир и принесет конец борьбе,
Раз гонят здесь, а там зовут к себе?
Подъем происходит в душе от способности и толчка крыльев, то есть от интеллекта и интеллектуальной еоли, посредством которых она, естественно, настраивается и стремится к богу как высочайшему благу и первой истине, абсолютной доброте и красоте, так же, как каждое дело, естественно, имеет порыв, с одной стороны, назад, к своему началу, с другой — вперед, к своей цели и совершенству, о чем хорошо сказал Эмпедокл. Из этого изречения, кажется мне, можно сделать вывод, выраженный Ноланцем в следующем восьмистишии:
Пусть солнце вспять вернется, сделав круг,
И вновь к истоку все лучи сойдутся,
Вернется в землю данное землею,
И мчатся к морю реки, что из моря,
И волны душу обретут и волю
Дышать, как почитаемые боги.
Так мысли, что ко мне пришли от бога,
Пусть вновь вернутся к божеству и к тайне.
Умственная сила никогда не успокоится, никогда не остановится на познанной истине, но все время будет идти вперед и дальше, к непознанной истине. Так, воля, которая устремляется к познанию, никогда, как видим, не удовлетворяется оконченным делом. Отсюда следует, что сущность души связуется только с одним пределом: с источником своей субстанции и целостности. Затем при помощи сил природы, которые ее отдают на милость и в управление материи, она идет к тому, чтобы связаться с нею и получить толчок к использованию и передаче кое-чего от своего совершенства низшим вещам, в силу того подобия, которое у нее есть с божеством; оно же, по благости своей, сообщает себя, либо бесконечно производя, то есть сообщая бытие бесконечной вселенной и бесчисленным мирам в ней, либо сообщая себя конечному и производя только эту вот вселенную, доступную нашим глазам и обыденному разуму.
