Гасьен де Куртиль - Мемуары
/Важность шлюзов./ Голландцы уже потеряли три провинции из семи, из каких было составлено их Государство, а так как им было невозможно сохранить остальное, не открыв шлюзы, Принц д'Оранж решился на это тем более быстро, что даже город Амстердам оказался на грани сдачи Королю. В самом деле, поставив этот вопрос на обсуждение тридцати шести персон, из каких состоял Совет Города, нашлось уже тридцать четыре, придерживавшихся мнения это сделать, когда двое других их от этого отвадили, скорее страхом, чем разумом. Они пригрозили выдать их народу, как приверженцев де Вита, и это нагнало на них такого страху, что они в то же время пришли в чувство. Однако, этому городу было бы невозможно не подпасть под господство Его Величества, если бы за время пребывания Маркиза де Рошфора в Утрехте он овладел бы Мюйденом, как он обязан был сделать. Таким образом, он бы сделался мэтром шлюзов этого города, а, следовательно, и всей Голландии. Он допустил еще и другую ошибку, кроме этой, а именно, не сохранил Вурден, город Провинции Голландия, какой враги просто бросили; но Герцог де Люксембург исправил эту ошибку, когда он прибыл на его место, и поставил там гарнизон. Принц д'Оранж, уверившись, что воды покрыли всю страну и Король не так уж быстро сделается тут мэтром, дал Комиссаров Монба, кого он решил обречь на смерть. Монба подкупил одного из охранников, чтобы тот позволил ему спастись, и, выбросившись из окна, пересек наводнение, что царило от Ниебрюка до Вордена. Он представился тому, кто там командовал, и, добившись от него паспорта для прохода к Герцогу де Люксембургу в Утрехт, нашел весь этот город настолько убежденным, будто бы Принц д'Оранж отрубил ему голову, что когда он разговаривал с этим Генералом, он привел всю гостиницу, где тот остановился, в смятение, потому как хозяин и хозяйка, кто знали его и видели тысячи и тысячи раз, приняли его за пришельца с того света. Их предубеждение исходило из того факта, что один человек явился накануне из Ниебрюка и уверял, якобы он сам видел его на эшафоте, где палач одним ударом снес ему голову. Отсюда его отправили к Месье Принцу, кто со времени своего ранения остановился в Арнеме. Месье Принц вытянул из него все сведения, какие только мог, дабы продвинуть завоевания Короля еще дальше, если имелась такая возможность; потом он отослал его назад к Герцогу де Люксембургу, посоветовав ему съездить прежде дождаться в Колоне приказов Его Величества и прощения, какого он должен был добиться от него, за то, что поднял оружие против своей страны.
Король не задерживался больше в Голландии, потеряв надежду сделаться мэтром остальной страны. Он удалился через голландский Брабант, где распорядился разведать Буаледюк, полностью окруженный водой, хотя там и не открывали шлюзы. Так как он расположен в столь выгодной манере, что сказали бы, будто он неприступен, если бы не было хорошо известно, как Граф Морис показал в свое время, что это далеко не так, поскольку он им овладел после осады в несколько месяцев; так как, говорю я, его расположение настолько выгодно, что не так-то просто его взять, враги сочли некстати прибегать к такому сильному средству, как это. Кроме того, это не показалось им слишком необходимым, поскольку Король так ослабил свою армию бесконечными гарнизонами, какие ему требовалось оставлять в покоренных им городах, что она теперь была неспособна на что-нибудь великое. Месье Принц, кто не терял с ним постоянной связи, хотя он и отсутствовал при Дворе, советовал ему всякий раз, когда он к нему писал, сровнять с землей большую часть того, что он взял, и вывести оттуда гарнизоны. Резон, каким он пользовался, состоял в том, что Король после того, как он сам засвидетельствовал Манифестом, что он гораздо меньше думал совершить завоевания, нежели унизить Республику, какую он обвинял не только в гордыне, но еще и в злоупотреблении своей доброй удачей, сам же в настоящее время, противореча себе, кажется, демонстрирует обратное. К тому же, это привело его к такому положению, что с ним теперь всего лишь горстка людей, что постыдно для великого Короля, каким был Его Величество, да еще следует прибавить, что это способно придать дерзости определенным Могуществам принять партию его врагов, о чем они никогда не осмелились бы и подумать без этого.
/Секретный договор./ Месье Принц не обвинял понапрасну, представляя все эти вещи Его Величеству. Император, Король Испании и Курфюрст Бранденбурга, кто в начале Кампании маршировали с осторожностью, начали в настоящее время поднимать головы, увидев все его силы, занятые охраной стен. Они все втроем заключили секретный договор с Голландией, и, после получения от нее субсидий, какие эта Республика обязалась им выплатить, они мобилизовали войска для подачи ей помощи, как они ей это и пообещали. Это дело получило публичную огласку, и Король не мог о нем не знать, поскольку к нему приходили уведомления об этом со всех сторон. Но Маркиз де Лувуа воспротивился мнению Месье Принца под предлогом кое-каких интриг, формировавшихся в Венгрии против службы Императора, потому-то он и рассудил, будто бы этот последний не сможет причинить зла Королю; он убедил Его Величество сохранить все, что он завоевал. Он поверил ему предпочтительно перед Месье Принцем, и между тем, вернувшись во Францию, он оставил Командование своими войсками Маркизу де Рошфору, Генерал-Лейтенанту. Он отдал ему приказ, прежде чем уехать, обложить Маастрихт, дабы воспользоваться обильным фуражом вокруг этого Места, какое он намеревался осадить при входе в следующую Кампанию. Рошфор, кто был бравым человеком, но мало что смыслившим, не приняв во внимание, что он имел с собой элиту всех войск Его Величества, так утомил их своими постоянными опасениями быть застигнутым врасплох, что просто изнурил их до изнеможения в самое короткое время.
/Настроение Мушкетеров./ Пока он совершал там такое количество передвижений, как если бы Армия в пятьдесят тысяч человек гналась за ним по пятам, кто-то из Канцелярии сообщил одному из своих друзей, принадлежавшему к Дому Короля, что тому следовало бы подготовиться к переходу в Германию; Его Величество, не имея лучших войск, чем те, что находились там, собирался их туда отправить; в настоящее время работали над отсылкой приказов, и в самом скором времени они будут получены. Это уведомление исходило из слишком надежного места, чтобы этот Офицер в нем усомнился; итак, слух тотчас же распространился среди войск, он сделался настолько всеобщим четыре часа спустя, что не было никого в этой маленькой армии, кто бы об этом не знал. В то же время несколько мушкетеров, и особенно те, кто в прошлом году были отправлены в Германию, под предлогом перехода в Шалон, громко заявили, что они туда вовсе не пойдут. Они даже осмелились публично жаловаться, якобы их надули, поскольку, под предлогом вояжа в сорок лье, их заставили маршировать без денег, без экипировки и даже без белья в столь отдаленную страну. Ла Ривьер попытался заставить их замолчать, из страха, как бы Король не услышал их, и как бы он этим не возмутился; но так как он не обладал даром заставить себя бояться, и даже в меньшей степени, чем заставить себя любить, поняв, что, несмотря на все им сказанное, они будут продолжать говорить не больше, но и не меньше, он сообщил об этом мне.
Едва я об этом узнал, как отправил к ним одного из моих друзей, кого все они знали, потому как частенько видели его вместе со мной. Я отдал ему приказ сказать им от моего имени, что если они пожелают сделать мне одолжение, они не будут говорить в таком роде; однако, так как я полагал, что исключительно недостаток денег вынудил некоторых из них дойти до принятия такого решения, я дал две тысячи луидоров моему другу, дабы он одолжил их всем тем, кто в них будет нуждаться. Я рассчитывал сдержать их этим; но никто не принял моих денег, либо из надменности, либо небольшая распущенность, как очень, на то похоже, возбудила в них желание вернуться оттуда в Париж. В самом деле, после того, как Маркиз де Рошфор исполнил отданные ему приказы, то есть, употребил весь фураж, что находился вокруг Маастрихта, и как только он получил новый приказ передать Дом Короля в руки Ланкона, Лейтенанта Телохранителей, для препровождения его к Виконту де Тюренну, кто был в стороне Везеля, все эти бунтовщики открыто дезертировали, все равно как если бы от них одних зависело, оставаться или же уходить. Ла Ривьер не посмел воспользоваться своей властью, чтобы принудить их остаться; либо он счел, что с мушкетерами совсем не то, что с другими войсками, какие прекрасно обязывают служить, вопреки всему, кем они там являются, либо он оказался более дрябл, чем должен быть в ситуации, вроде этой.
/Дезертиры./ Итак, их ушло около тридцати человек, и так как им предстояло перейти Арденны, что протянулись почти на тридцать лье от Льежа до Седана там, где они рассчитывали проложить их путь, они выбрали себе в Командиры одного Лейтенанта Кавалерии, кто пожелал удалиться к себе, потому как не ему, а другому отдали освободившуюся Роту в его полку. Я был предупрежден о том, что произошло, и написал ко Двору, дабы был выпущен приказ арестовать их по прибытии в Париж, если, тем не менее, они смогут добраться до цели, учитывая количество лесов, какие им надо было пересечь; все случилось так, как я того и желал.
