Лопе де Вега - Том 6

Ишь, как отрезала ретиво!

Мой бог!

Ах, черт!

Нельзя сильней!

Вы терпеливы были с ней.

Я только слушал терпеливо.
Да что другого было ждать
От королевы? Людовико
Она сестра…

Звучит так дико!
Должны вы деньги вновь собрать,
Чтоб знатным сделаться… Тиранка!

Ах, деньги, деньги, все-то в них!
Первопричина дел земных,
Их смысл, и сущность, и изнанка…
И что нам объяснит точней
И совершенней дел теченье?
На чем мы строим наше мненье,
Оценку жизни и людей?
Горбун — с деньгами? Он красивым
Слывет, и мудрецом — дурак,
Здоровым умником — толстяк,
Кто худ — разумно бережливым.
Ты — рыжий, при деньгах, так ты
Уж Адонис, а не Иуда,[32]
Вы ж четверо (в том нету чуда)
Без денег — нищие шуты.

Отец мой и сеньор! Раз деньги,
Как то доказано, всегда
Основа знатности и сами
Душа всех дел и начинаний,
Те деньги, что вы потеряли,
И знатность рода, ту, которой
Лишились вы, верну делами
И закреплю оружьем я.
А раз оружие — основа
Домов знатнейших — прославляет
Величье их, ну, а потом
Подняться деньги помогают —
Оружьем я клянусь своим
И обязуюсь добиваться
Похвал почетных, чтобы знатность
Бессмертьем подвигов вернуть вам.
И пусть, отец мой, не увижу
Я блеск седин почтенных ваших,—
Тех, что на грудь вам ниспадают,
Как змеи снежные, — покамест
Их не одену, не покрою
Червонным золотом, достав
Его для вас из недр Офира,
Из бездн Аравии ужасных,[33]
И не торгашеством презренным,
Не ухищреньями обмана,
А лишь при помощи одной
Руки вот этой, этой шпаги.
И с ними я надеюсь стать
За все обиды эти — карой,
За униженья все — возмездьем,
Судьбой счастливою в несчастьях,
И в этой смерти — вечной жизнью,
И в этой жизни — громкой славой,
В позоре этом — честью, словом,—
Богатством в этой нищете.

Постой, Руфино, обожди,
Послушай, вникни и останься!

Отец мой и сеньор, простите!
Раз королева грубой бранью
Такою оскорбила вас,
Мой долг оружьем вас прославить.

Я, сеньор мой, знатность ту,
Что всегда рождают деньги,—
Хоть судьба вас обрекла
На такое униженье,—
Если брат решил оружьем
Вам вернуть, верну ученьем.
Ведь дано науке тоже
Возводить на трон, нередко
Императорами делать.
Мной убитые нелепо
Годы юности цветущей
Не страшат меня — надежду
Потерять не заставляют.
Ведь и Горгий Леонтинец[34]
Приступил, на диво грекам,
Пожилым — ему сто двадцать
Было лет тогда — к ученью.
Беден я и благороден,
И отчизну неизбежно
Должен я покинуть. Нет
В мире бедствия страшнее
Для любого человека —
Бедным жить в местах, где прежде
Жил он знатным и богатым.
А вернусь к тебе, отец мой,
Мой сеньор, и удостоюсь
Твоего я лицезренья
Лишь тогда, когда в науке
Буду славою увенчан,
Потому что если знатность
В рост идет с деньгами вместе,
То наука, как сказал я,
Помогает нам сберечь их.
Потому-то и хочу я
Обрести в науке деньги,
Чтоб, с судьбою вашей споря,
Вас спасти от униженья.

Лусиано, сын мой! Тоже
Бросить ты меня намерен?
Стой, послушай, подожди,
Слушай, наберись терпенья!

Нет, отец мой и сеньор,
Уж простите: раз презреньем
Вы таким окружены,
Я вам честь верну ученьем.

Пускай Лусьяно и Руфино
В оружье и науках место
Отводят знатности — исчадью
Гнуснейшему греха и денег.
Ее держало златолюбье
В плену в подземных черных безднах,
Теперь же выпустило вдруг
На волю бешеного ветра
И волн гулливых и мятежных.
О тираническая власть
Стихий, свободных элементов!
И вот уж знатность обернулась
Дельфином иль орлом надменным.
Могучие, они проникли
В миры, сокрытые доселе,
Куда и солнце не всегда
Заходит, соглядатай неба.
Я, одинокий, бесталанный,
Без дружбы, мужества, надежды,
Без силы, бедный в самом деле,
Эпитетов я без числа
Мог подобрать бы к слову «бедный».
Какие я могу моря
Избороздить, какие земли,
Какие страны, королевства?
В одних я зло найду, наверно,
В других презренье и насмешку.
О низкие законы мира!
Зачем вы подчинили деньгам
И знатность крови, и дыханье,
И жизни первый жаркий трепет?
Ты, небо, прокляни тирана —
Того, кто в буйном ослепленье
Признал за божество металл
И богом сделал торг презренный.
О мой отец! Я вне себя!
О мой сеньор! Мой ум слабеет.
Считает он безмерным зло
И видит тщетность исцеленья.
Боюсь врагини-королевы.
Я беден, вас я вижу бедным,
Вас, жертву, что угодна богу
Была всегда, благой пример.
Но если деньги тех находят,
Кто не заботится об этом
(Черта людей властолюбивых,
Черта людей всегда беспечных),
Мир обойду, их не ища,
Пока их где-нибудь не встречу.
Пересеку моря и бездны
И гор заоблачные цепи.
Я знаю: делаю я глупость,
Вас покидая, но намерен
Я стать глупцом — тогда удача
Придет сама: я должен прежде,
Чем стать счастливцем, стать глупцом.

Скорее, Макаррон, за ним,
Останови!

Ну нет! Намерен
Я тоже знатность приискать.
Ее мне деньги обеспечат.
Как приискать их, я придумал.
Великолепный план, чудесный!
Сперва прикинусь полоумным,
И нищим, и скупцом отпетым —
Ведь только их находят деньги,
Да тех, кто крив иль от рожденья
Левша, ну, словом, антиподов
Людей красивых и своей
Судьбой довольных. С этой целью
Намерен присоединиться
Я к вашим сыновьям, — теперь
Они вас бросили по разным
Соображеньям. Лишь колеблюсь,
За кем из них пойти. Признаться,
Оружье мне не по душе.
Оно — как врач жестокосердный,
Солдаты — вечные больные,
Раненье пулей — их рецепт.
Левшам одним в солдатах место.
В науках тоже мало проку
Я вижу; много в них помех:
Меня приводит в страх и трепет
Воспоминанье об изюме,
Покрытом плесенью, о яйцах
Гнилых иль с болтуном, о вечном
Чередованье probo[35] с nego[36]
В пылу высокопарных прений
О грубых солецизмах… Нет!
Отавьо путь, я полагаю,
Куда разумней, и вольней
На нем дышать… Хотя и мало
Сулит он выгод, много легче
И беззаботней жизнь зато.
Я за Отавио пойду
В Неаполь, к вам вернусь не прежде,
Чем знатным буду и карманы
Мне знатность золотом набьет.