Бернар Ле Бовье де Фонтенель - Рассуждения о религии, природе и разуме
— А! — перебила меня маркиза. — Вы изображаете нас глупцами! Но мы вовсе не так просты, как ваш буржуа. Раз он видит, что Сен-Дени устроен совершенно так же, как Париж, он должен совсем потерять разум, чтобы не верить в его населенность. Но Луна устроена совсем не так, как Земля.
— Будьте осторожны, мадам! — подхватил я. — Ведь если окажется, что Луна во всем напоминает Землю, вы вынуждены будете признать, что она обитаема.
— Я признаю, — отвечала она, — что в таком случае трудно найти средство от этого отделаться; и фанатическая вера, отраженная у вас на лице, меня пугает. Два рода движения Земли, о которых я ранее не имела никакого понятия, делают меня значительно скромнее во всем остальном. Однако же разве это возможно, чтобы Земля светилась так же, как Луна? А ведь без этого они не будут между собою схожи.
— Увы, мадам, — ответствовал я, — светиться — это совсем не столь великое дело, как вы считаете. Только в Солнце это значительное достоинство. Оно светится само собою, в силу своей особой природы; но планеты получают свой свет лишь от него. Оно посылает свой свет Луне, а Луна пересылает его нам, и так же точно Земля должна передавать солнечный свет Луне: ведь от Земли до Луны не большее расстояние, чем от Луны до Земли.
— Но, — спросила маркиза, — разве Земля так же, как Луна, способна отражать солнечный свет?
— Я замечаю в вас, — отвечал я, — остатки уважения к Луне, от которых вы не можете избавиться. Свет состоит из маленьких шарообразных телец,[98] которые ударяются о плотную массу и возвращаются в обратном направлении, тогда как воздух или стекло они проникают в прямом направлении, через имеющиеся в них отверстия. Итак, светиться Луну заставляет то, что она твердое и плотное тело, пересылающее нам эти маленькие шарообразные тельца. Но, как я полагаю, вы не станете оспаривать у Земли эту самую твердость и плотность. Подивитесь, по крайней мере, тому, что значит выгодное положение: ведь в силу того, что Луна удалена от нас, мы видим ее только как светящееся ело и не ведаем того, что это — огромная масса, подобная Земле. Наоборот, Земля, поскольку она имеет несчастье рассматриваться нами вблизи, представляется нам всего лишь огромной массой, годной только на то чтобы поставлять пропитание животным. Мы не замечаем, что она светится, поскольку не можем оказаться на некотором расстоянии от нее.
— Это происходит таким же образом, — сказала маркиза, — как когда мы поражены блеском чьего-либо высокого положения и не отдаем себе отчета, что по существу положение это ничем не отличается от нашего.
— Да, сходство здесь несомненное, — ответил я. — Мы стремимся судить обо всем, и мы всегда находимся в неудачной исходной точке суждения. Когда мы хотим судить о себе самих, мы находимся от себя слишком близко. Но если кто находился бы между Луной и Землей, он был бы на самом точном месте для правильной точки зрения. Надо просто быть наблюдателем мира, а не только его обитателем.
— Я никогда не успокоюсь, — сказала она, — из-за несправедливости, которую мы допускаем в отношении Земли, и из-за явного предпочтения, оказываемого нами Луне, если вы только меня не заверите, что люди Луны не лучше понимают свои преимущества, чем мы — свои, и что они принимают нашу Землю за звезду, не ведая, что она также населена.
— За это, — подхватил я, — я вам ручаюсь. Им кажется, что мы достаточно точно выполняем наше назначение звезды. Правда, они не видят, будто мы описываем около них круг; но это не имеет никакого значения. Та половина Луны, которая была обращена к нам в начале света, постоянно обращена к нам и во все последующие времена. Она всегда являет нам свои глаза, рот и другие части лица, придаваемого ей нашим воображением, которое питается видимыми на ней пятами. Если бы к нам вдруг обратилась ее противоположная сторона, другие пятна, расположенные иначе, чем эти, заставили бы нас без сомнения вообразить что-либо другое. Это не значит, что Луна не вращается вокруг своей оси, но она совершает это вращение и кругооборот вокруг Земли одновременно — в течение месяца. В то самое время, как она производит часть этого вращения вокруг своей оси и должна спрятать от нас, например, одну из щек этого воображаемого лица и явить нам что-то другое, она проделывает подобную же часть своего вращения вокруг Земли и, заняв другое с нашей точки зрения, положение, продолжает обращать к нам все ту же щеку. Таким образом, Луна, которая с точки зрения Солнца и других звезд вращается вокруг своей оси, с нашей точки зрения, вовсе не имеет такого вращения. Ей же самой все они — Солнце и звезды — представляются то восходящими, то заходящими в течение пятнадцати дней, а нашу Землю она всегда видит подвешенной в одной и той же части неба.
Эта видимая неподвижность вовсе не подобает телу, которому надлежит считаться звездой, но ведь неподвижность эта несовершенна. Луна колеблется известным образом, и из-за этого колебания небольшая часть ее «лица» иногда прячется и одновременно показывается небольшой кусочек противоположной стороны. И Луна, клянусь честью, не преминет приписать это колебание нам и вообразить, что мы раскачиваемся в небе, как маятник — туда и обратно.
— Все эти планеты, — сказала маркиза, — устроены в точности, как мы, приписывающие другим то, что свойственно нам самим. Земля говорит: «Это не я вибрирую, это — Солнце»; Луна: «Это не я вибрирую, это — Земля»; и всюду царят ошибки.
— Я не советую вам пытаться здесь что-нибудь изменить, — отвечал я, — лучше вам окончательно убедиться в том, что Луна и Земля совершенно подобны друг другу. Представьте себе два этих огромных шара подвешенными в небесах. Вы знаете, что Солнце всегда освещает половину шарообразного тела, другая же половина остается в тени. Таким образом, как у Земли, так и у Луны освещена бывает всегда только одна половина, и, следовательно, когда в одной половине бывает день, в другой там ночь. Заметьте, однако: у мяча уменьшается сила и скорость, после того как он, ударившись о стену, возвращается назад; так и свет ослабевает, после того как бывает отражен от какого-нибудь тела. Этот белесый свет, исходящий к нам от Луны, есть не что иное, как свет самого Солнца; он приходит к нам от Луны лишь как отражение. Поэтому он приходит, уже утратив в значительной мере силу и яркость, которые ему были присущи раньше, когда его получала сама Луна. Точно так же сияние, которое мы получаем от Солнца и которое Земля отражает и посылает Луне, попадая туда, оказывается всего лишь белесоватым светом. Итак, то, что нам кажется светящимся на Луне и что светит нам по ночам, — это те части Луны, где сейчас день. И точно так же части Земли, где день тогда, когда они обращены к ночным частям Луны, освещают эти последние. Все зависит от положения, в котором находятся друг относительно друга Земля и Луна. В первые дни месяца, когда Луны не видно, она находится между нами и Солнцем и дневная ее часть обращена к Солнцу. Необходимо, чтобы в это время вся ее дневная часть была обращена к нему, а вся ночная — к нам. Эта последняя нам и не снится — ведь у нее нет никакого освещения, которое помогло бы нам ее видеть. Но, будучи обращена к дневной половине Земли, эта ночная половина Луны видит нас, а сама невидима, причем видит она нас в точно таком же облике, как мы видим полную Луну. И тогда это для жителей Луны «полноземелье», если только можно так выразиться. Затем Луна, проделывающая полный оборот вокруг Земли за месяц, уходит из-под Солнца и начинает поворачивать к нам маленькую частичку своей освещенной половины — и вот перед нами молодой месяц. В то же время части Луны, где ночь, постепенно перестают видеть всю дневную часть Земли, и мы кажемся ей на ущербе.
— Довольно об этом, — внезапно прервала меня маркиза, — я узнаю все остальное, когда мне вздумается; мне нужно будет только мгновение подумать и затем провести Луну по всему ее месячному кругу. В общем, я вижу, что на Луне все делается наперекор нам; и я бьюсь об заклад: когда у нас полная Луна, это значит, что вся освещенная половина Луны обращена лицом затемненной половине Земли, и в это время они нас совсем не видят, что считается у них «новоземельем». Я не желаю, чтобы меня упрекнули в том, что я заставила себе долго объяснять такую простую вещь. Но вот затмения — как они происходят?
— Вам легко догадаться, — отвечал я. — Когда у нас новолуние, то есть Луна находится между Солнцем и нами и вся ее темная половина обращена к нам, у кого в это время день, как вам легко понять, на нас падает тень от затемненной половины Луны. Если Луна точно расположена под Солнцем, эта тень его от нас закрывает и одновременно затемняется та светлая часть Земли, которая была видна с темной стороны Луны: вот вам и солнечное затмение для Земли во время нашего дня и затмение Земли для Луны во время ее ночи. Когда Луна полная, Земля находится между нею и Солнцем и вся темная сторона Земли обращена к светлой стороне Луны. В это время тень от Земли падает на Луну; если она падает на глазную часть Луны, она затемняет ту ее светлую половину, которая нам видна, и крадет у нее — там сейчас день — Солнце. Вот вам и затмение Луны во время нашей ночи и затмение Солнца для Луны в самое время дня, которым она наслаждалась. Причина же того, что затмения не наступают всякий раз, как Луна оказывается между Солнцем и Землей или Земля — между Солнцем и Луной, та, что часто эти три тела не очень точно помещаются на прямой линии ч в результате то из них, которое должно вызвать затмение, бросает свою тень несколько в стороне от того тела, которое этой тенью должно быть затемнено.
